Внимание! Важно!

[KPF]

Дорогие друзья!

До нас дошли нехорошие новости о том, что призы за ваше участие в нашем фесте не все получили!

Пожалуйста, те, кто не получил от нас ничего, напишите на u-mail сообщества от ваших ников, но указав Ф.И.О — чтобы мы в своем списке это отметили (поскольку ориентироваться будем по отосланным письмам) и переотправили вам заслуженный сувенир.

Также мы по-прежнему ждем адресов от тех, кто нам их так и не присылал. Без подарка не уйдет никто!)

С любовью, организаторы K-Pop Fest ♥

@темы: [mod], fest: Winter lottery

---

Напоминание

[KPF]

Дорогие друзья!

Мы уже начали рассылку подарков, но, к сожалению, многие из вас еще не прислали свои адреса.
Очень просим тех, кто этого не сделал, написать на нашу почту, чтобы мы могли выслать вам ваши заслуженные призы!)

А еще просим участников феста сообщить нам, кому из них было бы удобнее получить свои призы на оффлайн-встречах. О датах самих встреч будет объявлено в ближайшее время.

С любовью, организаторы K-Pop Fest ♥

@темы: [mod], fest: Winter lottery

---

Деанон

[KPF]

А теперь вы можете узнать наших замечательных авторов в аватарки!

Фики:
"love has no rehearsals" —  sulfur.
"Rethink" —  life88
"Under our Christmas tree" —  Beningfield
"Make the magic." —  solnce.alex
"As you wish..." —  [just julie]
"Ценою в жизнь." —  Haide Mai
"Непрофессиональные отношения" —  Mina 666
"Rose only" —  Reiters
"Адвокатское д(т)ело" —  Крокодил Василий
"Dilemma" —  KalCl
"Дыхание" —  ayotaesan
"Правильный выбор?" —  Щупамэн
"Легенды Альбистена" —  TesshiK
"The Universe decides" —  Osaki
"Книга Несуществующих Слов" —  Audispen
"Кот" —  miksar
"Up!" —  Bell8
"Принцессы бывают разные" —  Генерал Кросс
"just a little crush" —  hitamyu
"Lullabye" —  Kitsuri
"Серые будни Ли Хонбина" —  Domino69
"Новое время" —  Audispen
"frozen" —  трогательный телепат
"Красные кисти" —  Audispen Разделители  jollymuse
"Казалось бы" —  Tenshi vi Romania
"Black Hole" —  волшебный лосось
"Профессия: лжец" —  koreliza
"Красней, чем снег, черней, чем кровь" —  Shun
"Сложнее, чем футбол." —  Tinker Bell, go!
"Неучтенный процент." —  Domino69
"Happy end" —  мальчик-без-мечты
"Шестая станция" —  i_am_liar
"hands" —  db BananaMilk
"Линия судьбы " —  Крапивный Оладушек
"Аквамарин" —  Holy Kittens~
"闇" —  Audispen Оформление  .Vozduh
"Заметь меня!" —  Domino69
"Офис, твиттер, О Сехун" —  Light Dragonix
"какая удача!" —  db BananaMilk
"Пятница 13." —  Крапивный Оладушек
"west-east" —  оленье высочество
"To reload life" —  Генерал Кросс
"Сингулярность" —  Катсяшь
"El Coco" —  Vikara
"Девушка" —  miksar
"Две стороны зеркала" —  Audispen
"Время" —  Domino69
"Сладкая месть" —  Audispen


Переводы:
"Heads Will Roll" —  Antanya
"waiting for the lights" —  Iris_Noer
"Arabesque" —  layli
"Болен тобой" —  Лунный дождь

Арты:
"All I want for Christmas is you, мудло" —  jollymuse
"Цветы для Гиффиндора" —  maru gin
"Это пистолет в твоём кармане, или ты просто рад меня видеть?" —  genchou
"Признание" —  Seele-Helga
"Пока город спит..." —  RingO_o
"Фотоохота на Чанёля" —  Mizuho
"Fashoin is everything" —  джаниз хэ
"Let me drive" —  Mizuho
"Выбор" —  RingO_o
"Мake a wish" —  Mizuho
"Вирус" —  RingO_o

Коллажи:
"Judas (Иуда)" —  Seele-Helga
"Подарок" —  .Vozduh
"Музыкальная шкатулка" —  TesshiK
"Fashion hell" —  solnce.alex
"Gone" —  Tenshi vi Romania
"не гневайте короля" —  ayotaesan
"Be hot or be not" —  noonaknowsbest
"Kumiho" —  волшебный лосось
"Башня" —  Лунный дождь
"Subway" —  Vikara
"Изнутри" —  Лунный дождь
"Билет №190" —  Рене
"invictus spiritus" —  Haide Mai
"в клетке своих возможностей" —  Рене
"Горькие дни О Сехуна. Начало." —  Kara
"Blood brothers" —  noonaknowsbest
"Ангел-И" —  koreliza
"One was looking west and the other one east." —  Катсяшь
"Край Времени" —  Лунный дождь
"По разные стороны" —  Tenshi vi Romania
"love → evol" —  koreliza
"I just feel it" —  волшебный лосось
"Дорогая." —  koreliza
"Гость из Чосона —  Kara
"Сон наяву" —  Лунный дождь
"Игра на поражение —  Kara
"Вверх по кроличьей норе" —  Лунный дождь
"Тень греха" —  Kara
"Курортный роман. Продолжение?.." —  Vikara
"Север-Юг" —  Лунный дождь
"Форс-мажор в Министерстве" —  Vikara
" Дух времени" —  .Vozduh

Видео:
"Blindness: An Unfinished Story" —  Sayeonnie

@темы: [mod], fest: Winter lottery

---

Лотерея

[KPF]

Дорогие друзья!

Наконец-то настало время финальной лотереи.
Лотерея проводилась сегодня, определить победителя нам помог великий рандом. Делали мы это с помощью Excel (из-за того, что у нас было несколько интервалов номеров билетов, мы не могли это сделать через известные сайты рандомного выпада чисел)
Весь хитрый процесс был записан на видео, как мы и обещали))

С радостью сообщаем, что в финальном розыгрыше главного приза победил билет

№174

Билет принадлежит  Audispen
Поздравляем с победой!

Наш главный приз — кружка и изображением вашей любимой группы и логотипом феста.

Вы можете написать нам, чью фотографию разместить на кружке, или мы выберем на свой вкус, ориентируясь на ваши работы на фест)

А теперь победители среди читателей:

Самый активный комментатор:  db BananaMilk
Пронзатель:  TesshiK

Поздравляем с победой!

Дорогие авторы, напоминаем, что каждому участнику лотереи причитаются сувениры (количество зависит от выполненных работ). Поэтому не забудьте отправить нам свои почтовые адреса, чтобы мы могли отправить подарки, на наш адрес: [e-mail]

Дорогие Комментатор и Пронзатель, вас это тоже касается

Отдельно хотелось бы поблагодарить тех, кто дал билетам второй шанс! Без вас работ на фесте было бы гораздо меньше

Спасибо всем за ваши замечательные работы! Спасибо, что были с нами!
Очень надеемся, что вам все понравилось, и вы придете к нам еще

С любовью, организаторы K-Pop Fest ♥

@темы: [mod], fest: Winter lottery

---

Конец выкладки, рассылка подарков.

[KPF]

Дорогие друзья!

Вот и подошла к концу выкладка работ «Зимней лотереи». Но на этом наш фест не завершается.

Впереди — определение самого активного комментатора, пронзателя и, конечно же, главного победителя!

(Оцениваться будет не только количество, но и качество/объем комментариев)

С этого момента орги начинают учет ваших комментариев. Анализироваться будут комментарии от начала выкладки и до 14.02.2015.

Но не забывайте, как важен для авторов фидбэк, комментируйте и еще раз комментируйте! На фесте все еще немало отличных работ, которые ждут свой первый отзыв!

Участники феста, выполнившие работы по своим билетам, а также добровольцы, любезно оказавшие нам помощь с отказными билетами, будут вознаграждены памятными подарками и сувенирами. Подарки будут связаны с тематикой кей-попа и нашего сообщества. Для рассылки подарков нам нужны ваши почтовые адреса. Пожалуйста, пришлите их нам на наш адрес [e-mail]. Мы гарантируем их сохранность и полную конфиденциальность)

Для жителей Москвы возможна передача подарков оффлайн. А если вам удобнее получить групповую посылку в один город — сообщите нам об этом (групповым посылкам мы будем очень рады))

Определение победителя произойдет 16.02.2015. Поможет нам в этом рандом, и, чтобы ни у кого не возникло сомнений в прозрачности, процесс будет заснят на видео, которое мы опубликуем одновременно с объявлением о чьей-либо победе.

Деанон авторов появится сразу же после оглашения победителей.

С любовью,

организаторы K-Pop Fest ♥

@темы: [mod], fest: Winter lottery

---

Билет №389

[KPF]

Название: Дух времени
Пейринг/персонажи: Чен
Группа: EXO
Жанр: мистика, юмор
Рейтинг: G
Размер: 500x700
Описание: Реклама.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №184

[KPF]

Название: Форс-мажор в Министерстве
Пейринг/персонажи: Чанёль/Бэкхён
Группа: EXO
Жанр: АУ, юмор
Рейтинг: G
Размер: 500х600
Предупреждение: туалетный!юмор, смотреть на свой страх и риск)
Примечание: автор очень любит Чанёля и не хотел оскорбить ничьи чувства, но условия билета сделали свое дело)

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №174

[KPF]

Название: Сладкая месть
Пейринг/персонажи: Чунмён/Лухань
Группа: ЕХО
Жанр: фэнтези, юмор
Рейтинг: R
Количество слов: 1910
Предупреждения: кроссдрессинг
Описание: Лухань лежит на кровати, его руки прикованы к спинке красными меховыми наручниками, штаны теснее с каждой минутой, а под негромкую музыку танцует белокурая фигура в платье. Лухань владелец лавки древностей, уважаемый член общества, не ввязывающийся в интриги вампиров и эльфов, как он дошел до жизни такой?

Лухань лежит на кровати, его руки прикованы к спинке красными меховыми наручниками, штаны теснее с каждой минутой, а под негромкую музыку танцует белокурая фигура в платье. Лухань владелец лавки древностей, уважаемый член общества, не ввязывающийся в интриги вампиров и эльфов, как он дошел до жизни такой?
Лухань один из многочисленных богов удачи, которых в мире пруд пруди мелких, не так много способных даровать что-то серьезное и тех, кто способен изменить судьбу, наперечет. Он переехал в Таинственные Заводи триста пятьдесят лет назад, в город, где обычных людей почти не было, зато леса кишели эльфами. Он еще помнит, как сгонял ушастых стрелков с бамбука, их трубки для стрельбы до сих пор висят у него на стене в магазине как трофей, раз в год делегация разных кланов приходит их выкупать, повышая цену. Соглашаться Лухань не намерен, но варианты они предлагают интересные, почему бы и не развлечься.
В вечных интригах Таинственной Заводи Лухань симпатизирует вампирам, они сексуальнее, но четко держит нейтралитет. Бэкхён из кондитерской напротив (хотя кто в здравом уме назовет это адское место кондитерской) приносит ему несвежие чизкейки и советы, однажды, к примеру, предложил присмотреться к тому лопоухому рыжему, в кудряшку — врагов нужно держать ближе друзей, шпионов врагов тоже. Лухань подержал его пару раз, пока не выяснилось, что ему просто нужен был какой-нибудь дар, чтоб занять положение повыше и привлечь кое-чье внимание. Хотя, нужно признать, старался он на совесть, Луханю даже было почти не жалко, что его так нагло использовали. Ну, рыжему с его щенячьей любовью все равно ничего не светит, а обращать в котиков у Луханя не получается, только если сразу в нескольких. Зато его лавка сияет чистотой сверху до, гм, низа весьма познавательного подвала.
Один раз Лухань даже почти был женат, на эльфийке — не из этих полоумных древопрыгов, а нормальной, высокой длинноволосой блондинке, похожей на снулую рыбу в постели. Его родные-то хоть жили лет по триста, а та была бы бессрочного пользования, Лухань очень вовремя уличил ее приятелей в краже пирожков с водой и ковра-самоката, помолвка была разорвана с извинениями и отступными той стороны, но в Европе его с тех пор не любили. Кто бы знал, что их эльфы такие злопамятные.
Вот после этого случая Лухань и решил переехать поближе к Родине, правда, он не знал, что тут развелись вампиры. К вампирам Лухань испытывает физиологическую слабость. Бледная кожа, томная красота и утонченность, холодная воля и циничный расчет — у Луханя неумолимо встает на их обладателя. На обладательницу вот почему-то не встает, видимо, предыдущий опыт его подкосил. Так или иначе, Лухань не может не затащить симпатичного вампира в постель (а они все были симпатичные, заразы), потом на него дуются эльфы, над его лавкой неделю идет дождь, подвал затапливает, Лухань бесится и ходит в соседнюю кондитерскую есть чизкейки с валерианой, а потом появляется Кёнсу и вынуждает Луханя давать проклятым эльфам скидку, потому что спать в мокрой постели невозможно. Вампиры тоже внакладе не остаются, Лухань непроизвольно наделяет их даром в момент, кхм, особенно сильного наслаждения. А кого не наделяет — те недостаточно стараются, и Луханю их даже не жаль. Сплетни в Таинственной Заводи распространяются быстро, почему от Луханя уходят с чем пришли, все знают, насмешки и обидные прозвища преследуют несчастных еще долго.
Раз в неделю, по пятницам, Лухань ходит в клуб послушать музыку и присмотреть себе кого-то на месяц-другой, но с некоторых пор там выступает Сладкая Сусу, очаровательная белокурая певица-вампир, в алом платье, с чистым, как звон серебряных колокольчиков, голосом, и такими ногами, при виде которых у Луханя из штанов рвется заинтересованность. Она еще и танцует, и каждый ее танец Лухань от восторга готов расстелиться на сцене, прямо под каблучки ее черных туфель, да и вид снизу лучше. Иногда она выбирает кого-то из гостей и уводит с собой, счастливчику люто завидует весь клуб, а Лухань больше всех, слухи о ее божественных умениях и ненасытности он жаждет проверить на практике. Пока, впрочем, ему достаются только обольстительные взгляды и подвязка шелковых чулок на светлом бедре, демонстрируемая в разрезе платья каждое выступление, Сусу поет слезодавительную балладу и медленно сдвигает подвязку с бедра, так чувственно, что Лухань боится сломать столешницу, и даже не руками. Лухань пробует про нее разузнать, но Сладкая Сусу такая же сладкая, как таинственная, Лухань остается ни с чем.
Поэтому, когда делегация эльфов приходит к нему в очередной раз, а пусканиям слюны на сладкую Сусу исполняется два года, Лухань задумывается. Кёнсу обещает ему ночь с Сусу в качестве тест-драйва и месяц, если понравится, за три трубки из девятнадцати. Можно же сказать, что не понравилось, решает Лухань, в конце концов, одна ночь его ни к чему не обязывает, и соглашается. Бэкхён вяло торгуется с Кёнсу за сапоги-скоморохи, Кёнсу они не нужны, Бэкхёну тоже, но первый пришел сюда собирать сплетни, а второй не уступит Бэкхёну ничего из принципа, так что Бэкхён уходит, нагруженный ценной информацией и обещанием рассказать все в подробностях, а Кёнсу смотрит на расписные лаковые сапоги на ракетном ходу и соображает, как вернуть их обратно и не платить неустойку. Бэкхёну-то разок со Сладкой Сусу повезло, он мечтательно улыбается и говорит, что такое описать невозможно, Лухань должен это сам пережить. Кёнсу тоже улыбается, но от его многообещающей улыбки у Луханя мороз по коже.
Вот так и вышло, что Лухань поздно вечером лежит на собственной кровати, из одежды на нем только штаны и предвкушение, Сладкая Сусу пристегивает его запястья к спинке, и не то чтобы Лухань был поклонником чего-то погорячее, но как откажешь, когда маленькие аккуратные руки гладят и сжимают в таких местах.
— Ты же хочешь быть плохим мальчиком? — ее нежный шепот отдается у Луханя внизу живота, и да, он хочет быть плохим мальчиком, нашкодившим котом и кем угодно, кого там еще наказывают.
— О да, детка, накажи меня, — мурлыкает он в ответ и трется стратегической частью штанов, намекая, что уже плохой. Сусу защелкивает наручники, гладит его между ног — Лухань тихонько скулит — и включает музыку.
Лухань раздвигает ноги пошире, чтобы лежать было удобнее, смотрит, как она выгибается и скользит по своему телу руками, как приминаются красно-черные перья и мелькает в разрезе платья бедро. У нее красивые руки и крепкие бедра, она проводит пальцами по подвязке, ныряет под платье и ласкает себя там, Луханю не видно, как именно, но видно реакцию. Сусу запрокидывает голову, приоткрывает рот и стонет, тихо и так сладко, что Лухань вот прямо немедленно хочет ей помочь.
— Хочешь меня?
— Еще как хочу, моя сладкая, — у Луханя как-то вдруг пересыхает во рту.
— Это хорошо-о-о-о… — да что она там делает, чтоб так стонать.
Сусу скидывает туфли, подходит к кровати, ставит левую ногу рядом с его головой, так, чтобы он мог дотянуться губами до косточки и медленно скатывает чулок вниз. Лухань целует ее ногу, смотрит, как обнажается светлая, без единого волоска кожа и думает, где еще она такая же гладкая.
— Иди ко мне, — зовет Лухань. — Я о тебе позабочусь.
— Сначала я о тебе, — Сусу перекидывает волосы на одну сторону, садится на кровать и касается его шеи губами. Лухань вздрагивает, он уже как будто чувствовал эти поцелуи, спускающиеся все ниже и ниже, и ладонь, ласкающую его между ног. — Нравится? — Лухань согласно булькает, он даже стонать не может, завороженный ее движениями. Светлые локоны скользят по его животу и груди, щекочут и возбуждают, Лухань увидел бы их чуть ниже, там, где хозяйничает ее нежная рука.
Сусу пересаживается чуть дальше, она все еще полностью одета, а у Луханя только что расстегнутые ею штаны.
— Вытащи его, — просит Лухань. Стоит уже так, что больно.
Сусу приспускает его штаны — Лухань облегченно стонет, а потом и не облегченно, ему еще никогда с такой жадностью не сосали. Горячо, жадно, сладко, постанывая от удовольствия. Лухань дергается, но руки пристегнуты, сделать он ничего не может, только стонать и дергать бедрами вверх, заставляя принимать его всего. Сусу не останавливает, скорее наоборот, но Луханю все равно хочется взять ее голову в ладони и направлять движения, ощутить эти светлые локоны между пальцев. Он сжимает руки в кулаки и кончает, почти чувствуя мягкие пряди, долго, глядя, как Сусу глотает все до капли.
Лухань понятия не имеет, сколько прошло времени, когда он приходит в себя после самого лучшего в жизни… нет, у него язык не повернется назвать это так, как называют обычно, это святотатство практически. Он открывает глаза и трясет головой, фокусируя взгляд на фигуре в красном платье.
— Ну что, детка, продолжим?
— Конечно, — говорит Сусу, но Лухань понимает, что что-то здесь не так.
— Расстегнешь их?
— Мы и так справимся, — хищно улыбается Сусу и откидывает волосы назад.
— Детка? Что-то не так?
— Еще как, гребаное ты Серебряное Копытце, но сейчас я тебе отомщу.
— Чунмён?!
— А ты еще кого-то так осчастливил?
— Эй, я все честно выполнил! Ты хотел перестать пить кровь, ты перестал!
— Я хотел перестать пить что бы то ни было вообще! Ты сделал меня хреновым вампиром-спермососом!
Лухань истерически ржет.
— Я не виноват, что ты так хорошо… то есть, нет! Это совпало просто так, ты мне в это время… Чунмён, нет!
— Пошел ты, скотина рогатая. Попробуй только дерни своей ногой, — Лухань замирает, все вампирские способности остались при Чунмёне. — Ты хоть представляешь, через что мне пройти пришлось?
— Ну… нет?
— Вот именно! Я притворялся певичкой, чтобы никто не догадался, что вместо крови мне нужно пить что-то еще. Мне пришлось отрастить волосы, сделать маскировочное кольцо, даже танцевать научиться! Ничего, теперь ты побудешь на моем месте, — Чунмён вытаскивает из-под подвязки остро отточенное лезвие и срезает с него штаны.
— Э-э, Чунмён? Я же не лишал тебя члена!
— Не волнуйся, я твой тоже при тебе оставлю, — Лухань переводит дыхание, но ровно до того момента, пока Чунмён не вытаскивает баллончик с пеной для бритья. — Но легче тебе от этого не станет.
Чунмён намазывает его ноги пеной и сноровисто бреет, Лухань от шока даже говорить не может. Но самое ужасное не это. Самое ужасное в этой унизительной процедуре то, что Луханя она возбуждает.
— Ты быстро, — говорит он прежде, чем понимает, что именно говорит. — На себе приноровился? — Чунмён щурится и садится обратно. Встряхивает баллончиком. Мажет пеной подмышки Луханя. — Ты этого не сделаешь! — Лухань бледнеет.
Чунмён выдавливает остатки пены между его ног.
— Чунмён, что угодно, только там не брей!
— Что угодно? — Лухань истово кивает. — Тогда расслабься.
— Тогда… что?
Чунмён снимает платье, второй чулок и черные трикотажные трусы, почему-то оставляя подвязку, и выглядит чертовски сексуально.
— Я бы предложил тебе поднять мое настроение, но ты мне нравишься привязанным, — Чунмён стоит перед ним на коленях и поднимает настроение собственноручно. Лухань ерзает, надеясь, что это выглядит не как нетерпение, потому что Чунмёна, чтоб ему пять лет икалось, ему теперь хочется почувствовать внутри. А Лухань трепетно относится к своему крутому мужественному образу. Чунмён закидывает его ноги себе на плечи, Лухань громко сглатывает, когда его почти девственной задницы касается смазка, и старательно не смотрит на Чунмёна. Ни на одну из частей тела Чунмёна. — Ты похож на девственницу в первую брачную ночь, — усмехается Чунмён и входит.
Лухань вцепляется в спинку и стонет. Ладно, это не так плохо, как могло бы быть, но и не так хорошо, конечно, потому что…
— Ох ты ж твою бабушку в полночь!.. — Луханя выгибает дугой. Чего-то он явно не знает, Чунмен имеет его так, что звезды из глаз сыплются. Луханя еще никто не доводил до такого состояния за пару минут, он едва сдерживается, чтобы не скулить от наслаждения и не умолять, и абсолютно беспомощен перед размашистыми быстрыми движениями, кажется, он сейчас развалится на две постанывающие от желания половинки, или взорвется на много маленьких кусочков, кровать вот, например, уже. Лухань вытряхивает сломанный столбик из кольца наручников, прижимает к себе Чунмёна за шею и кончает одновременно с ним. Если это месть, он готов, чтоб Чунмён ему мстил почаще.
Утром Лухань обнаруживает пропажу трех эльфийских трубок для стрельбы, одного молодильного ананаса и коробки смешариков. Больше он с проклятыми эльфами не договаривается, из-за них, поганцев, ему подмышки побрили.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: R

