Билет №355

[KPF]

Название: Arabesque
Автор: MegLee06
Разрешение на перевод: получено
Пейринг/персонажи: Чонин/Кёнсу
Группа: EXO
Жанр: AU, hurt/comfort, романтика, флафф
Рейтинг: PG-13
Количество слов: ~ 30100
Описание: Кёнсу всегда считал, что в основе фигурного катания лежит точность. Он катался с технической точностью, и больше ему ничего не требовалось.
Четкие движения и безупречно составленная программа приравнивались к успеху, ведь так? Совершенно бессмысленно портить выступление чувствами.
Но чем дольше Кёнсу наблюдал за Чонином на льду, открыто делившимся эмоциями, тем чаще задавался вопросом, только ли техника составляет фигурное катание.

Часть 1

- Дамы и господа, позвольте представить участников сборной Южной Кореи на Зимней олимпиаде 2014 года в Сочи по фигурному катанию.

Зал, где проходила пресс-конференция, разразился аплодисментами. Кёнсу стоял рядом с товарищами по команде, объявленными незадолго до этого, и улыбался под вспышками камер. Было приятно осознавать, что он снова будет представлять страну на Олимпийских играх, а то, что он стоял здесь с остальными, свидетельствовало о его упорной работе. В возрасте двадцати одного года он примет участие в Олимпийских соревнованиях во второй раз. Его уже успели окрестить как «сильного соперника», если верить предварительным прогнозам предстоящих в этом году зимних игр.

В прошлый раз он находился на Олимпийской ледовой арене, когда ему было семнадцать. Юноша, который был счастлив появиться там. Дикторы назвали его «фигуристом, приехавшим набраться опыта», что означало, что шансов на место на пьедестале у него нет. Ему предстояло выйти на лед и внести свое имя в список нижней части таблицы, где его никто не заметил бы. Никто, за исключением, пожалуй, своей страны, не должен был узнать в 2010 году кто такой семнадцатилетний До Кёнсу.

Но это его не остановило, и он откатал программу, заняв четвертое место, упустив бронзовую медаль с разницей всего в два очка.

Теперь он вернулся в фаворитах. За четыре года он набрался опыта, научился сложным прыжкам и принял участие во множестве международных соревнованиях. Из семи таких соревнований он один раз брал золотую медаль и пять раз добивался места на пьедестале. Он был доволен этими результатами. Так же, как и судьи Южной Кореи, оценившие его программу выше всех фигуристов, боровшихся за место в Олимпийской сборной. Кроме того, тот факт, что Южная Корея будет представлять данный тип соревнований, тоже являлся приятным бонусом. Выступать могло только десять стран, а заслужить этот шанс в не так давно добавленном в программу виде спорта было честью.

Шестеро из десяти фигуристов Южной Кореи, которые примут участие в Олимпийских играх, выступят в командном зачете. Мужское и женское одиночное катание, парное фигурное катание и спортивные танцы на льду – такой состав команды поборется с девятью другими странами. Только лучшие из лучших окажутся здесь. В том числе Кёнсу, занявший позицию в сольном мужском катании.

Кто-то толкнул его в бок. Кёнсу повернулся к улыбающемуся Чунмёну, стоявшему под руку со своей партнершей Чон Суджон. Суджон Кёнсу знал только по её достижениям на льду, и в играх она будет участвовать впервые. В отличие от Чунмёна, который дебютировал на прошлых Олимпийских играх вместе с Кёнсу. Они оба были молоды и с нетерпением ждали этого большого события, поэтому во время проведения игр неизбежно держались друг друга.

Несмотря на то, что Кёнсу всегда считал себя одиночкой, был всегда чересчур тихим и быстро взрослел, Чунмён был исключением из правил. Он был чуть старше, всегда присматривал за Кёнсу, и они стали близки.

– Еще один год за нами, да, Кёнсу-а? – тихо спросил Чунмён, чтобы никто, кроме них двоих, не услышал.

Кёнсу усмехнулся. Эта фраза стала своеобразной шуткой, появившейся после прошлых Олимпийских игр. Эти слова произнес участник русской команды в одном из интервью на вопрос о том, каких результатов они ждут от зимних игр этого года. Уверенный в себе участник занял тогда двадцатую строчку, к их немалому удивлению, и даже сейчас они в шутку вспоминали эти слова.

– Год непременно будет удачным, – с улыбкой ответил он. – У нас сильная команда. С нетерпением жду соревнований.

– В этом году много молодых ребят, - отметил Чунмён, кинув взгляд на стоявших в ряд участников их команды.

– А ты самый старший, хён. Да ты почти старик среди нас, – поддел Кёнсу. Тот тихо фыркнул в ответ.

– И это говорит тот, кто по старшинству идет следующим, – парировал Чунмён. Кёнсу только кивнул, кинув взгляд в том же направлении. Он заранее разузнал имя каждого товарища по команде, уровень навыков на льду, собирая как можно больше информации перед пресс-конференцией, чтобы оценить сильные и слабые стороны. Из всех шести только трое уже участвовали в Олимпийских играх, но Кёнсу сомневался, что молодость могла им помешать.

Рядом с Суджон улыбалась Ли Чжиын – фигуристка женского одиночного катания и единственная девушка в команде, имеющая опыт участия в Олимпийских играх. Она была красива, грациозна, изысканна и известна плавным исполнением программы с практически идеальной техникой прыжков. С изяществом и присущей ей невинностью она покорила сердца людей на прошлых играх, но заняла лишь десятое место, и в этом году была решительно настроена на победу.

Стоявшая за ней Чхве Чинри мило махала рукой камерам. Она была самой младшей в команде, менее опытной, но весьма одарённой. Она была дочерью бывших фигуристов, прививавших ей любовь ко льду с того возраста, как она сама научилась зашнуровывать коньки. Это будет ее первое участие в играх, но было бы неразумно не считаться с ее возможностями.

И, наконец, партнёр Чинри в спортивных танцах на льду. Единственный, кто оставался загадкой. Конечно, Кёнсу знал его имя и уровень в мире фигурного катания, но не до конца не понимал, кто же он.

Ким Чонин был неординарен, точнее не скажешь. Что касалось фигурного катания, Кёнсу вполне бы устроило отсутствие сегмента со спортивными танцами. Он предпочитал свою технику эмоциональному наполнению спортивных танцев, но всё-таки старался сконцентрироваться на навыках танцоров, чтобы признать их мастерство.

Тем не менее, Чонин на льду был абсолютно безрассудным. Он совершал прыжки на головокружительной скорости, разбавлял программу элементами современных танцев и стильными костюмами, делая упор скорее на эмоции, чем на катании, не забывая при этом о сексуальной привлекательности. Его прыжки и трюки не всегда поставлены наилучшим образом, иногда они выходят несколько неуверенными, однако судей подкупают его выступления и в итоге ему достаются заведомо высокие оценки. Это сбивало Кёнсу с толку.

Техника приносила очки. Ни томные взгляды, ни вращение бедрами не составляли четкую основу. Но Чонин медленно забирался на вершину. Он появился в мире фигурного катания всего два года назад, и в девятнадцать лет проявил талант, который требовалось отшлифовать. Но как бы хорошо он ни был подготовлен, Кёнсу не мог не оставить без внимания тот факт, что он отказывался от традиционных техник катания.

Даже сейчас, когда он наблюдал, как тот улыбается камерам, приобнимая Чинри, то чувствовал разницу в поведении. Все фигуристы стояли прямо, держались вежливо и чуть отстраненно, как настоящие профессионалы своего дела. Девушки махали камерам, а парни время от времени вежливо склоняли головы, и не более того. Но вот Чонин стоял расслабленно и игриво улыбался. Это была почти ухмылка, недоверчиво подумал Кёнсу про себя. Фигуристы никогда не ухмылялись на пресс-конференциях. Да, на льду они примеряли разные роли и демонстрировали различные эмоции (хотя Кёнсу был один из тех, кто избегал откровенных выражений чувств, оставаясь просто решительно настроенным), но никогда на пресс-конференциях.

Но Чонин вёл себя так, словно это была фотосессия для какого-нибудь модного журнала. Кёнсу не знал, как ему воспринимать его самого и его навыки в фигурном катании, не понимал причин готовности отмести в сторону все принятые традиционные принципы катания, но он точно знал, как это всё назвать. Это безрассудство, непрофессиональность, и всё вместе ужасно раздражало.

Он понял, что задержался на нём взглядом больше положенного, когда Чонин посмотрел в его сторону. Их глаза встретились, и Чонин широко улыбнулся. Кёнсу напрягся, тихо выругавшись себе под нос, и вновь повернулся к камерам. Вот что он имел в виду. Парень умел соблазнять, заманивая в свои сети одним только взглядом. Это неестественно. Это даже не настоящее умение, по мнению Кёнсу. Такой трюк сгодился бы в баре, чтобы найти себе кого-нибудь на одну ночь, но никак не на ледовой арене.

Он отмахнулся от раздражающих его мыслей и заставил себя улыбнуться, концентрируя своё внимание на то, чтобы журналисты видели, что он готов к Олимпийским играм. Спустя пару минут они сошли с импровизированной сцены и покинули зал.

Когда они скрылись от глаз фотографов и журналистов, Чунмён нагнал его и похлопал по плечу.
– Всё будет отлично, – уверенно сообщил он. – Я это чувствую. С такой командой Южная Корея точно вернется домой с золотом.

– У нас хорошие шансы, – тихо согласился Кёнсу, обводя глазами разбежавшуюся команду. Чинри потянула Чонина за собой, чтобы нагнать Суджон, которая уже направлялась к столу с угощениями, давая возможность Чунмёну и Кёнсу поговорить наедине. Чонин делал вид, что не голоден, но украдкой стащил с тарелки Суджон пару сладостей, к непомерной радости Чинри.

– Чжиын будет фаворитом, – сказал Кёнсу. Девушка, извинившись, вышла, чтобы ответить на звонок.

Чунмён согласно замычал.
– Ты, главное, не упади, и всё будет нормально, – усмехнулся он. Кёнсу несильно толкнул его.

– Очень смешно, – закатил глаза Кёнсу. – А ты всё об этом беспокоишься. Бедняжка Суджон, если у тебя кончатся силы, ей придется нарезать круги вокруг тебя.

Чунмён равнодушно махнул рукой и посмотрел в сторону столпившейся у еды троицы.
– Мне кажется, спортивные танцы с этими двумя будут интересными, – прокомментировал он, указывая на них кивком головы. Кёнсу перевел взгляд на болтающих друг с другом товарищей по команде. Теперь, в отсутствии камер, они ели и смеялись. – Журналисты уделяли им много внимания. На Чинри за ее талант и знаменитых родителей, а на Чонина за его стиль.

Когда Чонин вскинул глаза в их сторону, он с легкостью поймал взгляд Кёнсу. Он опять улыбнулся ему. Кёнсу, едва не фыркнув, демонстративно повернулся обратно к Чунмёну.
– До тех пор, пока этот его стиль не мешает главному, у них все будет получаться, – буркнул он.

Чунмён весело усмехнулся и покачал головой, уловив в его голосе раздражение.
– Да ладно тебе, Кёнсу-а. Он отлично катается. Что такого в том, что он со страстью относится к делу?

– Это безвкусно.

– Это эффектно, – шутливо возразил друг, – и судьям это по душе. Он выделяется на фоне других, но с я считаю его стиль катания освежающим.

Кёнсу фыркнул и упрямо сложил руки на груди.
– Это лимонад освежающий. А он скорее… энергетический напиток.

– Вкусный и возбуждающий? – попробовал угадать Чунмён.

– Доводящий до сердечного приступа.

Его друг рассмеялся и только пожал плечами, что значит, он готов сменить тему. В ближайшее время Чунмён не собирался убеждать Кёнсу в уникальных способностях Чонина, и он это знал.
– Как скажешь. Идём. Я хочу добраться до еды раньше, чем эти трое всё сметут.