---

Билет №167

[KPF]

Название: Север-Юг
Пейринг/персонажи: Сухо/Сехун
Группа: EXO
Жанр: АУ, ангст
Рейтинг: G
Размер: 500x600
Предупреждения:

спойлер

смерть персонажа
Описание:
Он был мой Север, Юг, мой Запад, мой Восток,
Мой шестидневный труд, мой выходной восторг,
Слова и их мотив, местоимений сплав.
Любви, считал я, нет конца. Я был не прав.
© У. Х. Оден

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №380

[KPF]

Название: Курортный роман. Продолжение?..
Пейринг/персонажи: Чонин/Лухан
Группа: ЕХО
Жанр: АУ, романс
Рейтинг: G
Размер: 1536х1024
Описание: Перед началом нового учебного года Лухан, последовав совету своего закадычного друга, отправляется отдохнуть, немного изменив себе внешность. На отдыхе он знакомится с привлекательным молодым человеком, называющим себя Кай. Они закручивают курортный роман и прекрасно проводят время вместе. Вскоре две недели отдыха истекают, и Лухану пора возвращаться в реальную жизнь.
Придя в первый день занятий в университет, Лухан узнает, что к ним перевелся сын ректора, Ким Чонин. И каково же его удивление, когда в стильном красавце он узнает Кая! Да и тот его узнал. Только вот в реальной жизни Лухан - неуверенный в себе зануда-отличник.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №166

[KPF]

Автор: lucelucetaliena
Название: Болен тобой
Разрешение на перевод: получено
Пейринг/персонажи: Минсок/Чунмён
Группа: EXO
Жанр: АУ, мистика
Рейтинг: R
Количество слов: ~12 000
Предупреждения: мысли о самоубийстве, религиозная тема
Посвящение: моей любимой онни А.
Описание: Минсоку больно дышать, но с Чунмёном это становится легче.

Глава 1.

Кёнсу ставит перед ним корзину, раскрывает ее и тут же спрашивает:
– Как тебе?
– Я еще не успел попробовать, Су, – смеется Минсок.
– Запах тоже очень важен, – серьезно говорит Кёнсу и, улыбаясь, протягивает вилку.
– Что это?
– Хлеб на пару с начинкой из кокоса, джема юдзу и шоколада, – тарабанит Кёнсу, придвигая корзину поближе.
Намек понятен; Минсок принимается за еду. Он старательно ополаскивает рот водой с лимонным соком после каждого нового ингредиента, чтобы не притупить вкус.
– Правда очень вкусно, Кёнсу, – признается Минсок, доедая последний кусочек. – Как всегда.
– Точно? Я боялся, что с кокосом выйдет слишком сладко, и я никогда не работал с пальмовым сахаром, но…
– Очень вкусно, – перебивает Минсок. – Это будет бомба.
– Надеюсь, – бормочет Кёнсу, взволнованно прикусывая нижнюю губу. Минсок мягко цокает.
Кёнсу поднимает глаза, и Минсок треплет его по волосам.
– Не сомневайся.
– Хочешь еще? – предлагает Кёнсу. Минсок задумчиво кусает губы. – Тебе нужно лучше питаться, хён.
– Разве? – Минсок оглядывает себя. Кёнсу хватает его за запястье. У него маленькие руки, но он с легкостью обхватывает пальцами запястье Минсока и сильно сжимает. – Это все из-за танцев Чонина и Сехуна, во время уборки они вечно тянут меня за собой.
У Кёнсу большие выразительные глаза, а когда они широко раскрыты и в них стоят слезы, все его чувства – как на ладони. Но никогда прежде он не смотрел на Минсока с такой тревогой, даже во времена, когда только основал это кафе.
– Принесу-ка тебе тушеного мяса, – решительно говорит Кёнсу, отводя наконец взгляд, отодвигает стул и поднимается. Стук громко раздается в пустом кафе: сегодня праздник, и оно закрыто для посетителей. – Осталось со вчерашнего дня, могу поделиться.
Минсок согласно мычит. Они оба знают: «поделиться» означает, что перед Минсоком будет полная тарелка риса с тушеным мясом, а Кёнсу будет клевать хлеб, изредка макая его в соус.
Кроме еды, приготовленной Кёнсу, Минсок ест мало, в основном потому, что у него теперь почти нет аппетита, а днем он работает у Кёнсу кассиром.
– Как ты думаешь, ангелы едят человеческую еду? – небрежно спрашивает Кёнсу.
Минсок кивает.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, они когда-то были людьми, почему бы и нет, – рассуждает Минсок, натыкая на вилку кусок свинины.
– Разве им это нужно? Они ведь бессмертны, – вслух размышляет Кёнсу, надламывая нетронутый за день багет.
– Ты не слышал о манне? – интересуется Минсок и доедает последнюю ложку риса под пристальным взглядом Кёнсу. – Ангельский или небесный хлеб, что-то в этом роде.
– Может, мне назвать те булочки «Ангельским хлебом»... – задумывается Кёнсу и резко переводит взгляд на Минсока: – Они были легкими и воздушными?
– Кто? Ангелы?
Кёнсу закатывает глаза.
– Нет, хён. Булочки.
– Пожалуй, да.
– Тогда решено – «Ангельский хлеб»! – довольно говорит Кёнсу.
– Можно взять немного домой? – внезапно спрашивает Минсок, и Кёнсу расплывается в широкой улыбке.
– Конечно, – хлопает он в ладоши, – мне все равно нужно практиковаться его делать. Ты снова останешься со мной до самого вечера?
– Мне с джемом юдзу, пожалуйста, – весело говорит Минсок и встает вслед за Кёнсу, чтобы помыть посуду. – Конечно. Я всегда остаюсь, иначе ты застрянешь здесь до полуночи.
– Что бы я без тебя делал, – напевает Кёнсу и поддразнивающе улыбается.
Головная боль Минсока из-за прохладного вечернего воздуха всегда утихает от пения Кёнсу.

***

– Спокойно ночи, Су, – Минсок целует Кёнсу в лоб, и тот чуть морщит нос. Рукой он мягко держит Минсока за талию, будто хочет убедиться, что Минсок все еще тут и не растает, как дым.
– Мне уже не пять лет, знаешь ли, – ворчит Кёнсу.
– Все равно я всегда буду старше тебя на пять лет, – улыбается Минсок. В его руке болтается пакет с еще теплым хлебом.
– Удачно добраться домой, хён, – на прощание говорит Кёнсу, ступая в лифт. Минсок машет рукой и ждет, пока двери лифта закроются. Затем он разворачивается и легонько кланяется пожилому охраннику, который при виде знакомого лица приветственно машет рукой.
– Каждый раз провожаешь его домой, да? – хмыкает охранник. – Ты хороший хён, честно говоря, не знаю, что бы он без тебя делал.
Минсок наклоняет голову, принимая похвалу, и делает знак рукой, удаляясь.
Развязка, откуда он добирается до своего района, в десяти минутах ходьбы. Но сегодня он останавливается и смотрит на чернильное небо, на бледную, как мел, луну, выглядывающую из-за облаков. Минута – и он отправляется дальше, вниз по пустынной улице.
Сегодня еду не нужно будет прятать в холодильник.

***

– Вкусно.
Минсок согласно улыбается, а затем переворачивается на спину и закрывает глаза. Лунный свет омывает серебром их и все вокруг.
– Да? Называется «Ангельский хлеб», поэтому я вспомнил о тебе, – тихо говорит Минсок. – Кёнсу мне не верил, представляешь? А ведь я всегда честен, когда дело касается его готовки.
– Ну, не надо. Я не ангел, – в его голосе слышны дразнящие нотки, и Минсок смеется.
Смех отдается эхом в тесном пространстве, окруженном густыми кустами и невысокими деревьями. Звук рябью проходит по лениво плещущейся реке, и он слышит каждое движение собеседника.
– С тобой весело играть, твое святейшество, – говорит Минсок.
– Кимчи-спагетти были гадостью, – спокойный голос звучит ближе, и Минсок чувствует, как его бедра касается чужое колено. Он смотрит в сторону и встречается взглядом с собеседником. – Ты мог бы тогда и поуменьшить восторг, я ведь правда решил, что там какой-то чудесный вкус.
– Кто же виноват, что ты так доверчив. – Минсок думает, что светлые волосы собеседника при ярком свете луны еще прекраснее, хотя куда уж дальше.
Молчание служит ему ответом, и Минсок обеспокоенно глядит на собеседника.
– Я сказал что-то не то?
– Вовсе нет.
Минсок нащупывает под рубашкой маленький камушек. Платиновая цепочка, на которой он висит, стучит о камушек с тихим звоном.
– Ты еще не принял дозу в этом триместре? – его дыхание холодит губы Минсока.
– Если честно, увидеть тебя я хотел больше, – краснея, признается Минсок.
– Твои щеки лишились былой пухлости, – его пальцы, которыми он легко касается лица Минсока, теплее ладони. – Ты ведь знаешь, я хочу, чтобы ты был здоров.
– Я и так жив так долго благодаря тебе, – бормочет Минсок, невольно отмечая, как красив изгиб его губ, когда он говорит.
– Я дал тебе кристалл не просто так.
– Я забыл, как его открывать, – Минсок дуется, его раздражает такой напор. – Не хочу испортить твою работу.
– Я всегда могу достать еще.
– Кислятина.
– Только так оно может долго храниться.
– Лучше б я чаще с тобой виделся.
Тут мягкие губы прижимаются к губам Минсока, и он обводит их языком. Минсок приоткрывает губы, чувствуя на чужом языке джем юдзу – а еще незнакомую сладость, что теперь ему так редко достается. Минсок настойчиво хватается за мягкую, как обычно, светлую рубашку – сегодня она оттеняет его глаза, бледно-лиловый, почти серо-голубой цвет – и не отпускает.
– Доктор, я не принимаю лекарство уже три месяца, – шепчет Минсок в чужой рот. Это звучало бы двусмысленно, не будь чистой правдой. Смешок – и его целуют довольно жестко по сравнению с тем, как мягко проникает в него язык.
Руки гладят волосы Минсока, проводят от плеч вниз, чтобы сплести пальцы вместе, как кружево, и напряженное тело Минсока расслабляется. Поцелуи действуют иначе. Когда хватка Минсока ослабевает и он отстраняется, в отражении в чужих глазах видно: его щеки рдеют не только от поцелуев, они пышут здоровьем, глаза ярче, и сердце снова сильно бьется. У Минсока срывается дыхание, и они ждут, пока он сможет дышать ровно.
– Каков упрямец, – хмыкает собеседник. Минсок тянет его к реке, почувствовать, как ледяная вода щекочет их руки и ноги. – Но мое лекарство сильнее, и его эффект тоже.
– Тогда какой смысл в этом кристалле? – упрямо вздыхает Минсок.
– Я не всегда могу к тебе спускаться, – мягко отвечает собеседник, и глаза его светятся пониманием. – Ты такой попрошайка, когда дело касается внимания.
– Только твоего, – тихо говорит Минсок, и, к его удовольствию, тот краснеет. – Ты можешь покраснеть?
– Мы и человеческую еду можем есть, – возмущается он и тычет Минсока в бок.
Минсок ловит его за руку и тянет к себе, тот уступает. Минсок тоже ерзает, переплетая его ноги со своими и подбираясь ближе. Его спутник играет с цветами, усеявшими лозу, которая тянется вдоль реки, и рядом с огромными белыми лепестками его руки выглядят меньше, чем они есть. Они сидят в тишине до тех пор, пока Минсок недвижим.
– Знаешь, как ты прекрасен? – шепчет Минсок, и его собеседник медленно сглатывает.
– Ты всегда так говоришь мне, – отвечает он тихо и ровно. – Я этого недостоин.
– Неправда.
– Тебе пора, почти два ночи.
Минсок ведет пальцами вниз к ровно бьющемуся пульсу.
– Хорошо, – Минсок поправляет его пряди волос, взъерошенные ветром, и встает. – Я скоро тебя увижу?
– Когда увидишь луну, как обычно, – его глаза открыты, и у Минсока перехватывает дыхание – от вновь подувшего бриза и от чистого взгляда, что всегда имел над Минсоком особую власть. – Пожалуйста, не затягивай с приемом содержимого сосуда, иначе оно испортится. Я больше не буду таким снисходительным.
Минсок принимает душ недолго, но мягко льющаяся вода освежает. Он яростно растирает волосы махровым полотенцем, выключает свет и сворачивается на кровати на пуховом одеяле.
Лунный свет просачивается сквозь занавески, но лучи не слепят Минсока, а тихо убаюкивают, и он засыпает.

***

– Привет, чудо-случай.
Минсок фыркает и заходит в кабинет врача.
Чондэ приветственно улыбается и шлепает Луханя по голове больничной картой Минсока. Лухань негодующе вскрикивает:
– Можно мне не называть своего лучшего друга чудо-случаем?
– Надо быть профессионалами, хён, – напоминает Чондэ и расправляет карту, а потом кладет ее на стол перед Луханем. – Никаких лучших друзей.
– И это говорит человек, который воспользовался связями, чтобы перейти в мое подчинение, – фыркает Лухань, глядя на Минсока. Тот понимающе вскидывает бровь. – На работе и дома.
– Хён! – ноет Чондэ, и Лухань протягивает руку, чтобы притянуть его к себе за ремень. – Что?
– Не будешь ли ты так любезен принести наш сфигмоманометр и распечатать КТ-сканы за прошлый месяц? – дразнит Лухань, и Минсок устраивает подбородок на скрещенных пальцах.
– Ага, – бормочет Чондэ, дуясь на смешки Минсока. – Минсок-хён, ты тоже вредный.
– До тебя ему далеко! – бросает Лухань вслед уходящему Чондэ.
Минсок имитирует звуки тошноты. Лухань пожимает плечами.
– Он сам хотел со мной работать. Но ладно, как себя чувствует мой лучший друг?
– Хорошо, – быстро отвечает Минсок.
– Кажется, ты похудел, – Лухань встает и достает стетоскоп. – Давай, как обычно.
Минсок послушно встает, наклоняется, чтобы достать весы, и снимает обувь. Он становится прямо, когда Лухань выглядывает из-за его плеча, и чувствует, как тот скользит рукой по спине. Холодный кружок прижимается прямо возле лопатки, и он дышит как можно ровнее.
– Ты знаешь, что стетоскоп тебе не перехитрить, – тихо говорит Лухань, левой рукой нажимая Минсоку на живот. Минсок сдается и расслабляется. – Вот так.
– Чондэ прав, ты вредный, – вздыхает Минсок, и когда он поворачивается, чтобы взобраться на кушетку, глаза Луханя поблескивают.
Минсок грозится ему врезать, и Лухань примирительно поднимает руки вверх.
– Идиот, – Минсок все равно невольно улыбается. Лухань прижимает стетоскоп к его груди.
Пока он тщательно прослушивает каждый участок, стоит тишина. Наконец он заканчивает и бросает стетоскоп на кушетку позади Минсока. Тот ждет, перебирая ногами над холодным кафельным полом, а Лухань усаживается обратно в кресло. Он сидит лицом к Минсоку, как будто повернуть стул обратно к столу займет слишком много времени.
Лухань берет ярко-синюю ручку и начинает быстро писать на чистом листе карты. Минсок чувствует радость оттого, что Лухань все еще пользуется его подарком – он узнал его по китайскому имени Луханя, выгравированному на пластике.
Лухань быстро двигает рукой, необычно сильно сдавливая ручку, и Минсок поджимает губы.
– Не дави, – тихо говорит Минсок. Лухань поднимает взгляд. – Как ты и сказал, я чудо-случай.
– Все равно я должен быть осторожным, – говорит Лухань и переводит взгляд на частично заполненный лист, не отрывая от него ручку. – Я должен исключить каждую версию, убедиться, что нет признаков того, что я что-то упускаю или интерпретирую неправильно, и что медсестры обрабатывают сканы надлежащим об…
– Лухань.
– Я не могу, Минсок. Я не могу расслабиться, пока забочусь о тебе, – шепчет Лухань и зарывается левой рукой в волосы. – Я уже допустил ошибку, я не…
– Я могу обратиться к другому врачу, – говорит Минсок, сползая с кушетки, и становится возле Луханя.
– Нет, – Лухань отвечает резко, как всегда, когда разговор касается этой темы. – Я не доверяю больше никому.
– Тогда доверяй самому себе, – Минсок берет Луханя за руку, все еще зарытую в волосы. – Я тебе доверяю.
– В таком случае хватит пытаться меня обмануть, – срывается Лухань, и Минсок отшатывается.
С Минсоком Лухань всегда огорчается поэтапно – начиная с неуверенности и заканчивая чрезмерной тревогой и гневом. Ведь пока он чувствует себя виноватым, что не может правильно оценить ситуацию, то, что Минсок скрывал от него симптомы и до постановки диагноза, и после, будет его больным местом.
– Прости, – тихо говорит Минсок.
Лухань молча отпускает его руку и возвращается к записям, а Минсок ерзает на стуле напротив. Он хмурится, глядя на китайские иероглифы – они ему совершенно непонятны.
– Что, если твои записи кому-то понадобятся? – осторожно спрашивает Минсок, и у него вырывается вздох облегчения, когда Лухань смеется в ответ, ставя точку.
– Записи на китайском помогают сохранять конфиденциальность пациентов, и я учился, используя китайские термины. Но у меня есть копии на корейском, – говорит Лухань. Его смешливый ответ рассеивает напряженную атмосферу.
– Я вернулся! Извините за задержку, принтер зажевал бумагу, – Чондэ вбегает, сжимая в одной руке аппарат, о котором просил Лухань, а в другой – распечатки.
– Он слишком старый, его пора списать, – снисходительно отмечает Лухань и достает распечатки из конверта.
Чондэ начинает трещать об уроках вокала, которые он недавно начал брать, но Минсок отвлекается, когда Лухань замирает над распечатками.
– Лу? – зовет Минсок.
Лухань испуганно дергается и поднимает взгляд.
– Чондэ, не мог бы ты проводить Минсока из кабинета и позвать Исина? – Лухань говорит ровно, но в его голосе слышен какой-то намек.
Минсок хмурится и хочет возразить, но Чондэ твердо берет его за локоть и ведет наружу.
– Чондэ…
– Минсок-хён, – вздыхает Чондэ, кивая проходящему мимо врачу. – В случае с тобой доктор Лу особенно щепетилен.
Минсок ничего не говорит и идет вслед за Чондэ в комнату ожидания.
– Он очень внимателен и часто зовет доктора Чжана для консультации, так что не волнуйся, – Чондэ набирает стакан воды в фонтанчике и протягивает Минсоку. – Я сейчас вернусь.
Когда Чондэ возвращается вместе с доктором Чжаном, Минсок встает, чтобы поздороваться.
– Исин, – представляется доктор, низко кланяясь. Когда он выпрямляется, становится заметна ямочка на его щеке. – Я много о вас слышал, господин Ким.
– Минсок, – настойчиво поправляет он, пока Чондэ ведет Исина обратно к Луханю.
– Мне нужно, чтобы ты пришел через неделю, – говорит Лухань, как только Минсок заходит в кабинет.
Исин все еще здесь, он мурлычет себе под нос, вертясь в кресле, где до того сидел Минсок, и изучает распечатки.
– Что? – удивляется Минсок, и Лухань кивает, не отрывая глаз от компьютера, куда он записывает время приема.
– Думаю, мы можем прийти вместе после нашего футбольного матча, – говорит Лухань.
– Футбол? – спрашивает Исин, и его голос повышается.
– Он играет со мной, – объясняет Лухань.
– Лухань, ты знаешь, что это не рекомендуется, – качает головой Исин, кладя распечатки обратно на стол. – У него уже был пневмоторакс легкого, ему нельзя так напрягаться.
– Нужно, чтобы его кровь циркулировала, Исин, – Лухань жмет Enter и поворачивается лицом к ним обоим. – В ней и так мало кислорода. Его сердце здорово.
– Я только после чувствую, как не хватает дыхания, но это же нормально, правда? – говорит Минсок, и Исин вздыхает.
– Меня больше беспокоит деление клеток.
– Поэтому я и прошу его прийти на следующей неделе.
– Но я не всегда прихожу после наших матчей, – говорит Минсок.
– Минсок, – Лухань встречается с ним глазами. – Ты принимаешь лекарства?
– А что?
Чондэ резко отворачивается, начиная расставлять на столике позади Луханя шприцы. Исин откашливается. Взгляд Луханя тверд, и Минсок понимает, что он знает.
– Лухань, я... – сглатывает Минсок и видит, как глаза Луханя увлажняются, пока он подбирает слова.
– Тогда почему у тебя появились три новые кисты?
Голос Луханя надламывается вместе с полным вины сердцем Минсока.

***

– Я причиняю им боль.
Он вздыхает в ответ на слова Минсока; тот вертит в руках шапку.
– Может быть, то, что я цепляюсь за жизнь, ранит их сильнее, чем если бы я оставил их, – продолжает Минсок, аккуратно надевает шапку ему на голову и поправляет ее.
– Я могу дать тебе только то, чего ты хочешь.
Минсок ожидал что-то в этом роде
– И это свойственно людям – хотеть жить, – соглашается Минсок, глядя на него, пока его голова покоится на коленях Минсока.
– Наверное, – в его голосе слышится сомнение. Он берет Минсока за руку и целует прямо посредине ладони. – Я тоже не хочу, чтобы ты умер.
– Я бы стал ангелом, как ты? – дразнит Минсок и застает собеседника врасплох.
– Это... – он колеблется, и печально надутые губы смешат Минсока – он касается их кончиком пальца.
– Это решаешь не ты, верно?
– Ага. Ну, я так думаю. Мы докладываем о поведении и характере человека после смерти, но не уверен, что это на что-то влияет.
Минсок задумчиво выдыхает:
– Честно говоря, иногда мне кажется, что ты мне лжешь. О том, что ты ангел.
– Я никогда не лгу, – отвечает он, и Минсок прижимается поближе.
– Какой лжец признается в собственной лжи?
– Тот, у кого есть, о ком заботиться.
Шею Минсока тянет, когда его наклоняют, чтобы поцеловать, – изворачиваться неудобно, но удовлетворенный вздох, срывающийся с чужих губ, того стоит.
– Споешь мне? – спрашивает Минсок.
– У меня не очень хорошо получается.
– Это буду решать я, – улыбается Минсок, и тот уступает.
Минсок закрывает глаза и внимательно слушает, опустив подбородок на ладонь. У него мягкий, но очень чистый голос, и Минсок улыбается все шире.
– Может быть, однажды я встречусь с твоими друзьями, – говорит он, допев песню.
– Они – моя семья, – отвечает Минсок после недолгих раздумий.
– Ну, – он встает и потягивается. Белая рубашка задирается, и Минсок отводит взгляд, – Может быть, однажды я встречусь с твоей семьей.

***

Когда Минсок заходит на кухню, Сехун толчет таблетки, и Чонин, заметив Минсока, тут же кидается к нему и закрывает глаза рукой.
– Чонин? – Минсок вытягивает руку и нащупывает лицо, пытаясь убедиться, правильно ли он угадал.
– Ага, хён, – смеется Чонин, но Минсок слышит в его голосе нотки беспокойства.
– Вы принимаете наркотики? – имитирует шок Минсок, и в тот же момент видит свет – Чонин убирает руку, чтобы доказать невиновность.
– Идиот! – шипит Сехун, запихивая упаковку таблеток в карман, и до Чонина доходит, что Минсок его перехитрил.
Минсок отталкивает руку Чонина и идет к Сехуну – он, может, и больной, но все еще сильнее их обоих.
– Хён… хён! Нет, хён, – Сехун уворачивается, все еще стискивая ступу с пудрой.
– Сехун, – Минсок сжигает его взглядом и ловит за рукав. Он ныряет в карман Сехуна и вытаскивает упаковку. – Не мое ли это?
– Нет, – крякает Чонин. Сехун двигает ему в бок локтем, и тот сгибается.
– Не твое, – задабривает Сехун и тянется, но Минсок прячет упаковку.
– Мое. Это те самые таблетки, которые я должен принимать.
– Должен, – выпаливает Сехун, сдаваясь.
– Это не твое дело, Сехун, – устало говорит Минсок. – Что вы вообще затеяли? Хотели добавить их мне в еду?
Лицо Сехуна непроницаемо, но Чонин краснеет. Сехун бросает на своего лучшего друга взгляд, и тот стонет.
– Боже, Чонин, – вздыхает Сехун. – Между прочим, это твоя идея, так что будь мужиком.
Минсок улыбается – какие бы классные идеи не озаряли Чонина, он совсем не умеет врать.
– Мы просто волновались о тебе. И я звонил Лухань-хёну, он сказал, это хорошая идея. – Из задней двери заходит Кёнсу – он выбрасывал мусор – и направляется к раковине с вытянутыми руками.
Он трет руки, и говорит, чуть склонив голову вбок:
– Хён, ты не говорил мне, что должен принимать лекарства
Когда Кёнсу поворачивается к ним, его глаза ничего не выражают. Но уголки его губ чуть опущены, и Минсок знает, что он расстроен.
– Это не лекарства, это гормоны, – говорит Минсок. – Я не вижу, чем они могут мне помочь.
– То, что процесс остановился, не означает, что ты выздоровел, хён, – возражает Кёнсу и осторожно забирает у Сехуна ступу и устраивает ее под полкой для специй. – Лухань-хён может называть тебя чудо-случаем, но это не значит, что все будет хорошо.
Голос Кёнсу дрожит. Минсок делает к нему шаг, но Сехун успевает быстрее. Он обнимает Кёнсу, и тот хватается за его рубашку, утыкаясь лицом в ключицы.
– Я хочу, чтобы ты поправился, – продолжает Кёнсу, и его голос звучит глухо. – Чтобы ты не сопротивлялся, чтобы с тобой все было хорошо, ты был здоров и выполнил то обещание, что дал мне, когда упал с того идиотского дерева в школе, – что переживешь меня, даже если мы проживем больше девяноста лет.
Минсок помнит о Кёнсу многое, но почти забыл, что тот всего на год старше Сехуна и Чонина, недавних выпускников школы, и уж совсем забыл о том глупом детском обещании.
Кёнсу прижимается к Минсоку спиной, когда тот обнимает его за плечи и шепчет на ухо извинения.
Кёнсу принимает его прикосновения, но все еще не встречается взглядом. Сехун тоже обнимает Минсока, с легкостью дотягиваясь до него длинными руками. Минсок чувствует, как Чонин зарывается лицом в его волосы и сжимает руки вокруг талии, прислушиваясь к тихим всхлипываниям Кёнсу.
– Я так виноват, – Минсок говорит тихо, только для них, мягко и искренне, и чувствует, как его глаза начинает жечь. Он прижимается лицом к плечу Кёнсу, жалея, что любовь не способна исцелить и физическую боль.

***

Минсок чуть не теряет сознание.
– Черт, черт, Минсок, – он слышит голос Луханя сквозь туман, с дрожью вздыхает, и его зрение проясняется. Он смотрит на зеленую траву – отдельные травинки все еще смазаны. Ладонями и коленями он ощущает жесткую дикую траву, ему помогают усесться, и лицо Луханя плывет перед ним.
Ему надавливают на подбородок, а голову наклоняют вверх. Воздух вливается прямо в его легкие, и он чувствует, как Лухань прижимается ухом к его груди.
– Ким Минсок? Сехун, помоги мне…
«Я дышу», – думает Минсок, чувствуя, как воздух спускается по его трахее. Но тут он понимает, что имел ввиду Лухань – воздух не движется дальше. Он застревает в его легких намертво, и вдруг его спину и шею щекочет трава.
– Хён!
Кёнсу.
– Минсок.
Это он, понимает Минсок. Он не появляется днем, это неправильно.
– Минсок, дыши, я не хочу, чтобы ты умер, помнишь?
Воздух устремляется из его легких, а потом заменяется новым, и цикл продолжается.
Минсок вдыхает и выдыхает.
– Боже мой, Минсок.
– Лухань? – хрипит Минсок, и слышит в ответ дрожащий всхлип.
– Да, да, это я, дурак!
Минсок моргает и видит залитое слезами лицо. Он протягивает к нему руку – сила медленно возвращается в его онемевшие конечности – и стирает влагу с лица Луханя.
– Хён?
Минсок поворачивается и видит Сехуна, глядящего на него широко раскрытыми от шока глазами, а позади него – Кёнсу, зарывшегося лицом в колени.
Той же рукой – он пока не доверяет другой, не основной руке – он касается лодыжки Кёнсу.
– Су?
Кёнсу врезается в Минсока и выбивает из него дух, но в этот раз легкие не предают его, и сладкий кислород возвращается в них вновь.
– Кёнсу, осторожно. Не стискивай его слишком сильно, – слабо говорит Лухань, и голова Кёнсу дрожит.
У Минсока сжимается горло, и он чувствует, как слезы – не Луханя, и не его собственные – текут по шее.
– Ты снова плачешь из-за меня, да? – выдает Минсок, и Кёнсу трясет головой.
– Мне не нужно было тебя слушать, – говорит Лухань, и Минсок смотрит на него поверх головы Кёнсу. – Не нужно было разрешать еще двадцать минут.
– Нет, просто я сглупил, – говорит Минсок и тянется к Сехуну рукой – тот вцепляется в нее, будто на кону его жизнь. Минсок не отрывает глаз от Луханя, и слова здесь не нужны.
Минсок смотрит на небо: поздний вечер, и солнце уже почти скрылось, когда он видит ее.
– Луна сегодня рано, – замечает он, и Лухань смотрит вверх, а потом, с дрожащей улыбкой, снова на Минсока.
– Дурак! Заметил это, а не то, что я перекрасил волосы.
Минсок смеется. Его легкие продолжают работать.

***

Минсок сдерживает смех, сворачиваясь на боку, пока приглушенное бормотание Сехуна заполняет комнату. Кёнсу, которому шепчут на ухо, кивает с серьезным видом, даже когда Сехун перетягивает его, озябшего, к себе на колени, обнимает и накидывает пиджак.
Минсок бросает взгляд на одеяла, аккуратно сложенные возле его больничной койки – их принесли медсестры специально для них двоих. Минсок качает головой при виде того, как уютно Сехун кладет голову на плечо Кёнсу и целует его чуть ниже скулы.
Сехун водит носом вдоль шеи Кёнсу, тихо напевая, а затем говорит что-то, слышное только ему. Кёнсу заливается румянцем и, хихикая, опускает голову.
– Парни, вы обо мне не забыли? – жалуется Минсок. Он весело наблюдает за тем, как Кёнсу дергает головой, широко распахивая глаза.
– Ты разве не спал? – тихо смеется Сехун, пока Кёнсу пытается вывернуться из его объятий.
– Я проснулся пару минут назад. Который час? – спрашивает Минсок, и Сехун смотрит на наручные часы.
– Восемь. Ты отключился примерно на час.
– Ого!
Минсок сочувственно моргает, когда Сехун вскрикивает – Кёнсу вырывается у него из рук и падает у подножья кровати. Руки у него холодные, это чувствуется даже через одеяло. Минсок многозначительно смотрит на Кёнсу.
– Что? – тот моргает, пока Сехун потирает живот.
– Ты мог бы не травмировать своего парня локтем, особенно если учесть, что он тебя балует, – говорит Минсок, садясь на кровати. Кёнсу закатывает глаза.
– Он выдержит.
– Зато меня поцеловали, хён, все нормально, – широко улыбается Сехун и садится на кресло у кровати Минсока. – Мы не спросили тебя насчет анализов, как они?
– Он был под действием снотворного, Сехун, – безмятежно выдает Кёнсу, и Сехун, смущенно моргнув, прикрывает глаза.
Минсок фыркает, сгибает ноги и вздыхает.
– Где Лухань? Почему я до сих пор здесь?
– Чондэ-хён сказал, что он изучает результаты новых анализов, – отвечает Кёнсу, и Минсок кивает. – Но доктор Чжан велел тебе остаться здесь на ночь, на случай, если этот вечер… нанес вред.
– Чонин придет после занятий, – добавляет Сехун.
– Вы же не собираетесь оставаться здесь на ночь?
– Завтра суббота, – жмет плечами Сехун. – У нас есть время.
Минсок открывает рот, но Кёнсу бросает на него острый взгляд, и он закрывает рот обратно. Нужно признать – веских доводов против у него нет.
Кёнсу пробирается к Минсоку – к счастью, кровать достаточно широка для них двоих. Сехун хмурится, но затем мягко хмыкает.
– Прости, – смеется Минсок. Кёнсу пристраивается рядом с ним и прижимает голову к его щеке.
– Я посплю на кушетке с Чонином, – машет рукой Сехун. Он показывает Кёнсу язык, и тот шутливо рычит, швыряя Сехуну в лицо одеяло.
– Ведите себя прилично в больнице, – говорит Минсок и тянется к выключателю.
– Вы неплохо устроились, парни, – голос Луханя ярче света, который он включает. Минсок мгновенно просыпается – он чутко спит – и шикает на него. Кёнсу бормочет что-то во сне и крепче вжимается Минсоку в бок. Чонин ворочается, задевая бедро Сехуна ногой, и тот еще сильнее сворачивается калачиком.
– Сейчас…
– Пять утра, ага, – Луханю всегда хорошо удавалось читать мысли Минсока. – Врачи – это вампиры, и я не мог ждать, вот и.
Лухань садится на кресло, которое до того занимал Сехун, и Минсок переводит взгляд на бумаги в его руках.
– И? – поднимает бровь Минсок.
– Живые опухолевые клетки не показывают признаков деления, центриолей нет, ядрышек тоже, а хромосомного материала – и подавно, – говорит Лухань и показывает Минсоку текст. Сам он в него даже не смотрит, скорее всего потому, что уже много раз перечитал написанное. – Твой организм снова это сделал, в смысле, все клетки скоро должны погибнуть.
– Я тебе говорил.
– Идиот, – Лухань складывает документы и кладет их на прикроватный столик.
– Пожалуйста, скажи мне, что ты поспал, пока ждал результаты, – хмурится Минсок при виде явных следов недосыпа в обычно ярких глазах Луханя.
– Я готовил их лично, – говорит Лухань, почесывая затылок.
– Я, знаешь ли, не могу позволить моему лучшему врачу на мне уснуть.
– Я – твой единственный врач, – зевая, отмахивается Лухань.
– Спи, – велит Минсок.
Лухань встает и закрывает дверь. Он бросает свой халат на спинку кровати и снова устраивается в кресле. Голову он кладет на единственное свободное место, что осталось – у талии Минсока.
– У тебя разве нет своей комнаты или чего-то в этом роде?
– Мне больше нравится здесь, – бормочет Лухань – он уже почти целиком во власти сна. – Со всеми вами.
Минсок ничего не отвечает, только оглядывает всех, протягивая руку к выключателю возле кровати.
Он не винит Луханя.

***

– Держи, – сосуд-кристалл холодит ладонь Минсока.
Минсок вертит кристалл в руках, наблюдая за тем, как ярко-синяя оболочка искрится от движения жидкости внутри.
– Ты был там тогда, правда? – спрашивает Минсок.
– Нет, не совсем, – тихо хмыкают в ответ.
– Лжец, – говорит Минсок.
– Все зависит от твоего собственного желания, Минсок, – терпеливо говорит он. – Как я уже говорил, я могу действовать лишь по твоей воле.
– Ты говорил, что не хочешь, чтобы я умер, – спорит Минсок. Ответом ему служит грустная улыбка.
– Только потому, что ты тоже не хочешь умирать.
– Что, если хочу?
– Не хочешь.
– Хочу, – Минсок подвешивает кристалл на цепочку и качает головой, когда он тяжело вздыхает. – Я хочу перестать всех мучить.
– Не глупи, – улыбка Минсока гаснет от дрожи его обычно такого спокойного и теплого голоса.
– Но…
– Ты постоянно дразнишь меня, называя лжецом, но знаешь, что, Минсок? Лжец здесь ты. Ты живешь, повторяя, что будешь больше стараться, просишь прощения у тех, кто тебя любит, и что дальше? Ты пытаешься умереть. Сехун даже молился за тебя, жестокий ты человек.
– Я…
– Ты и правда думаешь, что я забочусь только о тебе, Минсок? Я не Бог, но я в ответе за этот район, и я забочусь обо всех. Сехун молится за тебя каждую ночь – и Кёнсу тоже. Не так, как Сехун, но он тоже каждую ночь загадывает желание. Я пытаюсь что-то сделать, потому что еще шесть людей хотят, чтобы ты был жив и здоров.
Минсок изумленно взирает на его искаженное болью и яростью лицо.
– Мне жаль. – Минсок легко находит слова – они прямо на языке, ведь за прошедшие месяцы он повторял их столько раз.
– Нет, не жаль, – отвечает он, скользя мимо Минсока смазанным движением цвета слоновой кости.

***

Минсок спешит к поляне и останавливается на их месте, ярко освещенном луной.
Он осматривается, но вокруг нет ни души. Минсок вздыхает. Он медленно опускается на колени, поджимает под себя ноги и устраивается лицом к реке. Он задевает что-то лодыжкой и начинает прочесывать длинную траву пальцами.
Он находит еще один кристалл, в этот раз – знакомого бледно-лилового цвета. Он разочарованно проводит большим пальцем по гладкой поверхности кристалла.
Дорога домой кажется длиннее, чем обычно.