Кёнсу согласно кивнул и пошел вслед за ним, стараясь не смотреть в сторону Чонина, который, не особо скрытничая, провожал их взглядом.

Х

Вдох. Выдох. Расслабиться.

Кёнсу в уме повторял эти слова, стряхивая лёд с лезвий коньков. Он чувствовал нарастающее раздражение, но пытался отмахиваться от него, прислушиваясь к музыке, льющейся из динамиков, чтобы отыскать, с какого момента начиналась его программа. Еще бы он не упал сейчас. Когда он был один, программа выходила идеально, но теперь всё испорчено.

На самом деле каток редко пустовал. Кёнсу пришлось очень постараться, чтобы зарезервировать лёд для себя, пусть лишь на час-два. Отсутствие людей его успокаивало. Он мог выполнить всю программу, полностью сосредоточившись на музыке и движениях.

Он ненавидел кататься не один. Так было всегда. Это одна из главных причин, почему он выбрал одиночное катание. Как-то он пытался соревноваться в паре, поскольку такое задание дал тренер, чтобы почувствовать себя командным игроком, но ему никогда не удавалось сконцентрироваться. Его отвлекал еще один человек на льду.

Дело было не в эго. Он бы с радостью разделил внимание с теми, кто этого заслуживал. И он был способен оценить мастерство другого фигуриста. Он просто не мог справиться с необходимостью волноваться еще и о партнере во время катания. У него было напряженная и насыщенная программа. Он был перфекционистом. Он мог проводить на льду долгие часы, оттачивая каждое движение до тех пор, пока не доведет до автоматизма. А добавлять кого-то еще, кто мог помешать ему или – не дай Бог – испортить прыжок, не вариант. Он боялся выходить на лёд вместе с соперниками для разминки перед соревнованием из-за необходимости постоянно быть начеку. Когда фигурист решит прыгнуть? Не слишком ли близко он подъехал к отрабатывающему вращение сопернику? Что будет, если они столкнутся?

Он был так сосредоточен на действиях других людей, что забывал собственные движения и совершал до смешного примитивные ошибки. Он мог выступать перед сотнями, даже тысячами зрителей, если велась телетрансляция, но если на льду находился еще один человек, он терялся, спотыкался о собственные коньки и падал, будто впервые вышел на лёд. Словно все годы тренировок исчезли по щелчку.

Ошибки не редкость. Фигуристы всё время падали, даже на соревнованиях Олимпийского уровня. Но для такого человека, как Кёнсу, для которого техника есть главное, это было худшим ночным кошмаром.

Слежение за другими фигуристами утомляло. Поэтому он остановился на одиночных катаниях и с радостью использовал любую возможность потренироваться в одиночестве, чаще всего по утрам, пока еще никто не приехал.

А сейчас сюда пришел Чонин.

Парень вышел на арену, не заботясь ни о чем. Через плечо у него были перекинуты коньки, а в ушах виднелись наушники. Он шел, двигая головой в такт музыке, игравшей в них. Часы на стене подсказали Кёнсу, что у него есть еще пятнадцать минут, но Чонин, очевидно, решил явиться раньше. И этого хватило, чтобы выбить почву у Кёнсу из-под ног.

Это был всего лишь двойной сальхов, прыжок, который он довел до совершенства много лет назад, но его лезвие неправильно опустилось на лед, и он начал падать. Он приземлился на бок и проскользил несколько футов, пытаясь руками замедлиться. Кёнсу тут же вскочил обратно на ноги, сориентировался в программе и продолжил выполнять ее, игнорируя боль в бедре, как ни в чём не бывало. Он пытался показать Чонину, что ничего такого не произошло, но Чонин видел падение и теперь осторожно наблюдал за ним, вытащив наушники, словно ожидая, что Кёнсу позовет на помощь. Он просто упал, но Чонин был готов броситься к нему, если потребуется. Как будто Кёнсу не мог перетерпеть несильную боль.

Ему было неловко. Он был разочарован. И всё это вина Чонина.

Попытки вновь влиться в музыку оказались бесполезными. Он думал только об ошибке. И это подпитывало раздражение к парню. Даже если бы он упал на соревновании, он с легкостью продолжил бы выполнять программу дальше. Но не сегодня. Всё его внимание забрал парень, который, взгромоздившись на бортик с внутренней стороны катка, завязывал коньки. Привычка новичка – вмешиваться в чужую программу. Было принято негласное правило для всех фигуристов. Нельзя заходить на лёд во время чужого выступления, и он явно игнорировал этот факт.

Кёнсу опустил руки и взглянул на часы. Он смог бы успеть дважды пройтись по своей программе, если бы захотел. Что ж, подумал он, когда боль в ноге усилилась, может быть, только раз. Сейчас больше не нужно. Первое появление на играх этого года должно было состояться через три дня, и как бы он ни хотел доказать себе, что в порядке, он бы не стал делать себе хуже.

Он подъехал к стереосистеме, не обратив внимания на вопросительный взгляд Чонина, до сих пор сидевшего на бортике. Их разделяло всего десять футов, но Кёнсу вел себя так, словно был тут один, четко давая понять, что общаться с ним он не собирался. Он был совершенно уверен, что язык его тела просто вопил: «Оставь меня в покое».

Но Чонин, по-видимому, язык тела не понимал. Что тоже выводило Кёнсу из себя.

– Твое бедро в порядке? – спросил Чонин с заметным беспокойством, этим только сильнее устыжая Кёнсу. Если честно, упасть так перед лицом соперника было бы достаточно унизительно. Тот точно подверг сомнению его способность продолжать.

Кёнсу молча кивнул, нажимая на кнопку, и остановил музыку на середине.

– Уверен? – с нажимом повторил Чонин, махая ногами в воздухе. – С виду не слишком приятное вышло приземление.

– Я в порядке, – коротко ответил Кёнсу, сосредоточившись на аппаратуре.

Чонин на мгновенье замолчал, и снова подал голос, удивившись не скрытой досаде.
– Какую песню ты используешь в своей программе? Я услышал только секунд тридцать. Но музыка знакомая.

Кёнсу раздраженно вздохнул, желая, чтобы Чонин заткнулся, но ответил:
– «Времена года» Вивальди.

Это было прекрасная композиция из четырех скрипичных концертов, каждый из которых представлял соответствующую пору года. Это не только самое известное произведение Вивальди, но и та мелодия, что заняла особое место в сердце Кёнсу. В свой самый первый выход он выступал под эту композицию, и хотя он сумел за эти годы значительно улучшить свои навыки и поднять уровень сложности, он по-прежнему время от времени к ней возвращался, перерабатывая хореографию, чтобы ей соответствовать.

– В частности, «Лето», под которое я будут выступать, – подумав, добавил он.

– Красиво, – улыбнулся Чонин. – Тебе подходит, хён.

Кёнсу стушевался, частично из-за обращения – они были не настолько близки, чтобы он так к нему обращался – и частично потому, что не понял, что он имел в виду под своим замечанием. Подходит ему? Это как же?
– Прости?

– Весьма традиционное звучание, а поскольку ты опираешься на техническую точность, которую я видел в твоих выступлениях, ты производишь впечатление именно
традиционного фигуриста. Я имел в виду, что музыка подходит твоему стилю, – Чонин ни на секунду не переставал улыбаться. Он говорил уверенно, словно думал, что знает Кёнсу лучше, чем кто-либо.

Удивительно, насколько сильно эта мысль задевала Кёнсу, и как ужасно бесило очевидное понимание Чонином его внутреннего мира.
– Ничего плохого в традиционном катании нет, – насмешливо произнес Кёнсу, возвращайся к аппаратуре.

– Я этого и не говорил, – легко возразил Чонин, не обижаясь на его резкий тон. – Я лишь сказал, что это в твоем стиле, хён.

Кёнсу проигнорировал его слова и неправильное обращение. Ему нечего было ответить, и он вновь запустил музыку. Он занял свое место на льду, ожидая начала и всеми силами стараясь стереть с лица хмурое выражение.

Но даже его программа, казалось, решила над ним поиздеваться. Хватило одного прыжка, чтобы снова почувствовать боль в бедре, и он понял, что на сегодня тренировка закончена. Со всем возможным достоинством он подъехал к стереосистеме, выключил трек, достал диск и направился к выходу с арены, который находился как раз рядом с Чонином. Он не хотел идти мимо него, но если он стал бы перелезать через бортик, то сделал бы себе только хуже. Если уж он собрался уходить, то сделает это по-своему.

– Нужно приложить лед к ушибу, хён, – обеспокоенно посоветовал Чонин, когда он проходил мимо.

Кёнсу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не зарычать. Это маленький выскочка уже достал. Прерывая поток собственных мыслей, состоящий из сотни способов, как его убить, он сухо кивнул, показав, что услышал, и сошел со льда. Он в рекордное время снял коньки и собрал вещи, направляясь к выходу так быстро, насколько позволяло ноющее бедро. Он знал, что выглядит глупо, но он был слишком зол, чтобы волноваться о своем ребяческом поведении. Он достаточно попрактиковался, и пора было уйти, пока он не навредил себе еще больше.

Он почти дошел до двери, когда заиграла музыка. Кёнсу остановился и прислушался. Он приказал себе не оборачиваться и продолжать идти, спасая остатки гордости, но песня захватила его внимание нежными нотами фортепиано и завораживающими тонами. Он обернулся, убеждая себя, он лишь взглянет на секунду и уйдет. К тому же, Чонин смотрел на его программу. Было бы справедливо, если бы Кёнсу тоже вмешался в его тренировку.

Чонин стоял в центре, ожидая начала нужного отрезка мелодии. Он был расслаблен, но собран и смотрел вниз. Он знал, что оттуда Чонин его не мог увидеть, поскольку он решил уйти через боковую дверь, но почему-то казалось, что даже если бы Чонин имел возможность его заметить, он бы не обратил внимания на его присутствие. Он был там, но в то же время нет. По крайней мере, не полностью. Исчезла улыбка с его лица, и теперь, оно, полускрытое копной темных волос исказилось, словно в агонии.

Даже с такого расстояния Кёнсу видел, как вздымается его грудь, и он начинает двигаться. Медленные, плавные движения, словно в воде. Кёнсу следил глазами за каждым изгибом тела, за каждым поворотом. В каждое движение были вложены чувства. Кёнсу сейчас едва ли мог узнать человека на льду. Того Чонина будто подменили кем-то, кого терзают головные боли и муки потери. Эмоции были столь настоящими, столь мощными, что Кёнсу буквально ощущал их в воздухе. Он практически чувствовал боль в собственной груди, глядя, как Чонин двигается на льду.

Кёнсу никогда не видел, как Чонин катался в одиночку. На всех видеозаписях, которые Кёнсу просматривал перед пресс-конференцией, его недостатки были чересчур очевидны, поэтому он был уверен, что вскружить его голову, как судьям, ему не удастся. До Кёнсу - человек, которого сложно тронуть до глубины души, тем более Ким Чонином. Самоконтроль Кёнсу был прочен, как лёд, по которому он скользил, и он этим гордился.

Но здесь, на пустынном катке, Кёнсу мог лишь молча и неподвижно смотреть, как Чонин вкладывает частичку себя в каждое движение и прыжок. Чунмён не так давно назвал его освежающим, и теперь Кёнсу не мог не согласиться. Это было подобно глотку свежего воздуха, прохладного, колючего. Это то, что нужно людям, чтобы чувствовать себя живыми.

Время от времени Чонин вскидывал руки, словно держал руку невидимого партнера, или вытягивал их, будто поднимая кого-то. Кёнсу нахмурился, поняв, что скрывалось за этими жестами. Он так увлекся программой, что забыл, что он должен выступить в сегменте со спортивными танцами, а это значит, что Чинри тоже будет на льду вместе с ним. Он прекрасно понимал концепцию танцев на льду, но он вдруг подумал, что совершенно необязательно выводить с Чонином на лед кого-то еще. Чинри тоже была по-своему прекрасной фигуристкой, но эти эмоции, которые дарил Чонин… ему никто там не нужен. Отвлекать его от выступления было бы позором.