***

Минсок резко просыпается и бесцельно шарит глазами в кромешной черноте комнаты.
– Это я.
– Ох, – выдает Минсок с явным облегчением и сразу смущается. – Погоди, почему ты…
– Я могу приходить не только туда.
– Я думал…
– Нет.
Они сидят в тишине, когда занавески резко сдвигаются, и тусклый лунный свет разгоняет тьму. Минсок моргает, глядя на силуэт ангела и его напряженные плечи.
– Мне не следовало на тебя злиться, – он поворачивается лицом к Минсоку, и голос его полон сожаления.
– Нет, ты был прав, я это заслужил, – бормочет Минсок, протягивая руку.
Он касается теплой руки, и ангел садится рядом, поджав ноги под себя. Другой рукой Минсок начинает играть с его тонкими пальцами. Он их пересчитывает, и тут его внезапно озаряет.
– Шесть.
– Прости?
– Ты сказал, шестеро, – Минсок поднимает свою руку. – Сехун, Чонин, Кёнсу, Чондэ, Лухань.
– О.
– Это пятеро, – тихо говорит Минсок, и к нему приходит понимание. – Значит, ты все-таки лжец.
– Нет, я…
– Ты и правда хочешь, чтобы я был жив, – выпаливает Минсок, и эта мысль неожиданно наполняет сердце пузырящимся теплом. Он усиливает хватку, заставляя собеседника смотреть ему в глаза.
– Ты меня не знаешь.
– Знаю, – говорит Минсок.
– Я…
– Ты Ким Чунмён, и это из-за тебя я так долго оставался жив, хотя кисты давно должны были уничтожить мои легкие. Это твои поцелуи заставляют меня чувствовать себя настолько живым, что мне даже сложно дышать.
– Это мое старое имя, – говорит Чунмён, отводя взгляд к одеялу. – Я назвал тебе нынешнее.
– Мне нравится это.
– Ладно.
Минсок приподнимает подбородок Чунмёна.
Медленный вдох Чунмёна завораживает его, и дрожь проходит по спине. Вначале кажется, что руки, прижавшиеся к груди Минсока, оттолкнут его, но он чувствует, как пальцы впиваются в ткань, и широко улыбается.
– Минсок, – говорит Чунмён. – Принимай лекарство Луханя, хорошо?
– А твое?
Чунмён качает головой и обхватывает лицо Минсока.
– Когда-нибудь, – говорит он.
– Почему нет?
– Когда-нибудь, – Чунмён легко целует Минсока в губы и отстраняется. Возле открытой двери он останавливается. – Спи, Минсок.
– Ты не можешь остаться? Пока я не усну? – ребячливо просит Минсок. Он опускает взгляд на одеяло и касается ладонью холодного шелка. Дверь со щелчком закрывается, и Минсок вздыхает, пальцами рисуя слова.
– Ты не собираешься ложиться?
Минсок рывком поднимает голову – Чунмён все еще здесь и улыбается. Минсок быстро скользит под одеяло, не отрывая от него взгляд.
Чунмён ложится на кровать и тянется поверх Минсока за книгой, оставленной на прикроватном столике.
– Спи, – твердо говорит Чунмён, облокачиваясь на изголовье возле головы Минсока, и открывает книгу.
Минсок скользит ближе, до тех пор, пока не чувствует Чунмёна через простыни, и послушно закрывает глаза. На его волосы опускается рука, и Минсок прижимается ближе, недовольно бодая Чунмёна, когда тот чуть слышно смеется.
Той ночью он засыпает легко.

***

Первый раз они поцеловались ровно полгода назад.

– Чунмён? – спрашивает Минсок, вырывая его из глубоких раздумий.
– Да?
– О чем ты думаешь? – Минсок сильнее укутывает шею и рот шарфом, глядя на пепельное небо.
– Сейчас и правда холодно, – Чунмён натягивает на Минсока шапку пониже.
– Если бы, – слова Минсока заглушает толстая шерсть, и Чунмён, щурясь, наклоняется ближе, чтобы лучше слышать.
Минсок тянется к нему, и Чунмён поджимает ноги, чтобы тот мог придвинуться поближе. Минсок стягивает шарф вниз, чем убивает все предыдущие усилия на корню.
– Я сказал «если бы»... – холодный воздух заходит не туда, и у Минсока стягивает грудь. Он кашляет, судорожно вдыхая, и его тело сотрясает дрожь.
Чунмён тут же натягивает шарф обратно, его брови под светлой челкой сходятся вместе.
– Ш-ш-ш, – говорит он, поправляя шарф. – Мне и так тебя слышно.
Минсок кивает и глотает, несмотря на то, что слюна неприятно дерет горло.
– Может быть, зимой мне не стоит с тобой так часто встречаться, – Чунмён взволнованно выдыхает. – Ты такой холодный.
– Неправда, – говорит Минсок.
Чунмён прикладывает к его щекам неожиданно теплую ладонь и сжимает губы.
– Совсем ледышка.
– Но мне не холодно, – повторяет Минсок, уставившись на Чунмёна.
– Перестань, – бормочет тот и встречается взглядом с Минсоком.
– Что?
– Вот это: широко распахнутые глаза, покрасневшие щеки, – Чунмён колеблется, хотя и говорит четко.
– Я… что? – Минсок натягивает шарф выше, чувствуя, как горят щеки.
– Это отвлекает, – Чунмён хмурится, но смотрит мягко. – Очень отвлекает.
– Твои глаза отвлекают точно так же, – парирует Минсок, – А еще твой смех – он звучит глупо.
– Вот колючка, – Чунмён наклоняется ближе. – Мои фиолетовые глаза – редкость для нашего вида. И вообще-то они темно-синие.
Минсок фыркает, хотя его сердце замирает, когда рука Чунмёна скользит в его руки, лежащие на коленях.
– Минсок, – Чунмён притягивает его к себе. – Ты такой только со мной?
– Пожалуй, – отвечает Минсок, и Чунмён снова смеется.
– Честно, твой тон… – он качает головой и свободной рукой стягивает с Минсока шарф.
– В моем шарфе к концу вечера будет дыра, – между ними белым клубится дыхание Минсока. Он переводит взгляд на губы Чунмёна. – Но это не какая-нибудь война шарфов.
Чунмён наклоняется, и у Минсока перехватывает дыхание, а глаза закрываются. Но ничего не происходит. Он открывает глаза – и видит нависшего Чунмёна.
– Ты поцелуешь меня или нет? – выдыхает Минсок, и его губы чуть задевают губы Чунмёна. Чунмён перестает дышать и моргает в ответ на его пристальный взгляд.
– Пробую, каково это.
– Ты никогда ни с кем не целовался? – Минсок поднимается, и Чунмён откидывает голову. Он устраивается прямо в пространстве Чунмёна и рад, что тот и глазом не моргнул.
– Нет, не совсем, – отвечает Чунмён. – Но это довольно…
– Ты нравишься мне уже три месяца как, Чунмён, клянусь богом, если ты…
Минсок вздыхает в его открытый рот, по телу проходит дрожь, когда Чунмён обхватывает руками подбородок.
– Я думал, ты не веришь в бога, – довольно говорит Чунмён и отстраняется. Он облизывает губы, и взгляд Минсока притягивается к ним.
– Ну, раз ты существуешь… – бормочет Минсок и снова соединяет их губы. Наконец Чунмён открывается, и его тихое «ох» заставляет Минсока прижаться сильнее.
– Только три месяца? – спрашивает Чунмён позже, когда решает, что с Минсока хватит и он больше не замерзнет в его руках.
– А что?
– Ты нравишься мне около полугода, – говорит Чунмён. – По крайней мере, если я не ошибаюсь в своих чувствах.
– Прости, что я так привлекателен, – ответ Минсока вызывает у Чунмёна веселый смешок.
Чунмён крепче обнимает его, и Минсок чувствует касание губ на левом виске.

Та зима была теплее всех других.

***

Он чувствует внезапный позыв, когда наблюдает за спящим Чунмёном – тот свернулся на клочке мягкой травы. Он смотрит, как тот вздыхает, и его дыхание заворачивается белой дымкой.
Минсок ползет, чтобы подобрать острый камень, который лежит в земле на берегу реки.
Он обводит пальцами его острые края и тонкой кожей чувствует притягательное давление.
Он задевает камнем запястье – делать это ему не впервой. По руке пробегает дрожь, и он перекладывает камень из руки в руку.
Минсок не хотел жить, если ему отказывали легкие. Но ему было даровано другое.
К изгибу его шеи прижимаются носом, а руки обхватывают талию.
– Привет, – сонно говорит Чунмён, вдыхая. Минсок чувствует, как напряжение покидает Чунмёна, и прижимается щекой к его левому виску.
– Не знал, что высшим созданиям нужно спать, – говорит Минсок.
Он сдвигается, пока Чунмён меняет положение и вытягивает ноги по обе стороны Минсока.
– Я почти человек, – ответ звучит приглушенно, потому что Чунмён прижимается к его коже.
– Только плюс крылья и сила наделять жизнью, ага, – сухо бросает Минсок.
– Что за камень? – спрашивает Чунмён.
Минсок никак не комментирует резкую смену темы.
– Его было интересно рассматривать, – отвечает он, вспомнив, что камень все еще в левой руке. Он сжимает его, а затем роняет на землю.
– Осторожнее, он острый, – говорит Чунмён небрежно. – Посмотри, на запястье даже осталась грязь.
Чунмён трет пальцем бледную полоску грязи и проводит по запястью, точь-в-точь повторяя путь камня. Минсок кивает и понимает, что Чунмён знает. Чунмён все так же медленно поглаживает запястье, и в его легких прикосновениях чувствуется напряжение.
Минсок приоткрывает рот и облизывает губы. Он не знает, поймет ли Чунмён то, что он имеет в виду.
– Я не порежусь, пока ты рядом.
– Острые вещи режут всегда, – в словах Чунмёна слышится вежливая невозмутимость, и Минсок кивает в ответ.

Глава 2.

– Ты когда-нибудь на меня разозлишься?
– Вряд ли смогу, даже если будет повод, – беззаботно отвечает Минсок.
– А если я скажу тебе, что ты умираешь? – Чунмён разворачивается и зарывается глубже под пуховое одеяло.
– Но это и так правда, – Минсок садится на кровати. Он смотрит, как Чунмён ерзает в коконе, который сам себе устроил. Чунмён настоял, чтобы занавески остались закрыты, и свет не падает Минсоку в глаза.
– Ты помнишь тот день? – голос Чунмёна едва слышно отдается эхом.
Минсок хмурится, и Чунмён тихо смеется.
– Я расскажу тебе, почему просил хранить, но не принимать мои лекарства.
– О! – Минсок думает о кристаллах, которые украшают верхнюю полку книжного шкафа. Комната расцвечивается радугой, когда в них преломляется солнечный свет.
– Когда я встретил тебя впервые, – приглушенно начинает Чунмён – он перевернулся полностью, только глаза выглядывают из-под одеяла. Минсок улыбается и ерошит ему челку, – я сказал тебе, кто я.
– Ангел, – кивает Минсок.
– Ты так легко поверил, – вздыхает Чунмён. – И твоим первым вопросом было…
– «Ты пришел забрать мою жизнь?» – усмехается Минсок.
– Я ответил, что нет, но только потому, что не мне забирать твою жизнь.
– То есть…
– Ты слышал о Самаэле?
– Самаэль… – Минсок повторяет незнакомое имя. Чунмён садится так быстро, что Минсок даже не успевает уловить его движение.
– Архангел Самаэль, вестник смерти. Его слуги разносят предметы, которые медленно и безболезненно высасывают жизнь из тех, кому суждено умереть.
Глаза Чунмёна сияют в сумеречном свете. Минсок легонько шевелится, и Чунмён отшатывается.
– Значит, лекарство… – Минсок шепчет, не понимая, пытается ли он этим успокоить панику в глазах Чунмёна или бешеный стук своего сердца. – Тогда почему мне легче, когда я его принимаю?
– Безболезненно, – улыбается Чунмён, и уголки его губ печально опускаются. – Самаэль не жесток.
– Когда он забирает жизнь? Когда люди хотят жить больше всего? – спрашивает Минсок.
Лицо Чунмёна делается чужим – так его меняют отстраненный взгляд и грустная улыбка.
– Когда он дает своим ангелам – некоторым – право выбирать, умрет человек или нет, – мягко отвечает Чунмён.
– И твое решение?..
– Как ты чувствуешь себя после того, как я… – Чунмён встряхивает головой, – …как я тебя целую?
– Лучше. Лучше лекарства, – теперь Минсок понимает. Он тянет руку к Чунмёну, но тот уклоняется, как маленький ребенок. – Чунмён!
– Я не закончил, – резко говорит Чунмён. – Хочу тебе кое-что показать.
Чунмён встает с кровати. Он сжимает и разжимает кулаки, а потом хватается за край рубашки. Одним быстрым движением он стягивает ее и кидает на пол.
Минсок краснеет при виде Чунмёна: плавно перекатывающиеся мышцы живота и рук завораживают.
– Смотри внимательно, – говорит Чунмён, оглядываясь на Минсока.
Они черные.
Минсок ловит выпавшее перо – он в восторге от того, какое оно шелковистое. Мягкое сияние волнами исходит от Чунмёна и заполняет всю комнату.
– Чунмён, – дыхание спирает в груди, и Минсоку на мгновение кажется, что он сошел с ума. – Ты прекрасен.
Крылья раскрываются полностью, а затем складываются на спине Чунмёна, и он поворачивается. Глянцево-черный сияет на фоне его белой кожи; и этот контраст поразителен. Минсок пристально смотрит, как Чунмён напрягся и застыл статуей.
– Ты думал, они будут белые? – голос Чунмёна звучит, как звон колокольчиков. – Они такого мерзкого черного цвета из-за того, что я делаю.
– Пожалуй, – признает Минсок.
Смех Чунмёна переливается, и Минсок дышит с трудом.
Безмолвно он тянется обеими руками к Чунмёну. Глаза его сейчас темнее, почти цвета крыльев. Минсок сначала касается кончиками пальцев его лица, а затем проводит ими вниз по тонкой шее и крепким плечам.
– Можешь повернуться? – спрашивает Минсок, и Чунмён охотно повинуется. Его крыло при этом чуть разворачивается, задевая Минсока по лицу.
– Прости, – тут же извиняется Чунмён, но Минсок только смеется. Он кладет ладони прямо между крыльями и медленно ведет вниз. Чунмён дрожит, его крылья легонько трепещут.
Минсок расчесывает крылья пальцами, будто проходит сквозь холодный поток. Он отодвигает перья, которые прикрывают место присоединения крыльев к спине, и у него вырывается вздох.
– Чунмён, твоя спина! – Минсок неуверенно касается покрытой шрамами кожи и нежно гладит изгиб ребер.
– Ох, – судорожно выдыхает Чунмён.
– Больно?
– Нет, просто это место чувствительное, – Чунмён глядит на него из-за плеча.
– Можно мне?.. – спрашивает Минсок. Чунмён кивает.
– Все, что уго… о-о! – выдыхает Чунмён, когда Минсок прикасается губами к шрамам.
Минсок усеивает два длинных шрама легкими поцелуями и идет вниз. Когда он целует поясницу, крылья распахиваются над его головой.
Чунмён дрожит, Минсок кладет руки Чунмёну на бедра, а затем скользит к животу. Головой он прижимается между лопаток и вздыхает.
– Ты там и правда чувствительный, – с улыбкой дразнит Минсок. Он чувствует вибрацию от смеха Чунмёна раньше, чем его слышит.
– Ты не злишься на меня?
– За что?
– За то, что медленно убивал тебя весь год.
– Но ты начал меня спасать.
– Слишком поздно. Боюсь, слишком поздно, – голос Чунмёна полон вины. Минсок обнимает его крепче, и Чунмён стискивает его руки.
Мягкое дуновение ветра – и когда Минсок открывает глаза, крыльев больше нет, а спина Чунмёна опять без шрамов.
– Ничего страшного, – решает Минсок. Чунмён поворачивается, разрывая объятие.
– Но что, если это не ради меня?
– Все равно ты ничего лучше не сделаешь, – говорит Минсок. Грудь Чунмёна мерно вздымается и опускается, пока он обдумывает эти слова.
– Хватит на меня пялиться, – внезапно ноет Чунмён. Минсок вздрагивает и поднимает глаза.
Минсок широко улыбается при виде покрасневшего лица Чунмёна. Он приближается, немного неуверенно, и Чунмён утоляет его прихоть.
Скользнуть на колени Чунмёну легко – и еще легче отвлечь его настойчивыми губами. Он сильнее прижимается к Чунмёну, и они оба валятся назад. Минсок смеется, когда Чунмён издает при этом вопль.
– Для ангела ты иногда такой неуклюжий!
– Заткнись.
– Разве ангелам можно ругаться?
– Я нарушитель правил.
– Тогда, – Минсок на мгновение замолкает, – поцелуй меня.
Чунмён переворачивает их и в то же время закатывает глаза, а Минсок в ответ пытается испепелить его взглядом.
Чунмён тычется носом под подбородок Минсока, вдыхает, и Минсок фыркает, а затем касается лица Чунмёна и поднимает вверх.
– Ладно-ладно, – смеется Чунмён и прижимается к нему губами.
Чунмён мычит, когда Минсок запускает пальцы в его слишком длинные волосы, левой рукой оглаживая его плечо, руку, грудь, а когда рука Минсока спускается ниже, он прикусывает его нижнюю губу.
– Что ты… – загнанно дышит Чунмён, – по-твоему… делаешь?
– Ангелы могут этим заниматься?
От прикосновения ладони Минсока к штанам Чунмён замирает и опускает голову ему на плечо.
– Да, это возможно, – говорит Чунмён, не отрываясь от Минсока. – Но наружу ничего не выхо…
Он резко втягивает воздух – Минсок принимает это за согласие. Он чувствует влажное прикосновение губ к ключице, а потом – к горловой впадине.
Минсок скручивает запястья, крепче удерживая Чунмёна, и тот дергает бедрами, а с губ его срывается низкий стон. Минсок увеличивает скорость, и Чунмён целуется все отчаянней, покрывая поцелуями его шею и плечи. Чунмён стонет еще сильнее, хныкая, когда Минсок замедляется. Он опускается на локти, чтобы подобраться поближе.
– Пожалуйста, не надо, – хнычет Чунмён в его рот, и оттого, как он просит, Минсоку только жарче.
Чунмён кончает без жидкости, как и говорил. Он тяжело выдыхает, все еще зарывшись пальцами в волосы Минсока. И вдруг начинает ерзать и опускает взгляд. Он дергает брюки Минсока вниз, и тот прикусывает губу.
– Если хочешь, я... делал это раньше. Я… – неуверенно произносит Чунмён, обхватывая гибкими пальцами член Минсока, и облизывается.
– Пожалуйста, – шепчет Минсок.
Чунмён слизывает с головки уже выступившую смазку, и Минсок тяжело выдыхает.
Минсок не знает, делает Чунмён это специально или ища одобрения, но в тот миг, когда его губы смыкаются вокруг члена Минсока и он начинает сосать, его глаза распахиваются, и он глядит Минсоку прямо в глаза.
– Блять, – выдыхает Минсок, когда Чунмён насаживается глубже. Ангел касается его, и, может, из-за их разговора только что, а может, еще почему, он чувствует, что это грех.
Или это просто Чунмён.
Чунмён отстраняется. Он помогает себе рукой, а потом облизывает член по всей длине, останавливаясь прямо посредине, и чуть задевает зубами выступающую там вену. Он сосет это место, бедра Минсока дергаются вперед, он стонет, и стон громко отдается эхом.
Чунмён смотрит на него широко распахнутыми глазами, и Минсок неуверенно тянется к его волосам, гладит их, прося продолжать. Чунмён снова берет в рот, еще глубже, и снова задевает зубами то же место. Минсок непроизвольно толкается ему в рот.
– Черт, я… – Минсок собирается извиниться, но тут Чунмён сглатывает, и головка члена касается стенок его горла.
Все заканчивается слишком быстро, и Чунмён, сморщив нос, отстраняется, с его губ капает белая сперма. Минсок тянется ее вытереть, но тот слизывает быстрее.
– Запачкал, – вздыхает Чунмён и целует ладонь Минсока в самый центр, как обычно.
– Ты сказал, что делал это раньше…
– Высшие ангелы иногда нас об этом просят, – говорит Чунмён, опуская взгляд. – Нам нельзя отказываться.
– Ох, – вздыхает Минсок. У него крутит желудок при мысли о том, что Чунмёна могут использовать. Он пытается не думать об этом и наклоняется поцеловать Чунмёна.
– Сходи-ка в душ, – говорит Чунмён, он тоже меняет тему. Минсок кивает.
– Присоединишься? – спрашивает он. Чунмён хмуро идет выключать в комнате свет.
– Если ты научишь меня пользоваться этим вашим душем, – говорит Чунмён и, сам того не замечая, слегка надувает губы. – В последний раз, когда я пробовал принять человеческий душ, меня окатило холодной водой.
Минсок удивленно глядит на Чунмёна и фыркает, когда до него доходит, что тот абсолютно серьезен и правда не знает, как пользоваться душем.
– Люди – сложные создания, – угрюмо бубнит Чунмён.
– Пошли, – смеется Минсок и тянет его за собой. – Вот увидишь, в это раз вода будет теплой.

***

Минсок широко улыбается склонившемуся в глубоком поклоне белокурому гостю и встречается глазами с Кёнсу. Кёнсу ошарашенно моргает, разглядывая букет белых цветов в его руках.
– Привет, Кёнсу, – любезно говорит Чунмён. Он наконец выпрямился и перешел к приветствиям. – Я много о тебе слышал.
– Не могу сказать, что… я тоже... – последнее слово Кёнсу выкашливает: Сехун навалился на него сзади и прижимается подбородком к макушке. – Сехун!
– Привет, – Сехун останавливает взгляд на Чунмёне. Он надавливает на Кёнсу, и они вместе кланяются. Минсок фыркает. К ним крадучись подходит Чонин, Минсок кивает ему. Он глядит на Чунмёна, а тот покусывает нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку.
– Минсок-хён сегодня привел друга. Ким Чунмёна, – объясняет Кёнсу, все еще не отрывая глаз от Чунмёна, и Минсок нервно переступает с ноги на ногу.
– У тебя есть друзья кроме нас? – вопрошает Чонин с наигранным ужасом. Сехун хихикает и дает Чонину пять.
– Интересные глаза, – внезапно говорит Сехун, и Минсок резко втягивает воздух, оглядываясь.
– Линзы, – тут же отвечает Чунмён. – Пока не отрастут волосы, пользуюсь преимуществами блондина на полную катушку.
Неплохо сказано, но Кёнсу все равно молча щурит глаза.
Минсок чуть не прикусывает язык, когда Чунмён соединяет их мизинцы.
– О-о-о, хён, – тянет Сехун, замечая их руки. Минсок сурово на него смотрит.
– Ты не рассказывал мне, что с кем-то встречаешься, – бормочет Кёнсу, и Минсок тянет его от Сехуна поближе к себе.
– Это получилось неожиданно, – шепчет Минсок. Кёнсу пожимает плечами, недовольно сжимая губы.
– Я ведь не украду его у тебя.
Кёнсу оглядывается на Чунмёна – тот смущенно улыбается – и снова пожимает плечами.
– Почему мы никогда ничего не слышали об этом Чунмёне? – начинает Лухань, когда Чунмён выходит подышать свежим воздухом.
– Я вижусь с ним только ночью, – отвечает Минсок, все так же обнимая Кёнсу.
– Ночью? – спрашивает Кёнсу, и Минсок морщится: все напряженные подсчеты отображаются у него прямо на лице. – После того, как проводишь меня домой? В одиннадцать вечера? Как сейчас?
– Я не мог уснуть и часто бродил вокруг парка, – Минсок с легкостью придумывает оправдание, и Лухань медленно кивает. – Лухань ведь говорил, что лекарства могут вызывать бессонницу.
– Но так легко обзаводиться друзьями на тебя не очень-то похоже, – говорит Лухань, взбираясь на мягкую диванную подушку.
– Скорее, связями. – Кёнсу недовольно зыркает на него, и широкая улыбка Сехуна мгновенно исчезает.
– Кёнсу, хватит изображать из себя наседку, – говорит Лухань, заметив его недовольство. – Твой хён вполне имеет право на отношения.
– Он скрыл их от меня, – констатирует Кёнсу. Минсок мягко сжимает его запястье. – Мы никогда друг от друга ничего не скрываем.
– Прости, – виновато говорит Минсок. Кёнсу поднимается, никак не реагируя.
– Су…
Кёнсу переступает через Минсока, хватает свой стакан и отправляется на кухню. Минсок торопливо встает и косится на Луханя – тот чуть сжимает губы и беспомощно улыбается.
Сехун вздыхает, останавливает Минсока, толкает обратно в кресло и отправляется на кухню сам. Минсок провожает его взглядом, на секунду приподнимается, а потом падает обратно.
– А о твоем Кёнсу есть кому заботиться, – напоминает Лухань Минсоку, качая головой. – Вы двое, честное слово...
– Но Минсок заботился о Кёнсу со времен, когда они оба были в детском саду, – по комнате проносится голос Чунмёна, и Лухань подпрыгивает.
– Ты сейчас типа телепортировался или... – Лухань наклоняет голову, Чунмён фыркает.
– Просто ты тормоз, Лухань, – вставляет Минсок. Чонин согласно кивает.
– Посмотрел бы я на твою реакцию, если бы перед тобой была разорванная вена, которую надо зашить, – весело говорит Лухань. Чонин зеленеет от одного упоминания крови.
– Я восхищаюсь врачами, очень, – говорит Чунмён, усаживаясь рядом с Луханем.
– Мне кажется, все это обучение стоило того, ведь так? Быть способным действительно кому-то помочь, – с сияющими глазами начинает Лухань, и Чунмён согласно кивает.
– Даже не представляю, каково всем этим заниматься, – подхватывает разговор Чунмён, бросая на Минсока взгляд, полный иронии, а затем снова сосредотачивается на Лухане. Лухань держится прямее от простой похвалы, и Минсок с любовью качает головой.
Лухань с Чунмёном углубляются в медицинскую беседу, а Минсок клонит голову на Чонина, пока тот смотрит видео. Он берет у Чонина один наушник, и тот обнимает Минсока, сильнее прижимая к себе.
Кто-то подсаживается к Минсоку, и, оторвав взгляд от экрана, он видит Кёнсу, который вцепился в его рукав и терзает нижнюю губу.
Кёнсу не смотрит на него, и Минсок вырывает руку. Боль отображается на лице Кёнсу, и он быстро поднимает голову, смотря прямо ему в глаза. Тогда Минсок улыбается, тянет Кёнсу за воротник и неистово ерошит ему волосы.
– Я тебя никогда не оставлю, – нежно говорит Минсок, и Кёнсу, довольный, сворачивается рядом. Чонин кивает и наклоняет экран так, чтобы и Кёнсу было видно.
Сехун плюхается животом на ковер недалеко от них, и Минсок ловит его взгляд. Сехун подмигивает и показывает палец вверх, а Минсок в ответ благодарно тычет ногой его в задницу.

***

– Почему ты… – шепчет Минсок. Чунмён улыбается в ответ.
– Я ужасный лжец, – говорит он. Минсок стискивает его запястья. Чунмён пальцами касается изнанки запястий Минсока и тихо хмыкает: – Твой пульс и правда стал сильнее. Я так рад.
– Лухань сказал, что мои кисты начали саморазрушаться, – Минсок пытается найти слова, мысли появляются быстрее, чем он может их озвучить. – Я так и знал, что ты в этом замешан.
– Ты и так давно это знал.
– Но я не знал, что саморазрушаешься ты! – Минсок почти кричит, и Чунмён его успокаивает.
Минсок пристально смотрит на пальцы Чунмёна на своей коже. Его пугает то, что через плоть Чунмёна просвечивают голубые вены самого Минсока. Минсок оседает на пол, и Чунмён вместе с ним.
– Почему ты мне не сказал? – с упреком говорит Минсок.
Чунмён качает головой и садится между ног Минсока, обнимая его. Минсок утыкается ему в живот грудью и трется щекой о прохладный хлопок рубашки, тоже обнимая Чунмёна.
– Тогда ты бы не разрешил мне, так ведь? – доносится сверху голос Чунмёна, и Минсок кивает. – Ну вот.
– Но ты умрешь, – сдавленно шепчет Минсок. Осознание этого накрывает его с головой, и глаза жгут слезы. – Ты не можешь умереть.
– Технически – нет, не могу, – смеется Чунмён, и Минсока все больше парализует страх.
– Ты больше не будешь со мной, – хрипло говорит Минсок, чувствуя, как сильно намокли его щеки.
– Да, – соглашается Чунмён надломленным голосом.
– Что с тобой случится, когда ты… когда ты наконец…
– Я отправлюсь назад, но что будет после, мне неизвестно, – признается Чунмён.
Он мягко стирает слезы Минсока, и тот смотрит на губы Чунмёна.
– Хочешь поцеловать меня? – тихо спрашивает Чунмён.
Минсок яростно трясет головой и опускает взгляд намокших глаз.
– Я уже перешел черту, Минсок-а.
Минсок не глядя отталкивает руки, которые касаются его подбородка, и отказывается смотреть в глаза.
– Минсок, я…
– Все это время ты слушал мое нытье о том, что я раню всех своей болезнью, и говорил мне, что это не так, – начинает Минсок.
– Это не…
–Так, – у Минсока сдавливает в груди, пока он пытается остановить душащие его слезы. Он хватается за рубашку Чунмёна и с болью в сердце ловит его взгляд. – Я ранил тебя.
– Ни разу, – резко говорит Чунмён. Минсок фыркает, чувствуя, как по щеке стекает слеза. Он хватает руку Чунмёна и держит перед глазами. Взгляд Чунмёна не отрывается от его лица.
– Чунмён, ты можешь разглядеть меня сквозь свою руку, – шипит Минсок, и отворачивается, когда Чунмён пытается к нему придвинуться. – Я убиваю тебя.
Голос Минсока надламывается, он, дрожа, отпускает руку Чунмёна, встает, задевая руку ногтями. Минсок тонет в ненависти к самому себе, когда его толкают за плечи.
Чунмён прижимает его к стене. Минсок с трудом смотрит ему в глаза.
– Не смей убегать от меня, – голос Чунмёна звенит от злости, и в нем слышится затаенная боль. Минсок делает резкий вдох, когда Чунмён прижимает свои губы к его губам.
Минсок не в силах сопротивляться, он плавится под Чунмёном. Но когда тот мягко проводит по волосам Минсока, он опять не может сдержать слезы, они стекают по щекам и капают на рукав Чунмёна.
Минсок пытается запомнить, каков Чунмён на вкус, мягкий изгиб его спины, нежную округлость щек и то, как идеально они вписываются друг в друга – как кусочки паззла.
Чунмён ведет себя столь же отчаянно: он ведет языком от щек ко лбу и вниз по шее Минсока. Он устремляется ниже, и Минсока пробирает дрожь, когда Чунмён проходит по всем впадинкам его тела: у ключиц, плеча, локтя, запястий, живота, а напоследок усеивает поцелуями кончики пальцев.
– Минсок, посмотри на меня, – твердо говорит Чунмён, и Минсок подчиняется.
Чунмён снова непрозрачен, и Минсок чувствует, как страх отступает.
– Ты не исчезнешь сегодня ночью, правда?
– Я скажу тебе, когда придет время. – Это обещание.
Минсок кивает, осторожно целуя Чунмёна, как будто тот может раствориться в воздухе.


 

@темы: группа: EXO, работа: перевод, fest: Winter lottery, рейтинг: R

---

Билет №382

[KPF]

Название: Тень греха
Пейринг/персонажи: Чанёль/Сехун
Группа: EXO
Жанр: АУ, романс
Рейтинг: PG-13
Размер: 500х600
Перевод текста: Каждая история - это часть жизни
Примечание: Коллаж - гиф. По щелчку придёт в движение.
Примечание 2: Простите т_т Автор не специально. Магическая сила долбанного мелкого завладела фотошопом и...

Послушать песенку (под неё - задорнее)

статическая версия

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: PG-13

---

Билет №156

[KPF]

Название: Время
Пейринг/персонажи: Тэгун (Лео), Джехван (Кен), Эн (Хакён)
Группа: VIXX
Жанр: юмор, повседневность, бэнд-фик
Рейтинг: PG
Количество слов: ~1 400
Предупреждение: пре-дебют
Описание: Тэгун хочет немного тишины и слишком много думает.

Джехван нелепый, неловкий и весь какой-то несуразный. С первого же падения на тренировке одного из самых простых танцев он покоряет Хакёна, ну или вызывает в нем материнский инстинкт. А забота от Хакёна — это серьезно, выживших в лицо не знали. Тэгун в глубине души этому рад, его вообще радует все, что отвлекает Хакёна от него самого. Поэтому он надеется, что Джехван задержится подольше. Может быть это немного эгоистично, зато нервы в порядке.
Как оказывается, Тэгун явно не дооценивает энергию Хакёна, его хватает на всех и остается еще немного, хватило бы уморить небольшую армию, а то и две. Тэгун с ужасом думает о том, что попадет с ним в одну группу и радуется, что тот ему не хён. Иначе можно было бы уже подыскивать новое агентство.
Намного позднее Тэгун понимает, что ему следовало забеспокоиться еще в первый день после появления Джехвана в компании или на второй, но он слишком радуется обретенной свободе. Джехван не просто выживает после опеки Хакёна, он совершает более страшные поступки, он дружит, общается и помогает Хакёну в различных мероприятиях, направленных на то, чтобы усложнить жизнь Тэгуну и тем нормальным, кто еще не отсеялся, с каждым днем таких все меньше и меньше, и Тэгун начинает морально готовится к тому дню, когда останется только он один.
Хотя, если честно, то Джехван не так плох, особенно, когда молчит, это случается редко, но радует Тэгуна больше чем Рождество христиан. Чаще всего как бывает в двух случаях, когда Джехван ест или когда спит. Тэгун готов подкармливать Джехвана лично — в конце концов, он всех животных любит, даже самых убогих. Представить на месте Джехвана какого-нибудь бродячего щенка, и, все, можно кормить, но того заставляют сесть на диету. Уровень шума возрастает мгновенно. А Хакён говорит даже во сне, Тэгун сам не проверяет, но Хонбин в таком врать не будет. Но на Хакёна Тэгун почти не обращает внимание, это как работающий телевизор, жужжит себе что-то там. К Джехвану привыкнуть никак не выходит .
Иногда, когда желание убить все живое становится совсем нестерпимым, Тэгун отсиживается в тренировочном зале, в одиннадцать вечера там никого нет. Обычно. Тэгун и не заметил бы в темноте еще одного человека, но тот начинает говорить до того как Тэгун успевает включить свет:
— Не надо, не надо света, — голос Джехвана Тэгун узнает всегда, даже когда тот пытается кого-то изображать. Но еще никогда Тэгун не слышал, чтобы он звучал так, так просяще и так тихо. Свет он так и не включает.
Если бы этот случай остался единственным, то Тэгун точно сумел бы убедить себя, что ему тогда показалось или привиделось, но они уже третью неделю сидят с Джехваном в темноте и тишине. А вне стен этого зала тот ведет себя как обычно: громко и раздражающе. Этот контраст потихоньку начинает сводить Тэгуна с ума. Им надо поговорить решает Тэгун. Но нарушить заведенный порядок оказывается неожиданно трудно. Но собственные нервы все-таки дороже, и Тэгун решается:
— Почему ты сюда приходишь? — Тэгун слышит смешок в темноте и как никогда жалеет, что они сидят без света. У Джехвана интересная мимика, и очень говорящий взгляд, если внимательно смотреть. Тэгун смотрит внимательно.
— Потому что хочется? —Джехвану похоже не рассказали, что отвечать вопросом на вопрос невежливо. Тэгун бы ответил в стиле "а почему тебе хочется", но это кажется ему совсем глупым. Больше они в этот вечер не говорят.
Но поговорить им все равно необходимо, Тэгун слишком молод для нервного расстройства, он пережил трех старших сестер и одного Ча Хакёна, Ли Джехван не может быть хуже просто по определению.
Через несколько дней Тэгуну удается затащить Джехвана в небольшое кафе недалеко от компании, и что самое главное за ними никто не увязывается. Тэгун считает это огромным достижением. Джехван смотрит на него печально, но заказывает себе сэнгдвич и какую-то сладкую булочку, явно решив забить на диету. Сам Тэгун ограничивается простым американо.
— Почему ты молчишь? —Тэгун честно подождал, пока Джехван доест сэнгдвич. Тэгун, конечно, мог ошибаться, но то как Джехван на него посмотрел точно говорило о неуважении к хёнам.
— Потому что я ем?
— Уже не ешь, — глупо или нет, но Тэгун устает думать о Джехване и его странном поведении, его даже видео с котиками в интернете теперь радуют меньше.
— Хён, но ты же сам всегда говоришь, что я шумный и мешаю тебе! — то, как Джехван умудряется показательно возмущаться и не привлекать к себе лишнего внимания от других посетителей, остается для Тэгуна загадкой.
— А почему без света?
— Глаза устают, — Тэгун молчит и не знает, что на это можно ответить. А Джехван продолжает: — В общежитии все равно не получится лечь спать раньше, чем все, а глаза потом от света слезятся, поэтому я даю им не большой отдых, — все оказывается намного проще, чем Тэгун рассчитывает, Джехван не врет, у него и правда покрасневшие глаза и очень уставший взгляд. Джехван не врет, но явно и не договаривает, с их нагрузками при светом научились спать все. Может, ему тоже хочется немного тишины для себя, думает Тэгун, но ничего не говорит — Джехван все равно отшутится. Проверено всеми стажерами и даже менеджерами. Их совместные посиделки не прекращаются, но становятся реже. Возможно их потребности в тишине и покое не совпадают, или Джехван купил себе капли для глаз. Тэгун решает для себя, что ему это не интересно.
В Сеул приходит весна, а с ней и потепление. И теперь два или три раза в неделю они бегают на улице. Тэгуну это нравится, он устает от закрытых помещений и любую возможность побыть на воздухе воспринимает с радостью. С приходом весны также увеличилось и количество фанаток около компании, трейни их интересуют мало, но иногда кто-то из девушек просит разрешения сфотографироваться вместе, на будущее. Так что никто не удивляется, когда к ним подходит одна из девушек, стоявших чуть в стороне от входа в здание.
— Оппа, — зовет она. На голос реагируют все, но она подходит к Джехвану. — Твоя мама сказала мне, что ты теперь трейни в Джеллифиш и не живешь с ними. Ты сейчас сможешь поговорить со мной?
Тэгун и сам не понимает, что поражает его больше, то что девушка пришла к Джехвану, то ли то, что она даже знакома с его семьей. Когда кто-то из них обсуждал девушек или упоминал свои отношения, то Джехван всегда отмалчивался. Тэгун осторожно скашивает глаза на остальных, ну хотя бы не он один удивлен: глаза Хонбина стали еще больше, а Вонщик даже рот приоткрыл. А у Хакёна разве, что надписи "любопытство" на лбу не хватает. Даже неловко как-то. Джехван между тем явно приходит в себя и быстро смотрит на часы:
— У меня есть минут двадцать до урока вокала.
— Спасибо, оппа, — странная девушка, Тэгун бы на такое обиделся, а она еще и благодарна. Парочка отходит чуть дальше, вне зоны слышимости, и что-то начинает обсуждать судя по жестикуляции девушки, Джехван не двигается. Стоять дальше на улице и наблюдать за ними Тэгуну точно не хочется, тем более, что репетиция у них сегодня общая и надо еще успеть переодеться и прийти в себя. Хакён все равно все узнает и расскажет.
— У нашего Джехвани была девушка! — Хакён делится открытием только вечером, весь день не оставляя Джехвана ни на минуту. Тот еще долго держался, из спортивного интереса, наверное.
— Это очевидно, — подначивать Хакёна маленькая слабость Тэгуна.
— Ты зануда. Но он ее бросил, чтобы стать певцом! Ты себе это можешь представить? Я бы не поверил, но она плакала сегодня, когда уходила! — ответа Хакёну и не требуется, для подробного обсуждения этой новости этого у него есть Вонщик. Тэгун же почти привычно думает, что знает о Джехване очень мало. Это как туман, вроде бы и знаешь из чего он состоит и почему появляется, но пощупать нельзя. Теперь Тэгун снова надеется, что Джехван задержится как можно дольше, Тэгуну необходимо время, чтобы его изучить, а если получится, то и пощупать. Хотя с пощупать проблем не возникает —Джехван очень тактильный, не как Хакён, конечно, и для него согласие другого человека значение имеет. Тэгун этим пользуется, хоть и не понимает зачем ему. Но Джехван точно знает, а может и чувствует, когда Тэгун не против его потискать. Иногда он даже мяукает и очень похоже, самое странное, что Тэгуну это приятно. И вроде бы животных изображает Джехван, но прирученным себя считает Тэгун. Очень непривычное ощущение.
Новость о скором дебюте и радует, и пугает. В себе Тэгун уверен, он не просто хорошо поет, он умеет двигаться. Но первое же испытание не оставляет и камня на камне от былой уверенности. Джехван чуть не вылетает, хотя лучше него своим голосом не управляет никто. Тэгун не представляет, что тот чувствовал в тот момент , и не хочет представлять. Он старается как никогда, они все стараются. Когда объявляют результаты, Тэгун все еще не может в это поверить. И не верит до того момента, пока срывающийся от радости или болезни голос — надо быть Джехваном, чтобы заболеть перед последним отбором, — не говорит ему:
— Хён, мы прошли! Мы действительно прошли!
Тэгуна накрывает позднее и радостью, и осознанием того, что ничего не закончилось, что все самое сложное еще только предстоит. Дебют все ближе, работать приходится намного больше. Но теперь у Тэгуна точно есть время, чтобы во всем разобраться.

@темы: группа: VIXX, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG

---

Билет №372

[KPF]

Название: Две стороны зеркала
Пейринг/персонажи: Чондэ/Чунмён
Группа: ЕХО
Жанр: романс, ангст, фэнтези
Рейтинг: R
Количество слов: 3600
Краткое содержание: Некоторым снятся сны, а некоторые в них живут.