– Ты только что пришел, сонбэ?

Кёнсу подпрыгнул от неожиданности. Повернувшись, он увидел Чинри с сумкой через плечо. Кёнсу покраснел, чувствуя, что сделал что-то неправильное. Он не только стоял здесь один у выхода и молча наблюдал за катанием Чонина, но и размышлял, почему ему стоило выступать одному. И вот стояла Чинри, тот самый партнер, который, как посчитал Кёнсу, совершенно не нужен ему. Кёнсу сперва запаниковал, решив, что она может вдруг понять, о чем он думал и как вырезал ее из этой программы, но быстро пришел в себя и ответил, чтобы хоть как-то сохранить лицо:

– Н-нет, - заикаясь, пробормотал он. – Я только что закончил. Я просто смотрел. Скажи мне, как называется эта песня?

– «Dancing» Элисы, – широко улыбнулась Чинри, очевидно довольная тем, что Кёнсу заинтересовался их музыкой. Она повернулась в сторону арены, где танцевал Чонин, и, чуть приоткрыв рот, стала смотреть на своего партнера. – Красиво, правда?

Кёнсу кивнул, запоминая название песни, и улыбнулся девушке, чье внимание было приковано к арене.
– Красивая песня, - согласно сказал он. – Он только начал, но, судя по тому, что я увидел, программа поразительная, – произнося эти слова, он заставлял себя смотреть на девушку. Тяжело было отвести взгляд от Чонина, и от этих мыслей он покраснел еще заметнее. Как он мог так быстро поменять о нём мнение?

Чинри тихо засмеялась и покачала головой, поворачиваясь лицом к Кёнсу.
– Спасибо, сонбэ, но я говорила не о песне, – она еще раз кивнула в сторону арены. – То, как он танцует, красиво. Чонин-оппа хороший спортсмен, и он способен выполнять трудные прыжки, но всей программе дают жизнь именно его эмоции. Сомневаюсь, что попала бы на Олимпийские игры в этом году, если бы не он.

Кёнсу открыл было рот, чтобы возразить и заверить, что она талантлива и является частью команды, но она только улыбнулась и подняла руку, не давая ему сказать.
– Я не говорю, что из меня плохой фигурист, – пояснила она, – но я не умею кататься так, как Чонин-оппа.

Услышав звук имени Чонина, Кёнсу неосознанно перевел взгляд на лёд. В этом момент Чонин без труда выполнил очередной прыжок. Все было великолепно, чётко и слажено. Кёнсу тихо вздохнул.

– Немногие катаются так, как он, – согласился он, и вдруг осознал, что снова всё его внимания приковано к арене. Нужно срочно уйти, пока он не выставил себя еще большим дураком. Улыбнувшись девушке, он кивнул на прощание и вышел из зала.

Пока он шел по коридору к выходу из здания, он мысленно возвращался к тому, свидетелем чего только что стал. Чинри была не единственной, кто чувствовал, что находится в тени других. Чинри считала, что если бы не Чонин, она бы не попала в сборную Южной Кореи, а Кёнсу не был уверен, что его собственных успехов было бы достаточно, если бы Чонина выбрали представителем на одиночных катаниях. Чонин был тузом в рукаве команды. Он подталкивал всех работать над собой, чтобы доказать, что они не случайно попали в состав команды. Кёнсу знал, что он хороший фигурист, знал, что талантлив, но он чувствовал, что до Чонина он не дотягивал. Это чувство сбивало с толку и заставляло переоценивать собственную значимость, и Кёнсу не особенно это нравилось.

Он никогда не волновался об эмоциях на льду. Эмоции равны уязвимости. Из-за них двигаться становилось трудно и некомфортно. У него получалось гораздо лучше без них. Но когда он стоял там и смотрел, как Чонин растворяется в эмоциях, все убеждения, построенные за годы карьеры фигуриста, были поставлены под вопрос за какие-то пару минут.

Кёнсу снова разволновался, и всё это была вина Чонина.


Часть 2

Если бы Кёнсу дали возможность изменить в Чунмёне что-то одно, он бы избавил его от способности ловить его на лжи.

Как бы мала и незначительна была ложь, Чунмён замечал её сразу. Кёнсу делал всё, чтобы изменить своё поведение. Он практиковался во лжи перед зеркалом, изучая черты своего лица на предмет любых изменений. Он работал над голосом, чтобы не сбиваться в нужный момент. Чёрт возьми, он даже тренировался на других людях, чтобы выяснить, сойдет ли ему с рук парочка недосказанностей. Но как бы классно он себя не преподносил, Чунмён всегда знал, что что-то не так. И как только ходячий детектор лжи в лице Чунмёна унюхивал намек на ложь, он крутился вокруг Кёнсу, заставляя рассказать правду.

И именно этим он занимался сейчас. Он пристально следил за ним взглядом, а Кёнсу изо всех сил делал вид, что ничего не замечает.

– Рассказывай, – приказал Чунмён. Он был совершенно не впечатлен показным безразличием Кёнсу.

– Нечего рассказывать, – произнося эти слова, он уже не верил, что это сработает и что его друга это сдержит.

– Кёнсу-а, ты прекрасно знаешь, как всё будет, – устало вздохнув, сказал Чунмён. – Ты буде всё отрицать, а я буду давить, пока ты не расскажешь. Так что давай ты сэкономишь время нам обоим и просто сдашься? Я уже уговорил тебя придти на тренировку, на которой ты категорически отказывался появляться. Осталось только узнать, почему ты упирался.

– Хён, – жалобно произнёс Кёнсу, – Я пошёл на тренировку, как ты хотел. Дай мне хоть раз промолчать?

– Что я, по-твоему, за друг такой, что должен дать тебе возможность научиться врать? – поддел Чунмён, на ходу взъерошивая ему волосы. – Просто скажи, почему ты так не хотел идти на тренировку. Это последняя возможность попрактиковаться перед сегодняшним соревнованием, а ты не из тех, кто упускает такие шансы.

Прежде, чем Кёнсу успел ответить, Чунмён окинул его пристальным взглядом и продолжил:
– И без заявлений типа «у меня болит бедро», пожалуйста. Вчера ты мне доказывал, что оно в полном порядке. Если оно так сильно болит, я скажу тренеру, и он снимет тебя с соревнований.

Кёнсу тяжело вздохнул, следуя за другом на ледовую арену. Он нервно теребил ручку сумки, взвешивая варианты. Он прекрасно знал, что угроза реальна. Если Чунмён заподозрит, что ему действительно больно, он сделает всё, чтобы он не вышел сегодня на лёд. В этом и дар, и проклятье. Чунмён слишком сильно заботился о нем, чтобы допустить еще большую травму из-за соревнования.

Но Кёнсу скорее сломал бы ногу, чем пропустил сегодняшнее шоу. Это будет открытие соревнований по фигурному катанию, и командный зачёт идет первым. Разрешалось только одно мужское одиночное катание от команды, и, хоть Чунмён с Чонином могли бы спокойно занять его место, это было запрещено. Только он и никто больше. На следующей неделе он снова будет бороться, но уже в индивидуальных соревнованиях, но если сегодня он не выйдет на лёд, Южную Корею без лишних сомнений дисквалифицируют из командного зачета.

Но даже с этой непростой мыслью на плечах, он не хотел рассказывать Чунмёну, что причины пропусков имеют отношение к Чонину, с которым он не хотел пересекаться.

Он чувствовал себя ужасно, избегая человека, который немалое время провел рядом. Чонин не нарочно крутился поблизости, им просто больше некуда было пойти в ожидании начала игр. Команда ела вместе, тренировалась на одном и том же катке и делила комнаты здесь, в общежитии для спортсменов. Он не разговаривал с Чонином с той самой тренировки несколько дней назад, хотя Кёнсу видел его, куда бы ни повернулся.

Сперва он избегал его из-за стыдного падения на его глазах. Затем это превратилось в страх, что Чинри рассказала Чонину, как Кёнсу смотрел на его тренировку. Наблюдать за товарищем по команде не было преступлением, но Кёнсу предпочел бы забыть, что видел его на льду в тот день. Когда стыд отошел на второй план, а Чонин, тем временем, ни разу даже не думал дразнить его за падение или за то, что могла рассказать Чинри, цель скрытности стала иной. Избегание фигуриста стало своего рода защитой на присутствие Чонина. Было проще притворяться, что Чонин не существует, чем объяснять, почему он так на него пялится.

Потому что этим увлекся Кёнсу. Он бессовестно пялился на Чонина. По правде сказать, он не знал, почему его глаза все время находили его, но после того, как он увидел его в танце, количество таких случаев значительно увеличилось. Это было за пределами его возможностей, и как бы сильно он ни старался не смотреть, он к этому возвращался. А Чонин, черт бы его побрал, словно чувствовал его взгляд. Он неожиданно поднимал глаза и, осознавая, что на него смотрит никто иной как Кёнсу, улыбался, как будто только они вдвоем знали какую-то очень смешную шутку.

Кёнсу понятия не имел, что делать с этой улыбкой или с тем, что он не мог оторвать от него взгляд, поэтому решил закрыться в себе. Но даже тогда Чонин пробирался в его мысли. Он думал, как часто Чонин пользуется кондиционером, ведь его волосы такие мягкие на вид. Он пытался угадать, какого цвета костюм он выберет для соревнований. Он прикидывал, насколько Чонин сильный и смог бы он поднять кого-то, скажем, размеров Кёнсу. Но больше всего его занимал вопрос: эмоции, которые он демонстрировал тогда на льду, кажутся такими же сильными, если смотреть вблизи?

Эти мысли не оставляли его в покое, и Кёнсу не знал, что с ними делать, разве что признать, что парень привлекателен. Конечно, он был привлекателен. Это же Чонин. Он излучал сексуальную привлекательность и знал об этом. Но тот факт, что Кёнсу казался привлекательным другой парень, беспокоил его. Он не первый год знал, что его предпочтения склонялись в сторону мужской половины, и до появления Чонина он вполне ладил с этим фактом.

Он всегда контролировал свою привязанность к другому человеку, но Чонин всё загубил. Он словно бы тянул его к себе, и с каждым днем Кёнсу тянулся ближе, как бы он ни упирался. Ощущение было волнующим, но помимо чувства, что влекло его к нему, оставалась та его часть, которая кричала «опасность» заглавными буквами. Он нервничал, и не желал узнавать, насколько сильно его будет тянуть на меньшем расстоянии.

– Кёнсу, – позвал его Чунмён, мягко касаясь его и выводя из собственных мыслей. Он увидел, что они уже добрались до ледовой арены. Он огляделся и заметил других членов корейской сборной, слоняющихся туда-сюда. Чунмён смотрел на него с очевидной озабоченностью. Он так и не убрал руку с его плеча, как будто якорем удерживая его на земле. Он робко улыбнулся, чувствуя вину не только за переживания друга, но и за то, что ушел глубоко в себя. Но Чунмён лишь покачал головой, не принимая слабую попытку обо всем забыть.

– Почему ты не хотел идти на тренировку? – снова спросил он, но тише, чтобы никто не услышал. – Что случилось, Кёнсу-а?

– Хён, прошу, – тихо отозвался он, отводя взгляд и тут же натыкаясь им на Чонина, стоявшего у входа на каток и следящего за ними двумя. Чонин приветственно помахал, как всегда улыбаясь. Кёнсу удалось отвести взгляд и с мольбой посмотреть в глаза Чунмёна. – Давай не сейчас? Обещаю, как только мы вернемся в общежитие, я всё тебе расскажу. Забудем об этом пока?

Чунмён изучил его взглядом, словно измеряя его слова на честность, и на секунду Кёнсу показалось, что разговор всё-таки продолжится. Но, к его облегчению, друг медленно кивнул, отпуская его плечо.

– Ладно, – сдался Чунмён. – Но нам придется поговорить перед выступлением.

Кёнсу с облегчением кивнул, искренне улыбнувшись Чунмёну, ответившему ему тем же. Друг вернется к допросу при первой же возможности, как только они закончат тренировку, но пока у него есть время собраться с мыслями.