Чондэ облизывает губы, хитро глядя на него снизу вверх. Чунмёну хочется стереть эту искушающую усмешку, но Чондэ справляется сам. Его губы обхватывают головку, скользят по ней, дразня, и мир перестает существовать. Только Чондэ и его рот, только жадные выдохи Чунмёна, беспомощность и дрожь. Чунмён склоняется все сильнее, жмурится, шепчет какую-то чушь и кончает с именем Чондэ в мыслях и на губах.
Открывает глаза и подставляет лицо под воду. Так глупо дрочить в душе, глупо и унизительно, и каждый раз противно от самого себя, но больше-то негде, а сдерживаться тоже не вариант. Не тогда, когда любишь тактильного Ким Чондэ.
Чунмён был рад, когда Чондэ ушел в китайскую подгруппу, он ему не нравился. Мелкое, глупое, не поддающееся логике чувство — Чунмён завидовал его таланту, благоговел и завидовал. Он не будет так петь никогда, даже если наизнанку вывернется. И сам Чондэ точно лучше него, добрее, сильнее, уверенней. Так что да, Чунмён вздохнул с облегчением, пусть в Китае у Ифаня голова болит, у него есть дела поважнее собственных противоречивых чувств. Она и болела, пока Ифань не умотал в свои неродные ебеня, а Чунмён не оказался единственным лидером и снова в непосредственной близости от Ким Чондэ. За эти месяцы многое изменилось, и в Чондэ тоже, Чунмён с удивлением осознал, что его благоговение стало несколько более… физическим. Спасибо постоянным тренировкам, выволочкам и нотациям, у Чунмёна не вставал от пения Чондэ, и почти не вставал в общежитии, но легче не становилось. Чондэ все еще был его одногруппником и хорошим корейским парнем, а Чунмён все еще нес за него ответственность. Потом Ифань вернулся, они как-то пережили совместный промоушн, и китайская подгруппа укатила в Китай, Чунмён смог вздохнуть с облегчением. Чондэ ему нравился.
Чондэ заполнил пустоту в его сердце и в его мыслях, дал ему что-то очень важное, о чем Чунмён сам не подозревал, пока не получил. Чунмён до сих пор испытывал идиотский внутренний трепет, когда оставался с Чондэ наедине, что-то вроде приступа фанатских чувств, нервничал, делал глупости и едва ли не заикался. Чондэ улыбался, хлопал его по плечу, подбадривал — и понятия не имел, что творил с его сердцем. Поддержка Чондэ значила много, очень много, Чунмёна никто никогда не поддерживал, только не одобрял. Чондэ, конечно, был не единственный, но именно к нему Чунмёну хотелось прийти за утешением, позволить обнять себя и поверить, что все будет хорошо.
Вот только все не будет уже хорошо. После одного иска группа еще могла оправиться, после двух с трудом, у пиарщиков агентства каждая идея безумнее и скандальнее предыдущей, начинается подготовка к дебюту новой группы, даже Чунмёну очевидно, что третьего иска не избежать. Хотя уж если кому и жаловаться…
Чунмён глотает витамины, анксиолитики и снотворное, два раза в день, по восемь разноцветных таблеток, не считая жаропонижающего, обезболивающего и прочей ситуативной ерунды. На что щедра корейская медицина для айдолов, так это на сильнодействующие препараты. Он почти уверен, что его сны — просто побочный эффект. В конце концов, флакончики не подписаны, названия Чунмёну не говорят, их не знают даже менеджеры, да им и плевать, по большому счету, Чунмён понятия не имеет, что пьет. Почему бы парочке лекарств не устроить короткое замыкание в его мозге?
— Ты как, проснулся? — озабоченно склоняется над ним Чондэ. Над его головой раскачивается матерчатый полог, скрипит дерево, ему жарко, душно и тяжело дышать. Прохладная ладонь Чондэ ложится на лоб, потом на щеку, он сочувственно улыбается. — У тебя жар, но это уж точно лучше, чем было. Мы уж думали, что тебя потеряли.
Он никогда не видит Чондэ во сне. Точнее, он запрещает себе его видеть, прекрасно зная, в какое русло повернет сон.
— Чондэ? — горло царапает, похоже, и правда жар.
— Отдыхай, скоро приедем. И обещай, что, когда в следующий раз захочешь погеройствовать, один не поедешь.
— Я не хотел… — Чунмён жмурится и открывает глаза уже в своей комнате. Садится в постели, прислушивается к чужому дыханию. Ничего похожего на его сон.
День заполнен обычной ничего не значащей суетой, бессмысленными шоу и беседами на тему лояльности. Чунмёна от них уже подташнивает, во всем агентстве трудно найти более преданного айдола, чем он.
— Ты как, в порядке? — Чондэ обнимает его за плечи, заглядывает в лицо. Чунмён вздрагивает, уж слишком это напоминает его сон.
— Я… да, вроде того, — Чунмён трет ладонями розовеющее лицо, к такому невозможно привыкнуть. Чондэ вторгается в его личное пространство с легкостью лучшего друга и никогда не имеет в виду ничего, что Чунмёну хотелось бы. Для Чондэ прикосновения всего лишь часть дружбы, а Чунмён смущается каждый раз.
— Ты не выглядишь.
— Я и не чувствую, — усмехается Чунмён. Чондэ обнимает его крепче, Чунмён прячет лицо в его толстовке. — Посиди так немного.
— Устал?
— Даже не представляешь, как, — Чунмён закрывает глаза и разрешает себе обнять Чондэ одной рукой. Чондэ гладит его по спине, от бессилия хочется плакать, но нельзя. Не при Чондэ. От его доброты только больнее.
— Когда-нибудь думал, что будешь делать после… группы?
— Нет, — он вообще не представлял, как будет жить без мечты. — Не хочу ни о чем думать. Хочу сидеть вот так, и чтобы больше никого не было.
Голоса любимых одногруппников раздаются все громче, приходится сесть и снова быть лидером. Несколько следующих дней Чунмён устает настолько, что никаких снов не видит, и даже не замечает, что спал. Он ложится в номере очередного отеля, мысленно прося всех известных богов о передышке, но почему-то боится закрыть глаза и смотрит в потолок, ждет сигнала будильника, пропуская момент, когда потолок начинает меняться.
В коридоре скрипит чья-то дверь, Чунмён с запозданием поворачивает голову и чувствует отводящую с его лица волосы руку. Руку того, кого в его комнате точно не было.
— Какого?.. — его губ касаются пальцы, Чунмён замирает.
— Хотел проверить, как ты тут, — Чондэ не улыбается, лунный свет из окна — какого еще окна, Чунмён сам помнит, как задергивал плотные многослойные портьеры совсем в другой стороне — рисует тени на его красивом лице.
— Хорошо, — ни разу не хорошо, но болит не в тех местах, где пару часов назад.
— Хорошо, — повторяет Чондэ. — Не уезжай так больше.
— Разве мы не… Ладно, неважно, — Чондэ смотрит на него так пристально, что Чунмёну неловко. — Что? — Ладонь Чондэ ныряет под одеяло и скользит по его животу и груди. — Чондэ?
— Проверяю, как заживает.
Ну да, конечно. А то, что кончиками пальцев обводит соски, просто совпадение.
— И как, заживает?
— Да, — от прикосновений Чондэ боль стихает, но касается Чондэ не везде. Чунмён решается.
— Знаешь, у меня и спина болит.
Чондэ колеблется. Чунмён откидывает одеяло и поворачивается лицом к окну, не прямым же текстом в свою постель приглашать. Спустя томительно долгую минуту Чондэ вздыхает и ложится рядом, Чунмён чувствует спиной тонкую ткань его рубахи, тепло его тела и руку, ложащуюся поперек живота. Чондэ накрывает их обоих одеялом, зарывается носом в его волосы, Чунмён приваливается к его груди и закрывает глаза. Плевать ему на все странности, если Чондэ рядом.
Чунмён чувствует себя на редкость отдохнувшим после каждого такого сна. Он так и не понимает, что это, почему Чондэ теперь в его жизни два и что будет, если он перестанет пить таблетки, но там ему становится легче. Чем бы это Там ни было. Он должен держать вместе девять парней, у каждого из которых характер не сахар, а менеджеры… Они и в лучшие дни не помогали, что уж говорить про сейчас. Пару раз Чунмён позорно срывается, потом приходится извиняться, уж кто-кто, а Минсок точно ни в чем не виноват. После очередного шоу с ритуальными плясками и капризами, которые только фанаткам кажутся милыми, а самого Чунмёна давно уже довели до нервного смеха и маленькой голубой таблеточки один раз в день, он сидит в кухне общежития и ничего, абсолютно ничего не хочет. Сегодня ему опять объясняли, как важна для хорошего лидера ответственность. Чунмён давно уже смирился, что ему не быть хорошим лидером, просто хочется, чтобы его оставили в покое. Хотя бы на пару дней. Чтобы их всех оставили, им нужно побыть без чужих ценных мнений и вспомнить, зачем они пришли в шоу-бизнес. Может, тогда получится сохранить группу.
— Эй, пора спать, — в кухню, шаркая ногами, заходит полусонный Чондэ. Чунмён машет рукой в том смысле, что помнит, но продолжает сидеть. — Пойдем, я тебя провожу.
— Я дойду сам.
— Сам ты тут уже третий час сидишь, — фыркает Чондэ и поднимает его со стула.
— Ты ведешь себя как заботливая жена, ты в курсе? — спрашивает Чунмён. Чондэ тихонько смеется.
— Предпочитаю считать себя мужем.
— У нашего пейринга и такое бывает. Правда, реже.
— И вообще я фанат обратных раскладок, — пафосно говорит Чондэ.
— Особенно в ченбэках и ченсу, угу.
— Можно подумать, ты не писал комменты к тому порномакси по судо.
Чунмён останавливается и смотрит печальными глазами.
— Это ты Кёнсу рассказал.
— Я спасал свою жизнь. Прости.
— Да куда я денусь, — вздыхает Чунмён и ложится в постель.
— А теперь закрывай глаза и спи как следует до шести утра, — Чондэ укрывает его одеялом.
— Ты еще в лобик поцелуй!.. — его касаются теплые сухие губы. Чунмён замирает.
— Готово. Теперь точно спи.
Чондэ уходит, а он лежит, пытаясь вспомнить, как дышать. Это не больно, не страшно, мир не переворачивается, кожа не горит в месте поцелуя, а сердце не выскакивает из груди, просто кровь отказывается течь куда ей положено. Чондэ уничтожает его всего одним жестом. Чунмён старается вдыхать хотя бы чуть-чуть и совсем не удивляется, когда мир меняется, и он оказывается там.
Чунмён выходит на галерею и смотрит на местные луны-близнецы. Он уже достаточно освоился здесь, чтобы не бояться попасть в неловкое положение. Чунмён никогда не страдал так, как от несчастной любви положено, слишком уставал, да и любовь за почти четыре года стала привычной как воздух, но иногда подступало. Как сейчас, когда Чондэ не позволяет ему даже мечтать.
— Ты почему не отдыхаешь? — Чондэ подходит неслышно, кладет руку ему на плечо. Еще заботы он не вынесет. Чунмён разворачивается, дергает на себя Чондэ и целует в раскрывшиеся губы. Чондэ вздрагивает, снимает с себя руки Чунмёна и смотрит в глаза. — Что с тобой?
— Ничего, — Чунмён отступает, но Чондэ его держит.
— Меня всего пару дней не было, что произошло?
— Ничего, — повторяет Чунмён.
— Тебе плохо, я же чувствую.
— Почему ты думаешь, что это имеет к тебе отношение, — зло усмехается Чунмён и уходит, Чондэ его не задерживает.
Заснуть не удается, так что весь следующий день Чунмён избегает Чондэ — поместье большое, а дел много, у Чондэ свои обязанности, поэтому он не тащит Чунмёна поговорить без свидетелей, но сдерживается с трудом. Чунмён уходит в свои покои раньше и надеется заснуть до того, как освободится Чондэ, но не получается. Чондэ стоит у окна, губы плотно сжаты, руки скрещены на груди.
— Поговори со мной.
— Не о чем, — Чунмён поворачивается спиной и распутывает завязки рубахи. Боль не стесняет движений, он почти оправился от ран, хотя так и не понял, откуда они взялись.
— Придется, хочешь ты этого или нет.
— Я признался, ты не ответил, какой смысл теперь обсуждать?
— Я задал вопрос, ты поцеловал, чтобы не отвечать, — Чондэ подходит как раз, когда Чунмён отбрасывает сапоги. Отступать некуда. — Почему ты не даешь себе помочь? Я все еще недостаточно хорош?
— Я доверю тебе все, — печально улыбается Чунмён. — Кроме сердца.
Глаза Чондэ темнеют.
Он выдыхает ругательство, опрокидывает Чунмёна и прижимает его запястья к постели. Чунмён смотрит на него с такой покорностью, что Чондэ не выдерживает.
— Почему? — шепчет Чондэ, прижимаясь своим лбом к его. — Ну почему? Что я должен сделать еще? Как доказать, что достоин?
Чунмён не слишком разбирается в здешней иерархии, но что Чондэ не любят и боятся, знает точно.
— Никогда не считал это важным. Важно, что у тебя в сердце.
Чондэ целует его — умоляет безмолвно, признается и просит разрешения быть рядом. У губ Чондэ терпкий вкус хорошего вина и отчаяния, Чунмён закрывает глаза и один раз позволяет себе не думать о последствиях. Стаскивает с Чондэ рубаху, гладит по спине, Чондэ подставляется и едва слышно стонет, прикрывая глаза. Упирается руками, почти касаясь ребер Чунмёна, тот шалеет от этого почти случившегося ощущения, Чондэ сидит верхом на его бедрах и с каждым прерывистым вздохом съезжает выше, пока съезжать еще есть куда.
— Чунмён, — сдавленно стонет Чондэ, — Чунмён…
Чунмён просовывает руку между их телами и гладит, Чондэ толкается в его ладонь и что-то шепчет, запрокинув голову. Чунмён прикусывает кожу на его подбородке, слизывает с шеи испарину, морщится, когда рука вжимается слишком сильно, и наслаждается каждым мгновением.
— Хочу тебя, — выдыхает Чунмён. — Хочу тебя коснуться.
Чондэ мотает головой, словно не может сфокусировать взгляд, приподнимается и целует отрывисто, Чунмён тянется за продолжением, но Чондэ скатывается с него, трясущимися руками стаскивает с себя сапоги и штаны. Чунмён едва успевает снять свои и взяться за рубаху, как Чондэ снова прижимает его к постели. Чунмён не знает, что смущает больше — абсолютная нагота Чондэ или прикосновения его члена — и смотрит в потолок, пытаясь успокоиться.
— Я не сделаю ничего, чего ты не хочешь, — Чондэ сползает вниз и целует его живот. Чунмён в жизни не чувствовал себя так открыто и в такой безопасности. Губы Чондэ шершавые, дыхание обжигает, от каждого поцелуя внутри что-то вспыхивает, Чондэ так много, он теряется в ощущениях. Чунмён поднимает рубаху выше, Чондэ следует за тканью, лаская открывшуюся кожу, прослеживает ребра языком. Чунмён тянется к нему, но Чондэ отстраняется. — Потом, я… ждал слишком долго.
— Боишься, что не понравится?
— Боюсь, что сразу кончу, — усмехается Чондэ, в его глазах тепло. Он помогает Чунмёну снять рубаху, но стягивает ее не до конца, заставляя запутаться в рукавах, и укладывает обратно спиной на постель. Связанные руки возбуждают.
— А я… нет? — сквозь зубы шипит Чунмён. Чужие пальцы на его члене, чужая власть над его телом — Чунмён согласен на все, если это Чондэ. У него твердые мозолистые ладони, размашистые движения, Чунмён сначала задыхается от резкой боли, потом от ослепительного, проходящего насквозь наслаждения, его выгибает на постели, он мечется, стонет и почти плачет от беспомощного желания. — Чондэ-э… Чондэ, прошу!..
— Что? — Чондэ лежит рядом, опираясь на руку, и смотрит ему в глаза.
— Кончи… со мной. Чонд… — Чунмён жмурится и хватает ртом воздух, когда Чондэ останавливается. — Давай.
Чондэ устраивается так, чтобы было удобно обоим, Чунмён переворачивается на бок и закидывает ногу ему на бедро, прижимаясь так тесно, что животом чувствует его член. Животом и своим собственным, это так странно и так хорошо, и удивительно правильно, что Чунмёна ведет, он дергает связанными руками и несколько раз толкается вперед, вынуждая Чондэ жалобно застонать.
— Подожди… подожди, сейчас, — Чондэ обхватывает их обоих рукой, пытаясь поймать ритм, Чунмёна трясет, он задыхается и кончает Чондэ на живот, больше всего жалея, что не может его обнять. И всего лишь немногим меньше, что не признался вслух.
Чунмён просыпается ровно в шесть утра, по сигналу будильника, и несколько минут лежит, пытаясь понять, где он. На календаре тот же день, у группы сообщенный вечером график, Чунмён давно уже отчаялся понять, почему пара дней в одном мире равна паре часов в другом.
График становится совсем сумасшедшим, Чунмён вливает в себя протеины и энергетики и следит, чтобы другие не умерли от усталости, урывает по полчаса сна и мечтает снова оказаться там. С тем Чондэ. Бесполезно, Чунмён не видит его почти две недели. И здесь не видит, у него слишком плотный график, а Чондэ, после оглушительных китайских скандалов агентства, стараются не задействовать. У Чунмёна съемки, бесконечные съемки, шоу, реклама, фотосессия черт знает чего, снова шоу, присутствие на каких-то мероприятиях, которые нельзя отменить, радио и опять фотосессии с огорченно замазывающими синяки под глазами гримерами. Как будто он сам не знает, что столько не спать вредно для кожи и плохо маскируется.
Таблетки не помогают, однажды ночью Чунмён спускает их все в унитаз и плачет на полу, ненавидя себя за беспомощность. Утром Чондэ смотрит сочувственно, но ничего не говорит. Никто не говорит, хотя половина слышала наверняка, звукоизоляция в их квартире ни к черту. Менеджер, сияя фальшивой улыбкой, поет дифирамбы агентству и его невиданной щедрости, в разгар тяжелых трудовых будней им дают аж целых пять дней выходных, можно уехать из Сеула навестить родных, отправиться к друзьям в Токио, да хотя бы погреться съездить, в какой-нибудь Тайланд, агентство даже готово купить им всем билеты куда они захотят, вот буквально сейчас.
Они переглядываются.
— У меня еще не закончился мюзикл, — говорит Кёнсу.
— Все хорошо! — восклицает менеджер. — Мы договорились.
— Значит, нас не должно быть в Сеуле, — задумчиво хмыкает Бэкхён. — Поедем семью навестим.
Менеджер едва заметно дергается.
— В Корее, — поправляет Чондэ. — Как интересно. Чем дальше, тем лучше. Они нас обратно-то пустят?
— Могут и нет, — пожимает плечами Бэкхён. — Скажут, что мы сосредоточимся на сольных проектах.
Менеджер переводит взгляд с одного на другого и решает, что сказать.
— Да поняли мы все, — Сехун встает первым, у него никогда не было почтения к статусу. — Поехали в Японию, — он хлопает Чонина по плечу. С таким другом даже трудоголик Чонин не пропадет.
Хороший выбор. Много фанатов, много проектов, разные агентства, не с нуля начинать в случае чего. Чунмён летит в Сингапур. Когда он раздергивает шторы навстречу утреннему солнцу, становится известно о третьем иске. Он садится на диван, лицом к окну, откидывает голову и закрывает глаза.
Чунмён просыпается вечером, на этом же чертовом белом диване, под тусклым светом звезд. На телефоне дежурное сообщение с выражением разочарования от отца, инструкции от менеджеров, ворох обновленных чатов с друзьями — Чунмён пересчитывает их отстраненно, как отчет подбивает. Он выпивает бутылку воды и съедает банан, потому что организму нужна вода и еда, закутывается в стащенное с кровати покрывало и снова садится на диван. Он не так часто видит небо.
Чунмён звонит отцу. Чем позже, тем тяжелее будет на это решиться. Голосом, полным холода и осуждения, отец выражает свое неудовольствие. Действия Чунмёна ставят его в неловкое положение. Да твои меня тоже ставили, думает Чунмён. Почему ты не вел себя достойно? Он извиняется и обещает приложить еще больше усилий, как всегда, впрочем, отец не верит и не считает нужным это скрывать. Тоже как всегда. Чунмён сворачивается в клубок и кладет телефон на пол. Он ощущает себя пустой оболочкой. Следующие три дня он проведет здесь, у панорамного окна, запасов еды в номере хватит. Да ему и не хочется ничего.
Второй раз он просыпается на коленях Чондэ. Все еще темно, и он не понимает, где находится, но пальцы в своих волосах узнает всегда.
— Я думал, ты не проснешься, — голос Чондэ подрагивает.
— Ты здесь?
— Я тебе присягал. Я всегда буду с тобой.
— Ну, я бы не называл присягой контракт, — пытается пошутить Чунмён, но потом понимает. — Чондэ?
—Ты почти три недели не просыпался. Не знал, что у Черных жителей и такой яд есть.
Чондэ перебирает его волосы и молчит. Чунмён чувствует себя бесконечно уставшим, он не хочет ничего решать и ни о чем думать. И обратно возвращаться тоже не хочет.
— Не давай мне спать пару дней. Хочу быть с тобой.
Чондэ ни о чем не спрашивает, наклоняется и целует, Чунмён растворяется в этом поцелуе, в движениях губ и языка, тянется навстречу. Чондэ нежен, словно боится испугать или причинить боль, Чунмён обнимает его за шею и закрывает глаза.
— Я тебе нравлюсь? — спрашивает Чунмён, когда Чондэ выпрямляется. — Хоть чуть-чуть?
— Ты серьезно?
Его окатывает горьким смехом Чондэ как ледяной водой.
— Если это из-за твоего положения или… Просто не надо, не хочу, чтобы ты себя заставлял.
— Ты сейчас об этом спрашиваешь?
— Когда-то же должен, — Чунмён закрывает глаза рукой и, помедлив, садится. — Ладно, я понял…
— Я тебя люблю. Все знают, что люблю, нельзя быть еще очевиднее. Ты мое единственное слабое место, я всегда исполню все, о чем бы ты ни попросил. Ради тебя я оставил Конклав, Чунмён. Позволь мне быть с тобой.
Чунмён поворачивается и целует его, укладывает на постель и ложится сверху. Чондэ гладит его по бокам и спине, и ниже, прохладные ладони под штанами заставляют хотеть большего. Чунмен вдруг понимает, что чувствует себя живым.
Чондэ колеблется, но Чунмён не собирается давать ему шанс передумать. Его поцелуй такой же нежный, он ждет, пока Чондэ решится поверить и начать отвечать, Чунмён устал быть без него.
Позже, когда небо начинает сереть, он обнимает Чондэ и бездумно смотрит в окно.
— Ты говорил не давать тебе спать.
Голова Чондэ лежит у него на плече, он не видит, но чувствует, как Чунмён успокаивается.
— Я не сплю.
— Почему не давать?
Чунмён колеблется, но Чондэ терпеливо ждет, поглаживая его живот, и он рассказывает, запинаясь и замирая от страха. Про Сеул, про сны, про другой мир и другого Чондэ. Чондэ вздыхает.
— А я чувствовал, что ты изменился. Что он… как вас разделять-то. Есть такая старая теория, нам рассказывали, что миры как стеклянные шарики — у каждого свой, иногда они соприкасаются и можно ходить из одного в другой, если между нашим миром и тем есть общее. Значит, здесь Чунмён действительно умер, а ты переходишь из одного тела в другое, когда засыпаешь.
— И что с этим делать?
— Есть обряд, несложный, ты перестанешь сюда приходить, будешь жить в своем мире.
— И тебя это устраивает?
— У тебя есть свой мир и свой Чондэ,— Чунмён чувствует себя уязвленным, хотя Чондэ, в общем-то, прав.
— Ясно, — Чунмён закрывает глаза. — Ясно. Тебе я тоже не нужен.
— Тебе здесь не место.
— Я хочу быть с тобой. С тобой, а не другим Чондэ. Хочу быть счастливым и сделать счастливым тебя, это что, так много?
— Обратного пути не будет. Ты не сможешь вернуться обратно, если передумаешь.
— А если ты? Ты любил не меня, а его, у вас были долгие отношения, а меня ты знаешь пару месяцев, — Чунмён сам не знает, откуда берется эта злость и когда этот Чондэ стал для него важнее другого. Когда он его полюбил. — Если бы знал, что я не он, у тебя бы не встал, верно?
— Я не могу тебе позволить! — Чондэ рывком садится и яростно смотрит в глаза. — В твоем мире нет ведьм и демонов, некромантов, оживающих мертвецов и призраков, а здесь Ад! Настоящий Ад, когда-то весь мой мир был Адом, пока его не разделили на два слоя, я не хочу, чтобы ты это узнал! Я хочу, чтобы ты жил. Я хочу, чтобы ты жил, еще больше, чем хотел, чтобы жил он.
— Мне некуда возвращаться, и незачем, нет смысла. Я просто хочу быть с тем, для кого важен. Я для тебя достаточно важен, Чондэ?
— Не заставляй меня!
— Потому что ты для меня очень.
Чондэ отворачивается.
— Это нечестно.
— Да мне плевать! Мне всю жизнь говорили, что я должен делать, я бы ничего не добился, если бы делал, как хотели другие. Я для тебя достаточно важен, Чондэ?
Чондэ передергивает плечами и молчит.
— Я для тебя достаточно важен?
— Да! Да, — почти кричит Чондэ. — Да, я сделаю все, что ты хочешь, я проведу этот чертов обряд, только не умирай раньше меня.
Чунмён не счастлив, нет, он бы хотел услышать эти слова в другой обстановке, но Чондэ, сжимающий его в объятьях, дает кое-что более важное.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: R

---

Билет №353

[KPF]

Название: Вверх по кроличьей норе
Пейринг/персонажи: Хакён/Тэгун
Группа: VIXX
Жанр: АУ, экшн
Рейтинг: G
Размер: 500х600
Описание: Туманность Алой Звезды — не самое приветливое место во Вселенной. Но Конфедерации нужны опытные разведчики, и согласия Хакёна никто не спрашивал.

@темы: группа: VIXX, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №188

[KPF]

Название: Девушка
Пейринг/персонажи: вся славная семерка
Группа: Infinite
Жанр: юмор, бэнд
Рейтинг: G
Количество слов: ~ 1,5к

Солнечный лучик приветливо пробрался сквозь занавеску и разбудил этим лидера преуспевающей группы. Сегодняшний день для Сонгю был важен по нескольким причинам, одна из которых – долгожданный выходной. Не каждый день можно позволить себе поваляться подольше под одеялом – несмотря на вступающую в права весну, по ночам все еще холодно. Сладко потянувшись, он хотел было перевернуться на другой бок и оттянуть время подъема, но тут вдруг заметил, что одного из мемберов не хватает. В связи с неожиданным ремонтом в общежитии они, как и в предебютное время, жили в одной комнате. И сейчас, по привычке, обведя глазами макушки спящих участников группы, Сонгю обнаружил пропажу - не хватало Сонджона. Макне не имел привычки отлучаться, и сначала лидер решил, что тот просто задержался в туалетной комнате. Разглядывая потолок, по которому скакали туда-сюда солнечные зайчики, Сонгю считал секунды, ожидая возвращения Сонджона в комнату, но тот все не шел. И лидер начал беспокоиться, прокручивая в уме варианты, куда тот мог подеваться с утра пораньше. Сонгю хорошо помнил, что в расписании на сегодня графа была пуста. Полноправный выходной после сумасшедших рабочих месяцев работы над альбомом, промоушеном и другими делами.
- Сонёль? - Сонгю пнул одногруппника, раскинувшего свои длинные ноги на половину комнаты.
- Мммм? - сонно промычал в ответ парень, даже не подумав открыть глаза.
- Не знаешь, куда мог подеваться Сонджон? - попробовал еще раз воззвать к одногруппнику Сонгю, но тот лишь буркнул что-то нечленораздельное и перекатился на другой бок, закидывая свои конечности на недовольного таким приемом Ухёна.
- Да в туалет пошел скорее всего, - вместо Сонёля ответил Дону, потирая глаза и садясь.
- Его уже минут десять нет, - недоверчиво ответил Сонгю.
- Так пойди и проверь, хватит людей будить, - подал голос из другого угла комнаты Хоя, недовольный, что и его разбудили.
Сонгю поджал губы, получив по макушке, но все-таки отправился проверять. Общежитие давно уже не спало, в отличие от их группы, рабочие чем-то гремели на лестнице, ремонт шёл полным ходом. Добежав без тапок по какой-то строительной стружке и пыли до ближайшего туалета, Сонгю подергал ручку и удивился, когда дверь податливо открылась. Внутри, как и ожидалось, никого не было. В зеркало на лидера посмотрело его растрепанное и заспанное отражение, поэтому перед тем, как вернуться, он решил сразу убить двух зайцев и умылся. Бредя обратно, Сонгю надеялся, что макне уже вернулся, но их комната встретила его такой же, какой он её оставил несколько минут назад.
- Позвони ему на мобильник, - с каждой секундой терпение лидера таяло все быстрее. "И куда только пошёл непослушный макне?!"
- Уже, - Дону, настоящий друг, не открестился от переживаний Сонгю и стал действовать, закатив глаза и слушая гудки в трубке, - Алло? Алло, Сонджон-и, ты где вообще? Гуляешь???
- Дай мне трубку! - потребовал, а не попросил лидер, закипая. Он, значит, волновался, а тот просто "гулял". - Дону!
Парень послушно протянул телефон, не дослушав, о чем там вещал макне, который, по-видимому, все слышал, раз Сонгю ждали гудки. Сонджон благоразумно повесил трубку быстрее, чем лидер сказал ему все, что он о нем думает.
- Подъем! - раз ему спать не дали, Сонгю не собирался устраивать сладкую жизнь остальным и второй раз за утро пнул Сонёля. (Нечего разлёживаться поперек комнаты).
*
Сонджона они увидели уже после завтрака, так еще и не одного. Макне группы привёл с собой ДЕВУШКУ! От увиденного у Сонгю челюсть отпала и поднять он её смог только спустя несколько минут, когда заботливый Менсу похлопал его по спине. Вежливые мемберы в это время по очереди поклонились неожиданной гостье (и предполагаемой "невестке"?), а лидер только успел захлопнуть рот от неожиданности.
- Сонгю-хён, знакомься, моя девушка - Мина, - как обухом по голове проехался Сонджон своими словами и милой улыбкой на губах.
- Твоя кто? - на всякий случай уточнил лидер, все еще лелея надежду, что просто ослышался.
- Девушка, девушка, - подсказал Сонёль таким елейным голосом, будто мстил за пинки с утра.
Сонгю приветливо поклонился смущенной Мине, согнувшись пополам и рассмотрев по пути все достопримечательности. Худая и со смазливой мордашкой. Так еще и пользующаяся какой-то натуральной косметикой с приятным ароматом. Самое то для их макне. Но не сейчас же!
Приветствие закончилось вполне благополучно, если не считать шокированный вид лидера. Сонджон с приторно-сладким выражением лица усадил Мину на единственный в их комнате стул и удалился на кухню за стаканом воды, давая участникам время пообщаться с ней в его отсутствие. Ухён тут же воспользовался этим немым приглашением, вешая девушке на уши лапшу и сверкая одной из своих самых незабываемых улыбок, как будто то была его девушка, а не Сонджона. Сонгю отвел Менсу в сторону и возмущенно спросил о том, что он думает по поводу сложившейся ситуации. Лидер надеялся найти в друге поддержку, но Эл улыбнулся и сказал, что девушка – это здорово. Сонгю похватал ртом воздух и отправился на поиски другой плакательной подушки, которой оказался более холодный к таким вещам Хоя.
- Какая ему девушка, скажи? - кинул пробный шар лидер, и, получив утвердительный кивок в ответ, продолжил, - он же еще сам ребёнок!
- Согласен, - рассудительно заметил Хоя, но вариантов борьбы со сложившимся положением никаких не предложил и не поддержал.
Тем временем виновник всей суматохи вернулся ни с чем, так и не найдя ни одного чистого стакана на кухне, где все было покрыто тонким слоем белой строительной пыли. Сонджон обеспокоенно обвел взглядом одногруппников и счастливо вздохнул, обнаружив, что почти все (за исключением надувшегося, как индюк, лидера) нашли общий язык с гостьей. Он даже постарался поскорее взять ситуацию в свои руки, отодвигая подальше Сонеля с его красивым личиком и непомерно длинными ногами (на которые покупались все особи женского пола) и Дону, чья улыбка доставала уже практически до ушей. Макне видел, как Менсу на все его старания смотрел с плохо скрываемым смехом, но старался не придавать этому большого значения. Хорошо хоть, что Ухён - любимчик дам любого возраста, обольститель словами, а не ногами, как некоторые, почему-то отступился от Мины раньше, чем Сонджон вернулся. Иначе нервных клеток у макне бы поубавилось. Соперничать с самим Ухёном было невероятно сложно. Впрочем, с Менсу бы можно было даже не пытаться, но тот лишь лениво ухмылялся, глядя на все со стороны и не желая вмешиваться. Смотреть на развернувшееся шоу ему было приятнее, чем в нем участвовать. И Сонгю мог бы чуточку позлорадствовать над Сонджоном и его попытками защитить свою девушку от очарования своих же одногруппников, но лидер был слишком занят разговорами с самим собой.
- Девушка, значит? Сонджон-и, зачем тебе девушка, когда у тебя столько заботливых хёнов? - взывал он себе под нос, не слышимый и не замечаемый адресатом, - тебя и кормят, и поят. Что тебе еще надо?
Сонгю покачал головой из стороны в сторону, вызвав очередную порцию сдерживаемого смеха у внимательного Менсу.
- Я же тебе даже плюшевого мишку купил! - от запала чуть громче сказал лидер, разводя руками.
- Что говоришь? - спросил Ухён, подходя ближе и поправляя разметавшуюся прическу Сонгю.
- Ничего-ничего, - вяло ответил лидер, запуская пальцы в свою шевелюру и показывая этим жестом всю глубину своего отчаяния и непонимания.
- Может, сбегать в магазин за тортиком? - предложил Ухён.
- Кому? - тень радости промелькнула на лице Сонгю и тут же исчезла, когда тот удивленно ответил:
- Мине, конечно! Кому еще!
Лидер безвольно махнул рукой, готовый расплакаться. Так обидно и горько ему давно не было. Будто весь мир клином сошелся на этой злосчастной девушке. Вон даже тортик ей хотят купить.
- Я к нему со всей душой, а он мне ...девушку приводит показать, - пробурчал он, глядя на то, как Мина смеялась то ли над шутками Дону, то ли над разгорающейся ревностью своего парня. Сонджон, похоже, и не рад уже был, что привел её к своим чересчур дружелюбным и симпатичным одногруппникам. Но Сонгю было его даже не жалко, хотя в другое время он, возможно, и вмешался бы, но не сегодня. Сегодня он был расстроен на весь мир в целом и на Сонджона с его девушкой в частности. Мемберы обращали на нее столько внимания, будто им заняться было нечем в свой единственный выходной. Ухёну с Сонелем не мешало бы позаниматься друг с другом "актерством", как они называли упражнение на беглость речи. Да и Хоя, при желании, мог бы заняться чем-нибудь полезным. Но парни ушли за тортиком для девушки, оставив Сонгю сокрушаться по этому поводу в одиночестве. Лидер начал было ходить из угла в угол, но быстро притомился и сел, привалившись спиной к сложенным одеялам. "Это ж надо вообще! Сонджон и девушка, девушка и Сонджон!"
- С днем рожденья, дедушка, - напугали его до чертиков ввалившиеся всем скопом одногруппники с тортом, на котором пылало больше двух десятков свечей.
- А где девушка? - удивленно спросил Сонгю, не находя взглядом Мину.
- Какая девушка? - захлопал ресницами Ухён.
- Девушка Сонджона, - ответно похлопал ими Сонгю.
- Скрытая камера! - хором ответили обрадованные удачным завершением задумки одногруппники.
- Да какая Сонджону девушка? - расплылся в улыбке Сонель, когда все свечи были потушены, и тут же бросился наутёк от разозленного макне, не замечая подножки, любезно поставленной другом. Кто никогда не менялся, так это Ухён. И Сонгю, облизывая пальцы, измазанные в торте, думал, что не так уж и плохо, когда помимо шума и гама по общежитию разносился смех и еле сдерживаемая ругань. Во всяком случае, пока детки были заняты друг другом, а не им, он был готов закрыть глаза и уши на многое.

@темы: группа: Infinite, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: G

---

Билет №368

[KPF]

Название: El Coco
Пейринг/персонажи: Лухан/Минсок
Группа: ЕХО
Жанр: АУ, драма
Рейтинг: PG
Количество слов: 3400
Предупреждения: автор вдохновлялся одной из заявок на хоррор-фесте
Примечание: El Coco — Эль Кукуй (или Куко, Кока, Кука, Коко) — это мистический монстр-призрак, эквивалентен Бугимену (Бука) и Бабаю (славянский фольклор). В Испании и странах Латинской Америки, родители поют колыбельную и рассказывают страшные истории своим детям об Эль Кукуе, чтобы избавить детей от плохого поведения и непослушания. Если дети не будут слушаться своих родителей и вести себя плохо, то Эль Кукуй придет к ним, заберет и съест их. (с) wikipedia.org
Описание: Говорят, монстры под кроватью бывают только в детстве и утаскивают непослушных детей. Но что если детство давно уже в прошлом, а монстры - нет?

Лухану часто «везло» на странных людей. То это была костлявая старуха, жившая по соседству и постоянно бормотавшая ему про потерянного когда-то давно сына. То взъерошенный мужчина с диким взглядом, кинувшийся к нему на улице и утверждавший, что он, Лухан, сбежавший результат его эксперимента по созданию чего-то там. Лухан предпочел не уточнять и побыстрее ретироваться. Было ли подобное в детстве, Лухан не помнил, а спрашивать у родителей не хотел. Но не раз испытывал неприятные чувства от такой реакции других людей на него самого. Возможно, дело в нем самом, раз к нему словно магнитом тянет подобных. А может, просто развелось слишком много сумасшедших.
Потом на несколько лет случилось затишье, и Лухан уже и думать забыл про свое чудное «везение», как пришло время университета, общежития и комнаты на двоих.

Лухан вселился в комнату первым и уже успел облюбовать себе кровать у окна, оставляя вторую, у стенного шкафа, своему соседу, приехавшему чуть позже. Соседом Лухана оказался странный – неудивительно! – немного дерганный парень со смешливым взглядом. Представившийся Ким Минсоком, новый жилец поставил сумку у двери и растерянно оглядел комнату.
– Свободная кровать у стены, – кивнул Лухан в нужную сторону. – Не против, что я у окна?
– Что? Нет, я… – отозвался Минсок, не отходя от двери. – Не против.
После чего вздохнул, сбросил кеды и быстро подошел к кровати, забираясь на нее с ногами. Лухан ничего не сказал, лишь проводил соседа недоуменным взглядом. Пожал плечами на странности других и принялся дальше распаковывать вещи. В эту же ночь он проснулся от сдавленных всхлипов и поднял голову от подушки посмотреть, что его разбудило. Его сосед сидел в кровати, вжавшись в спинку. Глаза его были широко раскрыты и словно смотрели в никуда, а пальцы судорожно комкали одеяло, в котором он пытался спрятаться.
– Ты чего? – хрипло спросил Лухан, щурясь в темноте – глаза после сна не хотели открываться.
– Эй!.. – снова окликнул он, не видя никакой реакции.
– Там… – снова всхлипнул Минсок. – Оно там. Под кроватью!
– Совсем дебил? – раздраженно рявкнул Лухан. – Или кошмар приснился?
Минсок ничего не ответил, лишь натянул одеяло повыше и отвернулся. Лухан зло взбил подушку и снова улегся, пытаясь заснуть.