Развернувшись к арене, Чунмён закинул руку на плечи Кёнсу и повёл его вперед.
– Идём. Покажем ребятне, как должна проходить тренировка.

Кёнсу тихо хихикнул и согласно кивнул. Ему нужно потренироваться, даже если это будет в присутствии Чонина

Х

Кёнсу ударил по шкафчикам с громким стуком. Звук эхом отскочил от стен в тишине раздевалки и дрожью отозвался в руке, касающейся металлической дверцы шкафчика. Он опять замахнулся в надежде, что холодный металл сможет успокоить нервы.

Раздевалка была на удивление пуста, когда он прибежал, если не считать пары участников европейских команд, поправляющих свои костюмы. Но он ушел из зала во время соревнований, поэтому остальные фигуристы там, наблюдают за соперниками. Несмотря на то, что участники уже выходили на лёд один за другим, Кёнсу воспользовался первой же возможностью, чтобы сбежать, сразу после оглашения его результатов. Выражение его лица, должно быть, говорило за себя, поскольку те не многие фигуристы, сидящие здесь, поспешили ретироваться. Кёнсу погасил верхний свет, оставив только тусклый голубоватый свет освещать помещение.

Покинуть арену было грубо с его стороны, но его буквально выворачивало. Если бы он не успокоился, его бы точно вывернуло в прямой трансляции. Он знал, как это происходило. Если бы операторы заметили, что ему плохо, они направили бы на него камеры. Лучше уж он прослывет кретином, чем фигуристом, которого вывернуло в первый же вечер Олимпийских игр.

Он опустился на скамью, испугавшись, что ноги больше не смогут его держать, и спрятал лицо в ладонях. Из-за ненормального стука сердца кружилась голова. Ему нужно было на что-то опереться, если он собирался успокоиться. Он был рад, что вокруг темно и тихо. Он медленно и глубоко дышал, а тошнота понемногу отступала, сменяясь слезами, щиплющими глаза.

Это случилось. Это случилось. Программа выполнялась идеально и много недель назад. Каждый день он повторял её и каждый день завершал без единой ошибки. Даже сегодня на последней тренировке перед играми всё было идеально. Программа была короткой, выученной и чистой. Он был уверен в себе, он был фаворитом вечера и должен был оказаться среди имён в верхней части таблицы результатов.

Но всё пошло под откос за считанные секунды. Тройной аксель никогда не считался простым прыжком, однако он отработал его до автоматизма. Но что-то пошло не так, когда он оторвался от поверхности льда. Подпрыгнув, тело закрутилось, и верхняя часть тела ушла вперед. Споткнувшись на идеальном прыжке, он попытался выровняться, попытался замедлить вращение, чтобы приземлиться без инцидентов.

Но на этой раз удача от Кёнсу отвернулась. Лезвие коньков неверно рассекло лёд, нарушило равновесие, и он начал падать. Он негромко вскрикнул, но так ли это было, сложно сказать. Кровь застучала в висках, и он слышал только этот шум. Он не смог даже выставить руки, падение дезориентировало его, и он больно ударился об лёд. Перед глазами поплыли круги от боли в том же бедре, за которым он ухаживал последние дни из-за падения.

Он был ошеломлён. Где-то пять секунд он лежал на льду в оцепенении, чувствуя прохладу, просачивающуюся сквозь костюм. По необъяснимой привычке изо всех сил, оставшихся в нём, он поднялся и заставил себя продолжать программу, вздрагивая от нарастающей боли в бедре при каждом прыжке. Каким-то образом ему удалось завершить выступление.

Он поклонился залу – люди громко аплодировали ему, но ему казалось, что больше из жалости, чем похвалы – и направился к выходу с арены, отчаянно пытаясь угомонить трясущиеся руки. Он много лет так не падал, с восемнадцати лет, когда он повалился, делая тройной лутц на тренировке. В результате он потянул лодыжку и две недели не мог выходить на лёд. К счастью, падение, пусть и болезненное, оставило после себя только синяк.

Но не боль сейчас потрясла его. А чувство падения, потеря контроля над телом под властью гравитации. Аксель всегда беспокоил фигуристов, будучи единственным прыжком, выполняющимся лицом вперед. Ты словно прыгаешь навстречу смерти, но падение воспринималось иначе. Оно сбило его с ног, словно ребенка, упавшего в первый раз в своей жизни и понимающего, что люди не так уж неуязвимы.

Он узнал Чунмёна, ждущего его на выходе с курткой с логотипом команды в руках. Он был обеспокоен и взглядом пытался понять, насколько сильно он повредил ногу. Когда Кёнсу кивнул, давая понять, что всё в порядке, Чунмён расслабился и улыбнулся, будто родитель ребенку, которого в чем-то постигла неудача, словно говоря «ты сделал всё возможное». Чунмён никогда не унывал, но оптимизм на его лице страшил Кёнсу. Он молча взял протянутую куртку и позволил другу отвести его в зону объявления результатов судьями.

Показ повтора следовало бы отнести в разряд орудий пыток. Кёнсу был вынужден смотреть повтор своей программы, пока судья подсчитывали очки. Свидетельства собственной неудачи хватило, чтобы внутри всё взбунтовалось. Часы в углу экрана помогли подсказать, что он пролежал на льду шесть секунд, и еще пять ему потребовалось, чтобы подняться. Одиннадцать секунд хватало для серьезного штрафа. Выражение на лице в том момент было совершенно потрясенное, и он подумал, не так ли он выглядит и сейчас. Он заставил себя слабо улыбнуться камерам, чтобы избавиться от гримасы страха и боли. Однако диктор уже приготовился объявлять результаты. Толпа затихла в ожидании.

Его очень удивили результаты. 79.957 – щедрый подарок. В программе, где фигурист так долго пролежал на льду, и семидесяти было бы много. Это значило, что остальная часть программы была безупречна и, возможно, его решимость откатать ее до конца расположила судей к себе. С появлением очков, высветилось и его место. Пятое.

Он выходил на лёд лидером. Ему порочили первое или второе место, а может третье, если слегка собьется. Но пятое место недопустимо. На его лице, вероятно, отразился ужас, когда показали результаты. Чунмён мягко обнял его, давая возможность укрыть лицо от камер. Он уткнулся лицом в шею Чунмёна, который шепотом старался его приободрить.

Всё хорошо.

Пятое место не так уж низко.

Впереди ждет индивидуальное выступление.

Кёнсу только кивнул и обнял друга в ответ. Все тело будто окаменело. Что еще он мог сделать? Он с трудом проглотил разочарование и потрясение, помахал толпе и буквально бегом пустился в раздевалку.

Он подвёл их. Не только команду, но и всю страну. Это, конечно, слишком большая ответственность, которую можно было бы свалить на плечи двадцатиоднолетнего фигуриста, но он всё равно чувствовал вес на плечах. Он ощущал его с того момента, как его назвали одним из представителей Кореи, и он был настроен нести его с достоинством. Южная Корея могла показать себя, но с такими очками в первом же раунде отняли шанс у команды на золотую медаль.

Слова Чунмёна крутились в голове. Впереди ждет индивидуальное выступление. На следующей неделе все члены команды будут сражаться индивидуально каждый в своем сегменте. И у Кёнсу будет возможность повторить эту программу и занять место на пьедестале. Но эта возможность казалась далекой и недостижимой. Он думал только о проигрыше в командном зачете.

Скамья стояла достаточно близко к шкафчикам, и он снова ударил по ним. Это помогало сдерживать подступающие слёзы.

Х

Кёнсу не знал, как долго он сидел, но не поднимал голову на часы на стене. Но вряд ли прошло много времени, прежде чем открылась дверь в раздевалку и кто-то вошел. Он прижал ладони к лицу, чтобы угомонить эмоции и не опозориться сильнее. Он не знал, кто пришел, но если это соперник, показывать свою уязвимость он не намерен. Он не издавал ни звука, надеясь дать понять, что он хочет побыть один. И кто бы ни зашел, скоро уйдет.

– Хён?

Кёнсу вскинул голову и увидел Чонина. Ну конечно. Почему бы не Чонин? Он бы не ощутил всю полноту стыда без его присутствия.

Чонин не решался подходить и стоял у дверей. Но в его глазах не было ни капли нерешительности, обещая Кёнсу, что так просто он от него не отделается. Чонин, возможно, решил пока не нарушать личного пространства, но отступать не собирался.

Кёнсу провел рукой по лицу и тихо вздохнул.
– Что ты здесь делаешь, Чонин?

– Проверяю, как ты, – ответил Чонин, кидая мимолетный взгляд на часы. – Ты сидишь здесь уже достаточно долго. Ты пропустил выступление Чжиын.

Кёнсу поежился. Он не подумал о том, что будет, если он пропустит выступления остальных членов корейской команды. Чжиын лидировала в своем сегменте, а, значит, его отсутствие лишь громче кричало о том, что он не заслужил место в команде.

– Как она справилась? – спросил он, заставляя себя говорить.

– 94.368. Пока что она на первом месте, – довольно улыбнулся Чонин. Но улыбка была короткой, и он снова нахмурился. – Ты в порядке?

Кёнсу фыркнул, закатил глаза и отвернулся.
– Нога пройдет, когда я приложу лед и приму ибупрофен.

– Хорошо, – кивнул Чонин. – Но я знал, что с ногой всё будет в порядке. Ты силен, хён, и без труда завершил программу, поэтому я не сомневался, что в физическом плане всё хорошо. Но ты выглядел потрясенным, когда объявляли результаты. Чунмён-хён переживал за тебя, когда ты ушёл. Ты не вернулся, и я пошёл тебя искать.

Он сделал пару шагов вперед и остановился, подбирая слова. Кёнсу не хотел слушать, потому что знал, что бы он ни сказал, ему это не понравится. Чонин начал осторожно.
– Я понимал, что ты расстроен случившимся, а когда грустно, мне помогает возможность с кем-то поговорить. Хочешь поговорить об этом?

Кёнсу поднял глаза, полные недоверия, а между ними повисла тишина. Он правильно его услышал? Он пришел, чтобы поговорить о чувствах Кёнсу? Кёнсу никогда ни с кем не делился ими, не считая Чунмёна, и говорит ему это именно Чонин?

Появление Чонина зажгло что-то тёмное и уродливое внутри. Неожиданно вспыхнул гнев, когда в мыслях сложились кусочки головоломки, и он решил для себя, почему упал сегодня на льду. Несмотря на нежелание это обсуждать, Чунмёну удалось разговорить его позже в общежитии. Выговориться было не самой плохой идеей, хотя Чунмён чуть ли не пищал, как девчонка, узнав, что Кёнсу на кого-то запал (пусть сам Кёнсу это отрицал), но избегать взглядов в сторону младшего фигуриста стало еще тяжелее. Прежде чем выйти на лёд, он несколько раз ловил себя на том, что вновь неотрывно смотрит в его сторону. Чонин был в его мыслях, даже когда он разогревался и должен был сосредоточиться на фигурном катании.

Всё это – влечение, потеря внимания, падения – вращалось вокруг этого фигуриста и его сверхъестественной способности забираться в голову Кёнсу и влиять на него. Как бы эгоистично и необоснованно это не звучало, Кёнсу сделал Ким Чонина козлом отпущения. А если учесть его отчаяние, он был готов вылить свое разочарование на любого. Чонин просто подвернулся под руку и стал легкой целью.

Слова сорвались с губ Кёнсу раньше, чем он успел подумать.

– Убирайся.

– Что? – тихо пробормотал Чонин, нахмурив брови.

– Я сказал, убирайся, – повторил Кёнсу, сверля фигуриста взглядом. Он демонстративно выпрямился, чтобы подчеркнуть свои слова. Он не собирался с ним разговаривать и хотел, чтобы Чонин ушёл. Зная, чтобы языка тела он не понимает, он решил, что до него достучаться можно только прямотой.

– Но хён, – начал Чонин, но Кёнсу перебил его сразу. Ему надоело его упрямство.

– Прекрати, – раздраженным тоном приказал он. – Мы не друзья, Чонин. Что бы ты там ни думал, ты меня не знаешь. И если быть честным, с тобой я бы хотел поговорить в самую последнюю очередь.

Чонина потрясла злость в его голосе, и Кёнсу мог бы поклясться, что видел в его глазах, как сумел его задеть. Но боль во взгляде исчезла так же быстро, как появилась, оставив место собственному гневу Чонина. Вот и хорошо. С этой эмоцией он способен справиться. Она оправдывала раздраженность фигуристом, только сильнее убеждая его в том, что он имел право злиться на него за свой провал. И тогда он точно оставит его в покое.

– Отлично, – выплюнул он, разворачиваясь и хватаясь за дверную ручку с такой силой, что он мог бы выломать дверь. Он приоткрыл дверь, но вдруг замер, словно придумал нечто получше, чем просто уйти. Он повернулся и в три шага оказался рядом с Кёнсу.

– Что ты делаешь? – выкрикнул Кёнсу, отклоняясь назад, чтобы выкинуть его из личного пространства.

– Я не уйду, пока ты не выговоришься, – твердо отчеканил Чонин. Его глаза горели, а руки сжались в кулаки.

– Чонин, уйди, – предупреждающе зарычал Кёнсу, но тот не обратил на это внимания.

– Если хочешь злиться на меня из-за своей промашки в программе, это твои проблемы, – произнес Чонин. – Но никто из команды не злится на тебя за то, что случилось. Ни Чунмён-хён, ни я, ни девушки. Мы все переживали за тебя. Но должен сказать прямо, меня разозлило то, что ты предпочел сидеть здесь, винить мир за всё и жалеть себя, вместо того, чтобы быть там, рядом с командой. Это дико бесит.

Кёнсу ахнул, глядя на молодого человека, которого буквально распирало от досады. Чонин только что дал ему причину для злости, которую он искал несколько минут назад.

– Да пошёл ты, – прорычал Кёнсу, сдерживая ярость. Чонина удивился выбору лексики. – Кто дал тебе право говорить мне подобное?

– Кто-то же должен был тебе это сказать, – упрямо сказал Чонин. – Почему бы не я? И да, можешь продолжать ненавидеть мир, когда я уйду, но сперва ты меня выслушаешь.

Он вздохнул, словно готовился к этому не одну неделю, и снова заговорил:
– Ты считаешь, что обязан быть идеальным фигуристом, идеальным человеком, у которого всё всегда под контролем, но это не так. Тебе позволено проявлять эмоции. Ты имеешь право расстроиться после неудачного прыжка. Ты имеешь право огорчаться результатами. Но ты закрываешься от всех и отказываешься довериться нам. Ты страшишься того, что может случиться, если люди увидят, что ты не машина, которой хочешь казаться. Но это пора прекратить. Нельзя хоронить эмоции глубоко в себе. Ты вредишь себе и делаешь больно окружающим тебя людям.

– Я никому не делаю больно, – взревел Кёнсу, поднимаясь со скамьи и практически упираясь в грудь Чонина своей. Он гневно смотрел в глаза Чонину, который оказался немного выше его ростом. – И я знаю, что неидеален. Лишь потому, что я не выплескиваю эмоции на льду, как ты, не значит, что я не правильно справляюсь с ними. Я такой же человек, как и ты. Я ничего не скрываю.

– Бред, – с вызовом заявил Чонин, качая головой. – Отчего тогда ты трусливо поджал хвост и убежал в раздевалку? Ты скрываешь свои чувства. И, вдобавок к этому, тебе страшно.

Когда Кёнсу в ответ на обвинения Чонин упрямо фыркнул, фигурист поменял тактику. Он указал на него рукой, едва не задев.
– Знаешь, почему в фигурном катании ты опираешь на технику?

– Потому на технике зарабатывают очки, – машинально ответил Кёнсу. Он привык слышать этот вопрос.

– Потому что ты боишься раскрыться на льду, – возразил Чонин. – Ты не знаешь, что тогда будет, но ты знаешь, что не сможешь держать всё под контролем, и тебя до чертиков это пугает. И поэтому ты стал тем, кто ты есть, и вне арены.

– Я не хочу это выслушивать, – произнес Кёнсу, поворачиваясь к нему спиной. Но тот с силой развернул его обратно лицом к себе.

– Ты хоть раз думал о том, что чувствуют те, кто хотят быть ближе к тебе, но кого ты не подпускаешь? – рявкнул Чонин. – Я могу понять, почему ты отталкиваешь меня, но ты бы видел лицо Чунмёна, когда ты ушёл после объявления результатов. Он чертовски переживает за тебя, за своего друга, но тебе плевать. Ты заботился только о том, чтобы сохранить лицо и свалить оттуда к чертям.

При упоминании Чунмёна Кёнсу похолодел. Неужели он действительно ранит своего друга? Конечно, он знал, что Чунмён беспокоится о нём, но он как никто другой знал, как Кёнсу устроен. Он знал, что Кёнсу не любил быть в центре внимания. Ему следовало бы не обращать внимания на суждения Чонина об их с Чунмёном дружбе, но он кинул этот факт ему в лицо так внезапно, чтобы любыми средствами вывести из себя.

Теперь он был просто взбешен.

– Заткнись, – прошипел Кёнсу, вырывая руку, которую он схватил.

Чонин ослабил хватку и позволил ему вырваться, но не внял его предупреждению и продолжил говорить:
– Ты боишься эмоций и того, что подумают другие, и поэтому скрываешься за маской и ведешь себя с окружающими так же осторожно, как и катаешься. Движения выверены, но всё на расстоянии вытянутой руки, чтобы никто не мог причинить тебе боль. Но знаешь что, Кёнсу-хён? – он выпятил подборок, с каждым словом становясь увереннее в своих словах. – Это не всегда срабатывает. Иногда ты оскальзываешься, и, нравится тебе это или нет, те, кому на тебя не наплевать, те, кого ты так отчаянно пытаешься оттолкнуть, падают вместе с тобой.

– Заткнись, Чонин.

– Нет, - отрезал тот. – Ты делаешь нам больно, отталкивая. Поговори с нами, хён. Ты должен понять: если ты совершил ошибку, мир не разрушится. Ты не обязан нести этот груз в одиночку.

Он снова дал волю рукам, крепко сжав Кёнсу за плечи. И это была последняя капля. В один миг он прижал Чонина к шкафчикам с громким стуком. Уперевшись предплечьем поперек его груди, чтобы удержать, Кёнсу подался вперед, пока они практически не столкнулись носами.

– Хён, – испуганно прошептал Чонин. Он был шокирован, но кроме этого в его глазах было что-то ещё, что Кёнсу не мог определить.

– Я сказал, заткнись, – рыкнул Кёнсу, обнажая зубы. – Моя очередь говорить.

Его давно так никто не взбешивал, и, определенно, никто за многие годы не видел столько его эмоций. Но это чертов Чонин… он не понимал, когда нужно остановиться. Он добился того, что Кёнсу вышел из себя.

Он хотел увидеть его эмоции. Прекрасно. Он получит то, чего хотел.

– Тебе кажется, ты знаешь всё, но ты просто маленький ребенок, – выплюнул Кёнсу. Чонин вздрогнул на этих словах. – Ты не представляешь каково это, когда люди многого о тебя ожидают. Ты не знаешь, через что я прохожу каждый день. Думаешь, мне нужно открыться? Разделить разочарование с теми, кого я подвёл? Бред. Почему я должен заставлять страдать и других, когда вина полностью на мне?

Несколько секунд Чонин молчал, пораженный внезапным потоком слов и действий со стороны Кёнсу. Но он быстро оправился от шока и без предупреждений толкнул его в сторону, ловко меняя их местами и прижимая Кёнсу к шкафчикам.

Кёнсу со всех сил толкнул Чонина, но даже не сдвинул его с места.

– Убери от меня руки, – крикнул он.

– Нет, – крикнул Чонин в ответ. – Я не ребенок. И я не намного младше тебя. Может быть, у тебя больше опыта, но это не значит, что от тебя ждут больше, чем от меня или кого-то другого. Ожидания разнятся, но они всё равно есть, и каждый чувствует их на своих плечах.

– Чонин, – вновь предупреждающим голосом начал Кёнсу.

– Мне девятнадцать. Знаешь, что означает дебют на Олимпийских играх в девятнадцать лет?

– Что ты ребенок, – назло ему повторил Кёнсу.

– Это значит, что я должен отыгрываться, – твердо поправил его Чонин. – В семнадцать лет на Олимпийских играх от тебя многого не ждут, – Кёнсу заметил, что Чонин сделал акцент на возрасте, осознав, что именно тогда дебютировал он сам, – но когда ты выходишь на арену в девятнадцать, все думают, что ты ас в фигурном катании. Они видят серьезного соперника.

Кёнсу не оставлял попыток освободиться, но Чонин только крепче его держал.
– Я вступил в игру позже. Я не начал кататься с того момента, как начал ходить, в отличие от многих. На меня, не принимавшего участие в играх раньше, давят сильнее. Так что нет, я не понимаю, что ты делаешь, но у меня есть и свои проблемы, которые нужно решать, и знаешь что? Я не скрываю всё в себе и не хандрю, когда совершаю ошибки. Ошибки неизбежны, хён, но я должен стараться изо всех сил и позволять другим помогать, когда кажется, что всё катится к чертям.

– Это больше не только твой груз. С тех пор, как ты вступил в команду, он стал и нашим, - добавил Чонин. – Мы должны быть командой, Кёнсу-хён. И это значит, когда падаешь ты, падаем мы. И мы всегда будем готовы поднять тебя и поддержать, если ты позволишь нам.

На несколько секунд между ними повисла тишина. В воздухе висело напряжение. И никто не отступал. Они словно зашли в тупик.

Прижатый к металлическим шкафчикам Кёнсу сморщился, попытавшись дернуться.

– Убери от меня руки, – повторил он.

Он устал обсуждать это. Они ни к чему не пришли. Кёнсу не желал выслушивать Чонина. Возможно, слова слишком сильно задели зону его комфорта. И, возможно, если бы он сосредоточился, то смог бы уловить, что правда в словах Чонина понемногу рассеивала его гнев. Но он не хотел остывать. Он желал злиться на Чонина, новичка, который думал, что всё знает. Но вместо этого преображался в нечто более искреннее и реальное в его глазах.

Даже сейчас, несмотря на упрямость Кёнсу, Чонин не сдавался.
– Не уберу, пока ты не выслушаешь меня, – пригрозил Чонин. Кёнсу слышал по голосу, что и он уже скорее беспокоится, чем злится. – Почему ты не замечаешь, что я хочу тебе помочь?

– Мне не нужна твоя помощь, – прорычал Кёнсу. Ему снова не удалось оттолкнуть Чонина. – Ты и не можешь мне помочь.

Кёнсу пропустил момент, когда от плохого фигурного катания они дошли до этого. Может быть, началось с того, что Кёнсу не подпускает к себе людей и скрывает эмоции, но всё изменилось в тот момент, когда Кёнсу толкнул Чонина к шкафчикам. И пока он стоял на расстоянии всего в пары дюймов от него, он сумел найти ответы на многие вопросы, в центре которых фигурировал Чонин. Вблизи его эмоции были столь же яркими, как и на льду. Кёнсу видел эмоции в его глазах. Уязвимые. Открытые для Кёнсу. Он удивился, насколько сильно хотел их прочесть. Ему казалось, что он мог бы коснуться его души и выхватить любую эмоцию и подержать в руках, словно драгоценность. И тем самым открыть для себя гораздо больше об этом парне, которого он слишком рано пометил как человека, который навсегда останется ему незнаком. Но вот он стоял и предлагал Кёнсу всего себя без особых на то причин, не считая желания сделать так, чтобы Кёнсу понял его, понял самого себя и свои эмоции. Чтобы позволил другим помочь, когда с ними справиться тяжело.