***

По прошествии нескольких недель Лухан уверился, что Минсок и правда странный. Ну или как минимум просто со странными привычками. Тот всегда садился на кровать с ногами, не позволяя им свисать до пола. В университетской зоне отдыха, уставленной удобными диванчиками, он предпочитал стоять – ведь в обуви на них не влезешь. Лухан, может быть, и забыл бы об этой странной, но вполне безобидной привычке соседа, если бы не посвящение первокурсников с последовавшей за этим вечеринкой. В этом году старшие курсы – судя по звучавшим всюду перешептываниям – превзошли себя. Лухан не знал, каким образом они узнали их скрытые фобии, но факт оставался фактом – сейчас ему предстояло достать ключ от их комнаты, спрятанный на дне большой банки с пауками. Где они нашли столько пауков, Лухан старался не задумываться. Побледнев, он медленно запустил туда руку, вздрагивая каждый раз, как пальцы скользили по мохнатым тельцам и лапам противных тварей. Минсок стоял рядом и с испугом наблюдал. Сколько длилось его мучение, он не засекал, но какова была его радость, когда наконец нащупал ключ и с победным кличем вытащил его из банки.
– Молодец, посвящение прошел, – одобрительно сказал один из старшекурсников – Лухан даже не знал его имени – и ухмыльнулся. – А теперь отдай ключ своему соседу. У него свое задание.
Лухан недоуменно посмотрел на Минсока, протягивая тому ключ. Не то чтобы ему было интересно, каким будет задание, конечно.
– Задание для тебя, – снова заговорил тот самый старшекурсник, – просидеть полчаса в темной комнате на кровати, поставив ноги на пол.
Он еще не закончил говорить, а Лухан уже видел, как сильно побледнел Минсок, сильно сжимая ключ в руке. Вокруг раздался возмущенный ропот от других первокурсников, которым так не повезло – подумаешь, всего-то посидеть в темной комнате. Но, похоже, Минсок отнюдь не считал это везением. Он попятился назад в надежде выбежать из комнаты, в которой происходило испытание Лухана, но наткнулся спиной на злобно улыбающихся старшекурсников. Схватив его за руки и приговаривая, что без посвящения не будет и учебы здесь, они потащили его к их с Луханом комнате. Затравленно посмотрев на Лухана, он исчез за их спинами.
Лухану хватило трех секунд, чтобы подумать, после чего он ломанулся следом за ушедшими. К тому моменту, как он прибежал к их комнате, Минсока уже заперли там, и отсчет времени пошел. Лухан недоумевал, откуда старшекурсники узнавали про самые сильные страхи, но еще больше он не понимал, что такого страшного для Минсока сидеть, свесив ноги с кровати.
– А как вы узнаете, что он ноги не отрывал от пола? – спросила одна из недовольных легкостью наказания студенток.
– Узнаем, – многозначительно пообещал старшекурсник.
Пока Лухан пытался отдышаться, то узнал, как они будут определять честность выполнения задания: Минсока заставили сесть прямо на кровати, поставив ноги на пол, а к ним прицепили колокольчики. Так что если вдруг тот захочет поднять ноги, раздастся звон. Лухан лишь кусал губы.
Поначалу все шло тихо – никакого звона. Многие отошли от двери, уверившись, что там действительно не будет ничего особенного. Лухан тоже почти успокоился, как вдруг на двадцать восьмой минуте, когда терпение начали терять даже самые стойкие, из комнаты раздался сначала едва слышный звон, а за ним – оглушительный вопль. От двери машинально шарахнулись все, только Лухан тут же подлетел к ней обратно и принялся молотить кулаком. Минсок не переставал орать, только теперь сквозь его ор был слышен чей-то хохот.
– Отдай ключ! – выхватив ключ из рук старшекурсника, Лухан дрожащими пальцами открывал дверь. Стоило только ей распахнуться, как на него тут же налетел Минсок, по-прежнему вереща и рыдая. За ним вразвалочку вышел очередной старшекурсник, все еще продолжая хохотать. Вернувшиеся студенты потоптались у двери и разошлись, едва не крутя пальцем у виска на такую реакцию. Лухан же, хмуро посмотрев на всех, обнял Минсока и повел к его кровати, но тот задергался, вырываясь. Пришлось усадить на свою; Минсок тут же забрался на нее с ногами. Мысленно плюнув на покрывало, которое теперь надо будет стирать, Лухан стащил точно такое же с соседской кровати и укрыл им Минсока, который судорожно вцепился в его руку, стискивая и не желая отпускать. Лухан хотел отойти и налить воды – того все еще трясло, – но не смог даже отодвинуться. Вздохнув, он сел рядом, молча ожидая от соседа хоть чего-нибудь – объяснений, извинений и так далее. И тот не подвел.
– Прости, – начал он и прикрыл глаза. – Я испачкал тебе покрывало.
– Это единственное, что тебя сейчас волнует? – вопросительно подняв брови, уточнил Лухан. – А как же извинение за эту истерику? Ты обслюнявил мне свитер. И еще ты вряд ли прошел посвящение.
– Это единственное, что тебя сейчас волнует? – вернул ему вопрос Минсок, криво улыбнувшись. Лухан с удивлением покосился на него – он и не знал, что тот так умеет. – И за истерику тоже извини. Я… испугался.
Наконец-то. Наконец они подошли к главной теме.
– Почему ты боишься сидеть на кровати, свесив ноги? – Лухан очень старался, чтобы его голос не звучал раздраженно.
– Заметил все же? – попытался невесело ухмыльнуться Минсок, но мешали дрожащие губы. – Ну да, такое сложно не заметить.
– Не уходи от ответа, – Лухан снова попытался выпутаться из хватки Минсока. Тот тихо охнул, осознавая, как сильно стиснул чужую руку, и разжал пальцы.
– Так что? Ты мне расскажешь? – Лухан поморщился, растирая руку. – Все же у тебя какая-то нездоровая реакция.
– Это неважно. Ты все равно не поверишь и не поймешь, – буркнул в ответ Минсок, оглядываясь на свою кровать. – Я… Я постараюсь сделать так, чтобы ты больше этого не замечал.
– Ну так расскажи – и я пойму! – рявкнул Лухан, вскакивая со своей кровати. – Что там такого, из-за чего ты ведешь себя как ребенок?!
Минсок, сжав губы, молчал и лишь смотрел исподлобья. Возможно, Лухан был не прав, что так давил на соседа. Но субботний вечер давно уже сменился ночью, и он до чертиков хотел спать. А если еще прибавить к этому потраченные нервы с этим долбанным посвящением и не менее долбанными пауками, то оставалось только гадать, как он сам до сих пор не прибил Минсока, а продолжал с ним возиться.
– Слушай, я устал, перенервничал и хочу спать. И ты тоже, думаю, не против отдохнуть. Но если будешь упрямиться и молчать, мы так…
– Там… чудовище, – тихо ответил Минсок, перебивая его, и зажмурился.
– Что?.. – Лухану показалось, что он ослышался. – Чудовище? Ты охренел, что ли?! Тебе что, пять лет, чтобы верить в такое и…
– Неважно, забудь. Я же сказал, что ты не поймешь, – Минсок выпутался из покрывала и встал с кровати. А после, рвано выдохнув, дошел до своей, молча забрался на нее с ногами и отвернулся к стене. Лухану очень хотелось швырнуть в соседа подушкой, но он лишь встряхнул чужое покрывало, аккуратно сложил его и повесил на спинку кровати Минсока.
– Дурдом, – зло буркнул он себе под нос и тоже улегся спать. Не подозревая, что его сосед за ночь так и не сомкнет глаз.

***

С того кошмарного – для Минсока – посвящения прошло несколько недель. Посвящение, как и предрекал Лухан, он не прошел. Но на удивление, кроме шепотков и сдавленного смеха от студентов, никаких издевательств он больше не получал. А потом началась горячая пора учебы, подготовки к семинарам, и Лухан напрочь забыл о том ночном разговоре. Он даже перестал наблюдать за Минсоком, хотя первое время по-прежнему с недоумением косился на его странную и дурацкую привычку поджимать ноги, садясь на кровать. Более того, он вообще предпочитал не замечать соседа и его действия – словно иначе увидит очередную его странность, а к этому он пока не был готов.
Однако вскоре его намерения – не следить за Минсоком – изменились. Все началось среди учебной недели. Утром первой парой должен был быть важный семинар, и Лухан, пришедший с занятий поздно, решил сначала поспать, а потом уже подготовиться, и поставил будильник на три утра. Только вот проснулся он вовсе не от пения сладкоголосых девочек – как назвали одногруппники его мелодию будильника, – а от встряски: Минсок несмело дергал его за плечо.
– Вставай, а то не подготовишься, – убедившись, что Лухан не просто открыл глаза, а осознает сказанное, Минсок вернулся в свою кровать и взял книгу, которую, видимо, читал до этого.
– Ох, спасибо! – Лухан с силой потер заспанные глаза и потянулся. – А ты чего? Еще не ложился?
– Мм… Нет, еще нет, – несколько замялся с ответом Минсок.
– И не хочешь спать? Во везет! – восхитился Лухан и уселся за стол – семинар никто не отменял.

На следующее утро Лухан, придя на занятия, бросил сумку с учебниками на стол и опустил на нее голову – в надежде урвать лишние несколько минут сна. И буквально тут же почувствовал, как рядом с ним садится Минсок – тот всегда опускался на стул мягко и плавно, будто боялся потревожить соседей.
– Эй, Минсок, чего глаза стеклянные? Снова не мог заснуть? – услышал Лухан голос их одногруппника, с которым – пожалуй, единственным, кроме самого Лухана, – общался Минсок.
Судя по молчанию рядом, Минсок лишь кивнул и чуть улыбнулся. Лухан, не открывая глаз, нахмурился: во-первых, когда он успел так выучить мимику соседа, и во-вторых, почему его вообще волнует Минсок и то, что он не высыпается?..
С тех пор Лухан стал следить за Минсоком – сначала неосознанно, а потом вполне себе специально. И те выводы, что он делал по мере наблюдения, ему не нравились. Тот сильно не высыпался – это было видно даже невооруженным глазом. Как при этом ему удавалось вполне сносно учиться, по-прежнему оставалось для Лухана загадкой.

Однажды он не выдержал. Они оба с Минсоком были в их комнате. Лухан готовился к очередному семинару, а Минсок, привычно устроившись с ногами на кровати, читал очередную книгу.
– Слушай… – Лухан отвернулся от стола, за которым зубрил необходимый материал. – Я все же хочу узнать. Что с тобой происходит?
– Не нужно, Лухан, – Минсок, кажется, впервые назвал его по имени со времени их знакомства. – Тебе это действительно не нужно. Считай, что это просто мои бредни.
– Что такого в том, чтобы рассказать мне? – в этот раз Лухан решил выбрать иную тактику и не давить на Минсока. Хотя бы не так сразу. – Ты же ничего не принимаешь? А то, знаешь ли, галлюцинации часто возникают от каких-нибудь препаратов. Да и выглядишь ты сейчас весьма паршиво. Будто не спал с самого рождения.
– Нет, – слабо улыбнулся Минсок. – Я ничего не принимаю. А не сплю, потому что… Потому что боюсь. Поверь, мне есть кого бояться. И это не галлюцинация.
– Хорошо, допустим, – не давить оказалось гораздо сложнее, чем себе представлял Лухан. – Ты сказал, что это – чудовище. Что за чудовище? Какое оно вообще?
– Я не знаю, – Минсок виновато пожал плечами, словно извиняясь за то, что до сих пор не разглядел это чудовище и не может объяснить. – Я его толком и не видел пока.
– Тогда с чего ты вообще взял, что у тебя под кроватью чудовище? – Лухан с раздражением потер лоб. – Если ты его никогда не видел, то и…
– Я не говорил, что никогда его не видел, – мягко перебил Минсок, будто бы не он, а Лухан рассказывал небылицы как маленький ребенок. – Я лишь сказал, что пока толком его не видел. Не разглядел.
– Но тогда откуда ты знаешь, что там именно оно? – Лухан понимал, что задает какие-то не совсем умные и правильные вопросы, но дотошность и желание докопаться до истинной причины такого поведения соседа заставляли спрашивать дальше. – Я не понимаю, почему ты упорно утверждаешь, что у тебя под кроватью чудовище.
– Потому что я видел, как оно утащило мою сестру.

За окном университетского общежития завывал холодный ветер. Голые ветви деревьев царапали стекло, стремясь пробраться в комнату. Теплый свет настольной лампы мягко рассеивался, придавая особый уют. На столе стоял давно остывший стаканчик с кофе из автомата в холле. Вот только Лухан в данный момент ни на что не обращал внимания. Он сидел на кровати рядом с Минсоком и осмысливал услышанное.

– Мне было тогда лет пять, может быть, шесть, – Минсок, обхватив колени, устроил на них подбородок и начал рассказ. – Как-то во дворе старшие мальчишки пугали малышню, среди которой был и я, страшными историями. И кто-то рассказал про чудовище, монстра, живущего под кроватью. У него на самом деле даже есть название – какое-то забавное, но я не запомнил сначала, а потом и не выяснял. Суть страшилки сводилась к тому, что живет это чудовище под кроватью и особым образом защищает тех, кто спит на этой кровати. И всего лишь нужно рассказать кому-то, кто тебя достает, про него, заставить сесть на кровать и наблюдать…

Минсок прервался на секунду, тяжело вздохнул и затем продолжил.

– Я прибежал домой напуганный и сразу помчался к сестре – пожаловаться на ребят и рассказать про страшилку. Ох и наказала она меня тогда за такие глупости, пользуясь тем, что старше на два года и, соответственно, умнее. Тогда я разозлился на нее и потащил в свою комнату. Посадил на кровать и принялся наблюдать. Долгое время ничего не происходило, и когда сестра уже собралась встать с кровати, то резко всплеснула руками, упала на пол и… исчезла под кроватью. Словно ее кто-то туда затащил. Ее страшный крик до сих пор звучит у меня в ушах.

Лухан задумчиво кусал губы, переваривая информацию. То, что рассказал Минсок, не умещалось в его представление о мире – даже с учетом наличия в нем всяких чудиков. Минсок же… В общем, Лухан хотел ему верить. Но пока еще не мог до конца. Но почему-то очень хотел.
– Слушай, но раз оно цапает только тех, кто тебя достает, то почему ты-то сам боишься так сидеть? – недоуменно спросил Лухан. – Тебе что грозит?
– То же самое, – с болью в голосе прошептал Минсок. – Я не до конца рассказал страшилку. Если чудовище не получает никого из обидчиков, то нацеливается на хозяина. Правда, если получает, то тоже – только позже. И именно поэтому я не хотел ничего рассказывать тебе.
– Стоп, – поежился Лухан. – Ты хочешь сказать, что я теперь в зоне риска, потому что ты рассказал мне детскую страшилку?! Прости, конечно, но я не верю! Нет, я верю, что ты веришь в это, но вот как-то еще… Извини.
– Я понимаю, это звучит дико. Или смешно. Или все сразу, – грустно улыбнулся Минсок. – И я сам в первую очередь бы хотел, чтобы это оказалось всего лишь выдумкой. Но случай с моей сестрой – не единичный.
– В каком смысле? – нахмурился Лухан. Ему все меньше нравилась ситуация.
– В таком, что своих «обидчиков» в виде братьев и сестер лишились тогда все, кто выслушал страшилку.
– Эй, ну я же тебя не достаю! И не обижаю… – возмутился Лухан, несильно толкая Минсока в плечо.
– Ну, в прямом смысле не обижаешь, да, – смутился Минсок. – Но… Ты как бы… Так, все. Забудь.
– Что – я? И что именно забыть? – Лухан удивленно уставился на Минсока, а потом встал с кровати. – Какой же ты странный все-таки.
– Вот и забудь! – облегченно выдохнул тот. – Только…
– А? Что такое? – Лухан, до этого потягивающийся, замер и вопросительно посмотрел на Минсока.
– Будь, пожалуйста, осторожнее, – умоляюще попросил Минсок.
Лухан лишь ухмыльнулся и направился к своей кровати.

***

После того их разговора ситуация, казалось, немного улучшилась. Лухан по-прежнему ходил на занятия, готовясь к ним по ночам, а Минсок так же продолжал его будить вместо будильника. Правда, хоть начал спать. Не каждую ночь, конечно, но раз в две-три стабильно. Лухан, сидя за столом с учебниками, в такие моменты периодически оборачивался на спящего соседа и слегка улыбался. Он почему-то очень хотел, чтобы все у того стало хорошо. И был готов приложить к этому усилия.

Мнимое спокойствие раскололось в один из дней, когда Лухану уже казалось, что все пришло в норму. Минсок, спавший до этого три ночи подряд и бодро ушедший на пары раньше него, сейчас ворвался в их комнату бледный и растрепанный.
– Что случилось? Ты чего такой? – Лухан даже перестал собирать учебники и конспекты в рюкзак – до того непривычно и пугающе было видеть такого Минсока снова.
– Тот старшекурсник… Помнишь?.. Ну, который меня за ногу схватил… – сбивчиво бормотал Минсок, вцепившись Лухану в плечи и заглядывая в глаза.
– Ээ… Честно говоря, не очень, а что? – Лухан безропотно стоял, ожидая, пока у Минсока пройдет истерика: раньше отцепить его просто невозможно.
– Он пропал, вот что! – Минсок отцепился, чуть отталкивая Лухана, и почти бегом устремился к своей кровати, словно к спасительному плоту в реке, полной чудовищ. Запрыгнул на нее прямо в обуви и весь сжался.
Лухан вздохнул, на секунду обернувшись на упавший рюкзак и высыпанные из него учебники, и решительно подошел к Минсоку.
– Ну, чего ты?.. – Лухан сейчас – хоть почти и не помнил его – был готов возненавидеть того старшекурсника, из-за которого Минсок психовал. Он сам себе не мог объяснить, почему и с каких пор душевное спокойствие его соседа стало таким важным для него. Но искренне желал, чтобы тот прекратил заниматься всей этой ерундой.
– Чего ты так перепугался? – он присел на кровать рядом с ним и аккуратно убрал прилипшие ко лбу волосы. – Мало ли, куда пошел. Каникулы скоро, может, он решил устроить их себе пораньше.
– Нет, его вещи на месте, никто его не видел уже несколько дней, а к родителям он не приезжал – все про это говорят сейчас. Я точно знаю, это чудовище его утащило, – убитым голосом проговорил Минсок. Затем серьезно посмотрел на Лухана: – Слушай, я знаю, что выгляжу полным придурком, говоря все это, но он меня доставал все же. И это его исчезновение точно неспроста.
Лухан сидел молча, просто положив руку Минсоку на плечо. Он не знал, что думать и что делать. Если это проблемы в голове Минсока – печально, но, наверное, поправимо. Но что если есть хоть малейший шанс, что все рассказанное – правда? Ладно, он подумает об этом позже. А пока важно успокоить соседа.
– Иди сюда, – Лухан переместил руку с плеча на локоть и чуть потянул к себе. – Ну же, давай!
Минсок нехотя поддался и сел в кровати, настороженно глядя на Лухана. Тот же только схватил его за плечи – крепко, но аккуратно.
– Посмотри на меня, – попросил он, слегка поглаживая и массируя плечи. – Я ведь сколько раз сидел, засунув ноги к тебе под кровать, да и сейчас так сижу, но, как видишь, твоему монстру оказался не нужен. Я понимаю, как ты переживаешь, и обещаю, что мы во всем разберемся. И с пропажей того придурка, и с твоим подкроватным монстром. А сейчас просто верь мне, что все будет хорошо.
– Правда? – с какой-то затаенной надеждой спросил Минсок. И Лухан поразился, насколько же тот отчаялся, что обычные, ничего не значащие слова успокоения воспринимает как единственную надежду на спасение. И собирался по возможности сделать так, чтобы Минсок больше не переживал из-за чудовища. Но все же решил найти контакты какого-нибудь хорошего врача, чтобы пообщаться с ним на эту тему. И желательно не затягивать и выбить эту дурь из головы Минсока побыстрее, а то у самого так крыша поедет в скором времени.
– Правда, – улыбнулся он, слегка взъерошив Минсоку волосы. – Мы разберемся и… Мы со всем разберемся, – чуть дрогнувшим голосом повторил Лухан, ощущая на щиколотке прикосновение ледяных пальцев.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG

---

Временные неполадки

[KPF]

Дорогие друзья!

К сожалению, из-за некоторых технических проблем у всех оргов выкладки сегодня не будет. Но вы сможете насладиться ей завтра, а пока — прокомментировать уже выложенные работы (самые активные комментатор и пронзатель получат награду, помните?), или посмотреть на этих милых и раскаивающихся котиков:

С уважением, организаторы K-Pop Fest ♥

@темы: [mod], fest: Winter lottery

---

Билет №383

[KPF]

Название: Игра на поражение
Пейринг/персонажи: Сехун/Чонин
Группа: EXO
Жанр: АУ, экшн, романс
Рейтинг: NC-17, но потом G
Размер: 600x750
Описание: Стритрейсеры решают все конфликты только старым проверенным способом.
Примечание: "умри" - исключительно как гонщик, разумеется. Но не факт, что в этой схватке будет проигравший, ведь никогда не знаешь, чем могут закончиться разборки двух симпатичных парней

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №386

[KPF]

Название: Вирус
Пейринг/персонажи: Юнхо/Чанмин
Группа: DBSK
Жанр: АУ, медицина, драма
Рейтинг:G
Описание: "Чанмин смотрит за стеклянную перегородку, отделяющую его от объекта всех своих мыслей, и удивляется, как обычная с виду палата может казаться вратами его личного ада... Чанмин думает о том, как много он не сказал напарнику, и, возможно, уже никогда не скажет. Он бесконечно благодарен Юнхо за то, что тот приказал ему тогда надеть маску, и в то же время непрестанно винит себя, за то что спасся он, а не напарник. Маска. Обычная тряпичная повязка, которая порой может помочь избежать смерти. Чанмин смотрит на Юнхо так, будто пытается навсегда запечатлеть его образ в мыслях и перед глазами. Он ловит на себе взгляд парамедика и его улыбку, от которой комок в горле становится совсем невыносимым." — цитата из фанфика "Ночная смена"

@темы: работа: арт, группа: DBSK, fest: Winter lottery, рейтинг: G