Но его ужасала мысль подпустить кого-то слишком близко и открыть свои чувства. Чунмёну удалось подобраться ближе и узнать, кто он есть, но другу каждый раз приходилось прорываться сквозь построенные им стены. Кёнсу всегда держал всех на расстоянии. И как бы заманчива не казалась идея подпустить к себе Чонина, всё было не так просто.

Он тихо вздохнул и сдался в попытках вырваться из хватки Чонина. Он откинул голову назад, стукнувшись о шкафчик. Металл протестующее зазвенел, а он пытался привести дыхание в норму.

– Чонин, прошу тебя, – тихо произнес он. Адреналин уступил место усталости. – Я не могу, – если бы Кёнсу спросили, к чему относились эти слова, он бы и сам не ответил ничего конкретного. Он просто знал, что не может этого сделать. Он не мог позволить эмоциям взять верх. Он не мог впустить Чонина. Что бы это ни было, он не мог.

Но фигурист только покачал головой в ответ на отказ.
– Я знаю, что тебе страшно, хён, – мягко сказал Чонин, – но ты должен раскрыться и позволить окружающим тебе помочь. Иначе ты утонешь в проблемах.

Кёнсу отвел глаза, сдав последнюю линию защиты против Чонина. Но тот оставался настойчив. Он отпустил запястья Кёнсу, но вместо этого взял в ладони его лицо, поворачивая его за подбородок к себе и заставляя заглянуть ему в глаза.

 

@темы: группа: EXO, работа: перевод, fest: Winter lottery, рейтинг: PG-13

Comments

[KPF]

– Кёнсу, – начал Чонин низким голосом. Отсутствие вежливого обращения воздействовало на Кёнсу сильнее, чем он смог бы признаться себе в этом. – Впусти меня.

Шок от последующего действия лишил Кёнсу дара речи, но Чонин и не дал ему времени ответить. Он наклонился, целуя Кёнсу в губы. Он целовал нетерпеливо и пылко, как и всё, что он делал. На какую-то душераздирающе долгую секунду Кёнсу остолбенел, не уверенный, как ему поступить с тем, что Ким Чонин целует его. Он бы солгал, сказав, что никогда не думал, каково это – целовать Чонина, но испытывать это по-настоящему – совсем другая история.

Но Чонин продолжал уговаривать его ответить, пробегаясь ловким языком по его нижней губе, пока рука поднималась на затылок, отклоняя голову Кёнсу и сильнее раскрывая его. Нетерпеливо покусывая его губы и целуя уголки его губ, Чонин упрямо ждал любого сигнала. Он желал, чтобы Кёнсу ответил на поцелуй, но Кёнсу знал, что стоит ему показать, что он этого не хочет, и Чонин отпустит его.

Но Кёнсу не хотел, чтобы его отпускали. Чонин чуть оттянул его нижнюю губу, продолжая поглаживать по шее сзади, и по телу Кёнсу прошлась дрожь. Сквозь всё это он чувствовал, что сдается. Он пытался держаться за остатки самоконтроля, но и они разлетелись, отозвавшись на чересчур опытное движение языка Чонина, и Кёнсу понял, что больше не в состоянии сдерживаться.

Откинув в сторону все предосторожности, Кёнсу подался вперед, прижимаясь к его груди, зарываясь руками в его мягких волосах и целуя в ответ. Ощутив его вкус, он чуть было не застонал. Он чувствовал вкус мятной жвачки, которую тот жевал чуть ранее, легкий привкус энергетического напитка и что-то еще неповторимо чониновское. Он понимал: если бы у него была возможность, он бы к этому пристрастился.

Чонин одобрительно промычал что-то, целуя настойчивей. Они переплелись языками, и вновь и вновь находили губы друг друга. Чонин стал увеличивать темп, а Кёнсу смелел, сжимая его сильные плечи и выгибая спину, пока между их телами не оставалось ни дюйма. Чем больше он подавался вперед, тем больше Чонин подавался навстречу. Всё, что ему давал Чонин, он с готовностью принимал, отвечая с не меньшей настойчивостью. Чонин скользнул руками вниз по его телу и крепко сжал его бедра, но Кёнсу вдруг тихо выдохнул, к большому удивлению Чонина.

Им потребовался воздух, и фигуристы оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть кислород в легкие. Кёнсу открыл глаза (которые, как оказалось, закрыл неосознанно) и посмотрел на Чонина, которого касался грудью при каждом вдохе.

До Чонина внезапно дошло, что случилось. Кёнсу удивился его виноватому выражению на лице. Он медленно отпустил Кёнсу, убирая руки и делая шаг назад.
– Я не это имел в виду, когда предлагал помощь, – быстро сказал Чонин, смущенно почесав затылок. – Прости.

Он замолчал, но тут же добавил:
– Но я не жалею.

В его словах была честность, и он ни на секунду не отвел от Кёнсу взгляд.

Кёнсу только кивнул, неосознанно облизывая губы. Нет, он тоже не жалел. На самом деле он всерьез рассматривал вариант всё повторить.

Чонин проследил взглядом за движениями его языка, и его глаза потемнели. Но тут его словно осенило, и он понял голову на часы на стене. Он ругнулся и расстроено потер лоб.

– Мне нужно возвращаться, – сказал он извиняющимся тоном. – Мне с Чинри скоро выходить на лёд.

И снова Кёнсу смог только кивнуть. Он ненадолго опустил щит, но когда между их телами возникло расстояние и Чонин больше не целовал его, он снова чувствовал, что возвращается на исходную. Он неловко тер руку и отводил глаза, позволяя панике взять верх. Что, черт возьми, он сделал? Зачем ответил на поцелуй? Он пытался найти оправдание своим действиям. Они оба были эмоционально напряжены. Они всего лишь молодые люди с бушующими гормонами. Такое случается.

Но, невзирая на попытки смахнуть эти мысли, сославшись на то, что это никогда не повторится, Кёнсу был возбужден, а желание поцеловать его снова перевешивало с каждый секундой. Если он срочно не уберется подальше от Чонина, то, скорее всего, выставит себя дураком.

– Иди, – тихо произнес Кёнсу, поднимая глаза на пристально наблюдавшего за ним Чонина. – Тебе нельзя опаздывать.

Чонин не сдвинулся с места и открыл было рот, словно хотел что-то сказать, но Кёнсу заметил, как он опять кинул взгляд на часы. Чонин знал, что пора идти, хочет он того или нет.

Тихо вздохнув, Чонин кивнул и как можно быстрее поправил костюм и прическу. Кёнсу задумался, заметит ли кто-нибудь чуть припухшие из-за поцелуев губы, но сразу же откинул эту мысль, когда Чонин повернулся к выходу. Он открыл дверь, но задержался на пороге.

– Хён? – позвал он, оглядываясь на Кёнсу через плечо.

Он привлек внимание и добавил:
– Давай поговорим об этом позже, ладно?

Только когда Кёнсу кивнул, Чонин ушёл, тихо закрыв за собой дверь, оставляя Кёнсу одного.

Кёнсу судорожно вдохнул и опустился на скамью. Он спрятал лицо в ладонях и помассировал виски, чувствуя нарастающую головную боль. Ему нужно будет скоро вернуться на арену. Свою программу на сегодня он выполнил, но он по-прежнему являлся частью корейской команды. Если будут задавать вопросы, он скажет, что занимался ушибленным бедром, если нет, то будет улыбаться и терпеть оставшуюся часть вечера. Он был уверен, что найдутся журналисты с вопросами о его программе, но он не мог прятаться вечно. Он уже пропустил выступление Чжиын, но пропустить выход на лёд Чунмёна не мог себе позволить. Он достаточно жалел себя.

Кёнсу привел себя в порядок и посмотрелся в зеркало, чтобы убедиться, что всё на своих местах. Он пойдет туда и будет смотреть соревнование. Он будет улыбаться, аплодировать соперникам и забудет о своих проблемах, стрессе и ноющей боли в ноге. Он будет отвечать журналистам. Он будет болеть за свою команду и надеяться, что они смогут поправить его никудышные очки и поднять их место в рейтинге.

Но, кроме того, он постарается изо всех сил держаться подальше от Ким Чонина.


Часть 3

Когда он, наконец, показался из раздевалки, Чунмён ждал его. Он стоял у стены в нескольких футах от двери, чтобы не привлекать внимание, но достаточно близко, чтобы заметить выходящего Кёнсу. При звуке открывающей двери Чунмён вскинул голову и с улыбкой пошёл к нему, но Кёнсу видел, что она слегка натянута. Тут же вспомнились слова Чонина. Неужели он действительно сделал Чунмёну больно, убежав, чтобы сохранить лицо?

Если осторожность в глазах Чунмёна указывала на это, то так и было.

– Ты в порядке? – спросил Чунмён, закидывая руку на его плечи и притягивая к себе. – Чонин пошёл за тобой, но вернулся без тебя. Я забеспокоился.

Кёнсу чуть покраснел при упоминании Чонина, но быстро подавил разрастающееся смущение. Он чувствовал себя виноватым за то, как поступил с другом, поэтому сделать это удалось без труда. Он сильно напортачил, если Чунмён осмелился отвести его в сторону и проверить, всё ли в порядке.

Воздохнув, Кёнсу кивнул.
– Я в порядке. Мне стыдно. Я расстроен. Но всё хорошо.

– Кёнсу-а, – мягко упрекнул Чунмён, подводя его обратно в командной зоне. – Мы все прекрасно знаем, каково это, и мы не виним тебя. Лично мне плевать на очки, лишь бы с тобой всё было хорошо. Я знаю, что остальные думают так же.

– Но я подвёл вас, хён, – тихо возразил Кёнсу и опустил глаза в пол, когда они проходили мимо других фигуристов. Он чувствовал на себе их взгляды, но не мог смотреть на них, зная, что упал в их глазах. Он буквально слышал их комментарии. Его считали хорошим фигуристом. Это всё, что он может показать?

Чунмён заметил это и притянул поближе к себе.
– Ты слишком строг к себе, Кёнсу-а. Мы рады тому, что ты несильно ушибся, хотя к тренеру тебе придется сходить сегодня и провериться, или я лично затащу тебя туда, – твердо заявил Чунмён. Кёнсу почувствовал, что начинает улыбаться. Кто, если не Чунмён, будет заботиться о его здоровье.

– И рано ты ставишь на команде крест, – продолжил Чунмён, сжимая его плечо. – Чжиын замечательно выступила. Если пары выступят хорошо, у нас есть шанс занять какое-нибудь место.

– Мне жаль, что я так ушёл, – тихо вздохнув, добавил Кёнсу. – Я пропустил программу Чжиын.

– Мы всё понимаем, не переживай. Они знали, что тебе нужно время, чтобы собраться.

– Все, кроме Чонина, – буркнул Кёнсу себе под нос, несмотря на обещание самому себе не вспоминать об этом человеке. Он мысленно отругал себя за то, с какой легкостью имя сорвалось с губ и как затрепетало всё внутри при его упоминании. Чунмён тихонько рассмеялся и согласно кивнул. Друг огляделся по сторонам и улыбнулся, убедившись, что поблизости никого нет и никто не подслушает.

– Он очень настаивал на том, чтобы пойти искать тебя, когда ты не вернулся к команде. Но разве это плохо? Вдруг твою влюбленность получится сделать взаимной? – пошутил Чунмён, ласково взъерошивая Кёнсу волосы. Тот угрюмо посмотрел на него в ответ.

– Не собираюсь я ничего делать, большое спасибо, – рявкнул он, приглаживая волосы. – Не поощряй его.

Чунмён наградил его неодобрительным взглядом.

– Ну не будь таким. Видно же, что он беспокоится за тебя и что он тебе нравится, готов ты это признать или нет, – Чунмён драматично вздохнул. Даже скорее безнадежно, чем романтично. – Вот бы за мной кто-нибудь так бегал.

– Ты не представляешь, чего просишь. Это бесит.

– Это романтично, – не согласился Чунмён. Кёнсу закатил глаза. – Он хороший. Он, может быть, слегка напористый, но это лишь демонстрирует, насколько он страстный. Могу поклясться, что он шикарно целуется.

[KPF]

Это была шутка с целью подразнить его, и Кёнсу не собирался бурно реагировать на эти слова. Но беспечное заявление напомнило ему о тех пухлых губах, и по телу невольно пробежалась дрожь. Реакция была едва ли заметной, но поскольку Чунмён приобнимал его плечи, то с легкостью это почувствовал. Когда тот повернул голову, чтобы взглянуть ему в глаза, сбитый столку ответной реакцией, он увидел отчаянно краснеющего Кёнсу, который попытался отстраниться. Они стояли недалеко от арены, где повсюду камеры, и им нужно было быть аккуратными. Если бы он смог пройти туда поближе, он бы избежал надвигающегося шторма, который вот-вот ударит его со всей силы.

Но Чунмён был сильнее. Он удержал Кёнсу за плечи и повернул лицом к себе.

– Хён, – предупреждающе начал Кёнсу, стараясь вывернуться. А в это время Чунмён изучал его лицо, разыскивая скрытый ответ на то, что Кёнсу пытался спрятать. Кёнсу с ужасом понял, что друг сумел найти этот ответ, судя по его глазам. Он покраснел еще гуще, а у Чунмёна отвалилась челюсть.

– Ты и Чонин… – начал он, но друга перебила позвавшая их журналистка. Девушка с надеждой смотрела на Кёнсу и улыбалась. Позади нее стоял оператор в ожидании начала интервью. Он улыбнулся в ответ и кивнул, бросив мимолетный взгляд на Чунмёна, даже не пытаясь скрыть облегчение.

– Если ты думаешь, что на этом всё закончится, то ты ошибаешься, – пригрозил Чунмён пальцем. Он был разочарован тем, что им помешали. – Подробности будут позже. Постарайся поскорее закончить. Скоро начинает сегмент с танцами.

Кёнсу обреченно осознал, что ненадолго сорвался с крючка, но всё равно кивнул. Чунмён улыбнулся ему, удостоверившись, что он получит всю необходимую информацию позже, поправил рубашку Кёнсу и подтолкнул его в сторону журналистки.

Кёнсу заставил себя ей улыбнуться. Он всегда старался давать интервью с радостным выражением лица – поскольку, по словам Чунмёна, его нейтральное выражение распугивает маленьких детей – но он чувствовал, что после сегодняшней откатанной программы, это делать сложнее. Он понимал, что она хочет спросить. Камера начала запись, и он приготовился.

Как ты себя чувствовал после такого страшного падения? Ты получил травму?

Ты не присутствовал на выступлении Чжиын, но уверена, что знаешь результаты. Что ты думаешь о ее выступлении?

Как ты считаешь, удастся ли твоей команде собраться с силами и завоевать медаль?

Какие у тебя планы относительно предстоящих индивидуальных соревнований?

Он старательно отвечал на все вопросы, коротко и по делу. Скорее всего, его лицо выдавало разочарование, несмотря на попытки быть позитивно настроенным. Но он позволил себе это допущение, учитывая, что только что совершил ошибку на международном телевиденье. Он имел право быть расстроенным.

Прекрасно, саркастично подумал он, говорю теперь совсем как Чонин.

Когда диктор объявил начало разминки перед сегментом танцев, он извинился, сдержав обещание больше не пропускать выступления участников своей команды, и поспешил занять свое место возле них. Чунмён многозначительно оглянулся на него, четко давая понять, что сегодня вечером беседы ему не избежать. Кёнсу только вздохнул и повернулся к арене, покорно следя взглядом за Чонином. Это было особенно сложно, ведь фигурист разминался всего в несколько футах от него.

Х

Кёнсу схватился за раковину, сжав ее до побелевших костяшек.
– Черт, – зашипел он. – Больно же, хён!

– Если бы ты расслабился, было бы не так больно, – сказал Чунмён. – Я стараюсь.

– Я можно как-то… чёрт… понежнее? – проскулил Кёнсу, зажмуриваясь от боли в бедре. Он уткнулся лицом в теплую кофту, накинутую на голое тело. Почему-то Чунмён вызвался заняться его бедром, но Кёнсу уже жалел, что согласился.

Как бы там ни было, жалости в голосе Чунмёна не было ни капли.
– Если я не перевяжу крепко, то это не сработает. Еще пару секунд, и всё готово.

Кёнсу резко вдохнул носом. И действительно, всего через пару секунд его друг шагнул назад, осматривая плоды своих трудов.

– Видишь? Готово, – улыбнулся он. Кёнсу открыл глаза и встретился с другом взглядом в отражении зеркала. Чунмён отложил в сторону пищевую плёнку, которую дал им тренер, и потрогал рукой мешочек со льдом, надежно прицепленный к ушибленному месту. – Теперь лёд не будет сползать, пока ты не захочешь его снять.

Кёнсу кивнул и осмотрелся творение рук друга. Лёд закрывал почти весь ушиб, и только край лилового цвета синяка выглядывал из-под повязки, контрастируя с бледной кожей. Идея со льдом была хороша. Бедро болело нещадно, но не так всё плохо.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарил Кёнсу. Чунмён легкомысленно махнул рукой.

Он натянул кофту обратно, просовывая руки в рукава, и попробовал ее застегнуть, но из-за льда это оказалось проблематично. Но лучше он будет ходить так, чем совсем без кофты, пусть Чунмён и единственный его сосед по комнате. Несмотря на вполне нормальное телосложение, он не собирался щеголять им.

– Поверить не могу, что наша команда заняла третье место, – взволнованно сказал Чунмён, привалившись к дверному косяку. – Как же приятно продолжать соревноваться, зная, что медаль уже у нас в кармане.

Упорство команды Южной Кореи принесло им победу. Окончание вечера было впечатляющим. Чонин с Чинри заняли первое место в своем сегменте, а Чунмён и Суджон – третье.

– Не благодаря мне, – тихо пробурчал Кёнсу, стряхивая с одежды несуществующую грязь и избегая смотреть на Чунмёна, который, вне всяких сомнений, укоризненно пилил его взглядом. Несмотря на заверения друга, что он тоже внес свой вклад в завоевание бронзовой медали, он был раздосадован. Остальные справились на отлично, и пусть бронзовая медаль лучше, чем ничего, они все заслуживали лучшего. Его результат сдвинул их ниже, и он корил себя за это.

Он не видел выражения лица Чунмёна, но услышал его расстроенный вздох.
– Кёнсу-а, ты сам знаешь, что это не так. Мы сделали это, как единая команда. Все очки помогли выиграть.

– Мы могли бы занять более высокое место, если бы я…

– Моя программа тоже была не идеальна, – перебил Чунмён. – Неважно, у кого результат выше. Мы выступали все вместе, и вместе завоевали бронзу. Ты должен гордиться тем, что ты участник нашей команды.

– Я горжусь этим, – сказал Кёнсу. Он всегда гордился тем, что имел честь стать представителем корейской сборной. Вопрос был в том, заслужил ли он столь низкие очки.

– Тогда прекрати сомневаться в себе, – мягко упрекнул Чунмён. – Ты прекрасный фигурист. И ты ценный член команды, веришь ты в это или нет.

Кёнсу хотел возразить, но не стал. Это бесполезно. Чунмён не позволит ему винить себя за полученные очки, и споры ни к чему не приведут. Вместо этого он кивнул, успокаивая своего друга.

Мгновение спустя Чунмён запрыгнул на стойку рядом с раковиной.
– Итак, – начал он, махая ногами и выжидающе глядя на Кёнсу.

– Итак, – повторил за ним Кёнсу, зная, что за этим последует, но для начала сделал вид, что ничего не понимает. Даже глаза поднял для пущего эффекта.

– Ты и Чонин. Рассказывай, – приказал Чунмён, не обратив внимания на его никчемные попытки.

– Хён, я правда не в настроении, – простонал Кёнсу, выходя из ванной, попутно выключая свет и оставляя Чунмёна одного в темноте.

Напугавшись, его друг быстро выбежал в комнату. Бегать от него Кёнсу не мог из-за бедра, поэтому ему некуда было спрятаться от вопросов.

– Тебе нужно об этом поговорить, – нагнал его Чунмён.

– Нет, не нужно, – не согласился Кёнсу, опускаясь на свою кровать. Он лёг на бок, чтобы не задеть лёд, и добавил: – Не о чем говорить.

– До Кёнсу, если тебе кажется, что я буду сидеть и выслушивать твоё нытьё, то ты ошибаешься и нарываешься на неприятности, – Кёнсу скривился, когда Чунмён назвал его так. Чунмён был серьезно намерен не спускать всё с рук. Он сел на кровать рядом с ним, подпёр рукой подбородок и с обеспокоенным лицом заглянул ему в глаза. – Я пытаюсь понять, что произошло, – настойчиво произнёс он.

– Кое-что, о чём я бы предпочёл не вспоминать, – буркнул Кёнсу. Чунмён вдруг замер и выпрямился. Удивление на его лицо быстро сменилось злостью.

– Если он… – Чунмён запнулся и стиснул зубы, чтобы успокоиться. – Если он принудил тебя, Кёнсу, то я клянусь…

Кёнсу широко распахнул глаза, поднял руки перед собой и яростно замотал головой.
– Нет, ничего такого, хён. Он, конечно, начал первый, но я ответил на поцелуй, – он вздохнул, вытянул руку, коснувшись его предплечья, чтобы заверить в честности своих слов. – Если кто-нибудь сделал со мной что-то подобное, я бы сразу тебе рассказал. Я бы не стал такое скрывать.

Чунмён изучил его лицо на предмет обмана. Он напомнил себе, что говорит с Кёнсу, которого хорошо знает. Он бы не заврался. Наконец, он расслабился, кивнул и медленно выдохнул. Кажется, он решил позволить Чонину дожить до утра.
– Хорошо. Но я не понимаю. Если это не взаимно, почему ты не рад? – улыбнувшись, он подтолкнул Кёнсу локтем. – Он что, плохо целуется?

– Нет, – со смешком признался Кёнсу, смущенно проводя рукой по лицу. – Чересчур настойчив, наверное, но неплох. На самом деле очень даже хорош, – не то, чтобы у него было много вариантов для сравнения, но по тому, как отзывалось его тело, можно было судить, что эта реакция исключительно на действия Чонина.

– Тогда в чём проблема? – спросил Чунмён, убирая его руку от лица и держа его в своей. Это успокаивало Кёнсу, он сумел расслабиться. В этом жесте не было никакого подтекста. Однажды им стало любопытно, есть ли у них шансы сойтись, но всё закончилось хохотом и взаимным согласием, что их отношения исключительно платонические. Но так Чунмён поддерживал Кёнсу, с чем бы он ни сталкивался.

Вздохнув, он нарушил свое обещание молчать об этом.
– Перед этим мы слегка повздорили.

Эти слова прорвали плотину, и Кёнсу рассказал ему всё. Начиная с того, какую ответственность он взвалил на свои плечи и как переживал о неудаче, и заканчивая ссорой с Чонином, завершившейся страстным поцелуем и неловким прощанием, предварительно договорившись поговорить об этом позже, хотя Кёнсу не собирался этого делать. Чунмён выслушал, не перебивая, давая возможность высказаться.

[KPF]

Только когда Кёнсу замолчал Чунмён медленно и задумчиво заговорил:
– Я понимаю, что ты нервничаешь, потому что, насколько я тебя знаю, ты не любишь выглядеть уязвимым в чужих глазах. Страшно открываться людям, особенно если человек тебя влечёт. Но сомневаюсь, что избегать Чонина – хороший вариант.

Кёнсу начал протестовать, но Чунмён остановил его, подняв руку.
– Нет, выслушай меня. Независимо от того, хочешь ты с ним встречаться или нет, ты должен с ним поговорить.

Он замолчал и кинул взгляд на часы, после чего махнул головой на перевязанную ногу Кёнсу.
– Пора снять лёд.

Кёнсу быстро размотал пленку и убрал лёд, отложив в сторону.
– Всё равно не понимаю, зачем мне с ним говорить. Это было случайностью.

– Нельзя вот так взять и поцеловать товарища по команде на Олимпийских играх и сделать вид, что ничего не случилось. Что-то тут определенно есть. Он давно уже у тебя на уме.

– Но это не значит, что я должен с ним встречаться.

– Я лишь советую тебе поговорить с ним о произошедшем сегодня, – ответил Чунмён. – Ты не можешь просто сделать вид, что ничего не было. Тебе страшно, я знаю, но ты обязан поговорить с ним. Тебе не замуж за него выходить предлагают. Но он заслуживает услышать это от тебя лично.

– Он не поймет, – простонал Кёнсу, качая головой.

– Почему?

– Потому что он не такой, как я.

– Откуда ты знаешь?

Кёнсу открыл рот, но подходящих слов не нашёл. Все, что он сейчас говорил, соответствовало тому, что Чонин сказал о нём тогда. Он стушевался.

– Иногда я так тебя ненавижу, – он одарил Чунмёна убийственным взглядом.

Не услышав слов возражений, Чунмён ласково ткнул друга пальцем в щеку. Он собирался что-то сказать, но его остановил стук в дверь. Они переглянулись. Было уже достаточно поздно, за полночь. Немногие решаются придти в такое время, особенно к спортсменам, у которых всегда ранний подъем.

Пожав плечами, Чунмён поднялся с кровати. Открыв дверь, он удивленно ойкнул.

– Ой, Чонин, – тихо поприветствовал он. Кёнсу чуть не проглотил язык и испуганно впился глазами в затылок Чунмёна. Чонин оттуда не мог его видеть, но он всё равно вжался в стену, как будто стараясь увеличить расстояние между ним и младшим фигуристом, который не покидал его мыслей.

Чунмён тихо продолжил говорить:
– Ты что-то хотел? Всё в порядке? – фигурист не впервые приходил к Чунмёну за советом. С ним было проще всего поговорить, а тот в ответ старался по возможности помочь младшим товарищам. Конечно, он знал настоящую причину, почему Чонин пришёл, но он не стал гадать, давая возможность Чонину сказать о причине визита.

– Привет, Чунмён-хён, – раздался в комнате голос Чонина. Кёнсу вздрогнул. Воспоминания об этом голосе, шептавшем ему на ухо, заставили его в тысячный раз за день покраснеть.

– Извини, что так поздно, – продолжил Чонин, даже не подозревая, что его голос творил с Кёнсу. – Но я не мог заснуть. Скажи, Кёнсу-хён здесь? Мне нужно с ним поговорить.

Теперь его трясло. Он был не готов. Он не хотел сейчас видеть Чонина, потому что еще не разобрался в чувствах. Мысль об этом разговоре до смерти его пугала, а это значило, что он не сможет говорить открыто.

Словно почувствовав страх Кёнсу, Чунмён поколебался, но потом вышел в коридор, прикрывая за собой дверь в комнату. Кёнсу пришлось прислушаться, чтобы услышать конец разговора, потому что сердце стучало так громко, что заглушало все остальные звуки.
– Прости, Чонин, но он уже спит. У него завтра рано утром тренировка, поэтому он вырубился сразу после ужина. Я могу чем-то помочь?

– А, спасибо, хён, но нет. Мне важно поговорить с Кёнсу-хёном, но надо было приходить раньше, – тихо засмеявшись, сказал Чонин. Кёнсу представил себе, как он неловко потирает затылок. – Приду в другой раз. Прости, что побеспокоил, хён.

– Ничего страшного, Чонин. Если что-нибудь понадобиться, дай мне знать. Спокойной ночи.

Кёнсу боялся вздохнуть, пока Чунмён не закрыл дверь и не вернулся, направляясь прямо к своей кровати.

– Хён, – прохрипел он еле слышно, нарушая установившуюся тишину.

– Пока ты ничего не сказал, смею заметить, что я сделал это только, чтобы выиграть для тебя время, – ответил Чунмён, забирая со стола лёд и относя его в ванную. – Уже поздно, у нас обоих был тяжелый день. Не самое подходящее время для разговоров. Тебе нужно отдохнуть и собраться с мыслями, но поговорить с ним тебе всё равно придется, Кёнсу. И скоро.

Кёнсу заскулил, спиной падая на кровать.
– Хён, – жалобно протянул он.

– Разберись с этим, Кёнсу, иначе в следующий раз, когда он постучится в эту дверь, с ним буду говорить я.

Кёнсу приподнялся на локтях.
– Ты не посмеешь.

– Да ну, – пропел Чунмён, шутливо поиграл бровями и рассмеялся. – Всё, укладывайся. Я не соврал Чонину. Завтра утром у тебя тренировка, хотя я считаю, что тренер зря на этом настаивает.

– Я в порядке, хён, – заверил его Кёнсу, но знал, что Чунмёна не убедить, пока видны следы синяка на коже.

– Но раз уж ты решительно настроен вернуться на лёд, чтобы я завтра не слышал твоего нытья, когда прозвенит будильник, – предупредил Чунмён, вздохая и смывая остатки льда горячей водой в раковину.

Кёнсу улёгся, закрывая рукой лицо. Несколько минут он слушал, как Чунмён передвигается по комнате, переодевается, выключает свет и забирается на кровать. Чунмён пожелал ему спокойной ночи, на что тот ответил тем же. Только когда Чунмён задремал, Кёнсу перевернулся на живот и вздохнул, пытаясь устроиться поудобней. Кожа на бедре была мягкой на ощупь, а утром наверняка будет только хуже. Малейшее движение причиняло боль. Кёнсу расстроено вздыхал. Кажется, не только Чонину не удавалось сегодня заснуть.

Он не ожидал, что Чонин покажется в их комнате и надеялся, что рядом с Чунмёном он в безопасности, но тот стук в дверь подсказал Кёнсу, что парень настроен решительно. В конце концов, он загонит Кёнсу угол и заставит поговорить, хотя Кёнсу всё еще надеялся, что он проснется и окажется, что это был просто сон. Но он был уверен, что утром откроет глаза, а синяк с ноги никуда не исчезнет, а Чонин так и будет добиваться возможности с ним пообщаться.

Только он пока не считал, что готов к этому.

Х

Кёнсу завершил свою программу. Тяжело дыша и вытянув руку, он приготовился к финальной позе. Бедро пульсировало тупой болью от напряжения, отдаваясь неприятными ощущениями в спине. Ему приходилось сильно напрягаться в прыжках и вращениях. Но чем сильнее он пытался взять себя в руки, тем хуже выходило.

Возможно, Чунмён был прав. Может быть, он слишком рано вышел на лёд.

Выполнять тройной аксель он не спешил, сменив его временно на другой прыжок. Он бы и рад свалить всю вину на ноющее бедро, но в глубине души он понимал, что есть и другая причина. Он нервничал. Он боялся снова упасть, и чем ближе он подбирался к этому прыжку, тем сильнее паниковал. Пока было проще избегать его.

Медленно он опустил руку и наклонил голову в одну и другую стороны. Он трижды за это утро прошелся по своей программе, но лучше не получалось. Его уже всё достало, а еще только семь часов утра. Перспективы дня казались ему блеклыми.

Он подъехал к стереосистеме, остановил музыку и включил другой трек. Вздохнув, он сделал глоток воды из бутылки, стоявшей рядом, глотая не сразу. Лёд в его распоряжении еще час, прежде чем придут русские спортсмены. Он еще несколько раз пройдется по программе и уйдет раньше. Усталость с прошлого вечера еще не прошла полностью, и нужно было еще раз приложить лёд к бедру. Но перед уходом он хотел попробовать тройной аксель.

– Ты не будешь делать тройной аксель?

Кёнсу испуганно шарахнулся и даже вскинул руку. Он ожидал, что Чонин появится на тренировке, ведь Чунмён сказал ему вчера, где он будет утром, но его тело так и не привыкло к его голосу. Странно, что он не заметил его раньше, хотя он сидел близко к арене. Наверное, был слишком сосредоточен катанием, чтобы заметить парня.

Он смотрел, как Чонин поднимается и подходит в бортику, который разделял их. Кёнсу неосознанно окинул его взглядом: он был в майке без рукавов, в свободных штанах, а волосы беспорядочно торчали, словно он только что встал с кровати. Учитывая время, вероятнее всего так и было.

– Как давно ты пришёл? – спросил он хриплым голосом.

– Ты не ответил на мой вопрос, – с улыбкой заметил Чонин, прислоняясь к бортику.

– Ты не ответил на мой.

– Я спросил первым, хён.

– Я решил не напрягать бедро, но из программы я этот прыжок не убирал, – как можно терпеливей объяснил Кёнсу.

– Достаточно давно. Я успел посмотреть твою программу дважды, – небрежно бросил Чонин и с обеспокоенностью посмотрел на него. – Но, хён, если бедро болит, может быть, тебе вообще не стоит прыгать. Ты дал тренеру осмотреть его?

Кёнсу тяжело вздохнул, зажимая пальцами переносицу.
– Зачем ты пришёл, Чонин? Свериться с медицинскими показаниями?

– Не мог заснуть, – со смешком ответил Чонин, не обижаясь на раздражение в голосе Кёнсу. – Слишком много мыслей в голове. Поэтому я решил придти покататься, – он поднял коньки в руке и потряс ими, улыбаясь.

Кёнсу нахмурился.
– Русская команда придет через час. Можешь занять лёд, когда я закончу, но не могу гарантировать, что тебе хватит времени, чтобы нормально размяться и выполнить программу хотя бы раз полностью.

Чонин улыбнулся еще шире, и Кёнсу хватило одной секунды, чтобы понять, о чем идет речь.
– Нет, – сразу же сказал Кёнсу, покачав головой.

– Но хён, – начал ныть Чонин, ловко влезая в коньки и зашнуровывая их. – Я же уже пришел. Мы может кататься вместе. Представь, что это командная тренировка.

Его слова имели смысл. Но Кёнсу не собирался этого показывать, вот уж нет.

– Я не делюсь временем индивидуальной тренировки, – прорычал Кёнсу. Ему претила мысль о том, что Чонин будет кататься с ним. – У нас разная музыка и разные программы. Нам придется не забывать, что мы на льду не одни.

Чонина, судя по виду, мало волновали его доводы. Он перепрыгнул через бортик и оказался на льду, сразу же направляясь к центру арены, расставив руки в стороны.

– Можно подумать, ты и так обо мне забываешь, – прокомментировал Чонин, кидая на Кёнсу игривый взгляд.

[KPF]

Кёнсу пораженно ахнул и густо покраснел, пронзительно крикнув в ответ:
– Если ты остаешься, то я ухожу.

Хорошие угрозы всегда срабатывали.

К его удивлению, с этим Чонин согласился.

– Пожалуй, тебе стоит пойти, – серьезно согласился он, отводя ногу назад и выполняя арабеск. Кёнсу неосознанно скользнул по его телу, великолепно поставленного по стандартам фигуристов. Он легко подпрыгнул на носке и продолжил: – Уверен, бедро разболелось, а ты всё катаешься. И, кстати, я прекрасно понимаю, почему ты не выполняешь тройной аксель. Сложно преодолеть страх после такого падения.

– Я не боюсь, – отрезал Кёнсу раньше, чем Чонин успел закончить фразу. Он не боялся. Не совсем. Ладно, может быть, немного нервничал, но Чонину не обязательно об этом знать. Этот маленький засранец считал, что знает всё.

Чонин подъехал и остановился перед Кёнсу, примирительно подняв руки.
– Спокойно, хён. Я лишь хочу сказать, что ты имеешь права не решаться на этот прыжок.

Кёнсу скривился и отвернул голову, глядя куда угодно, только не на Чонина.
– Почему ты продолжаешь вести себя так, будто всё знаешь?

– Я знаю не всё, – пожав плечами, поправил Чонин. – Но дело не в том, прав я или нет.

– А в чем тогда? – резко ответил Кёнсу, поворачиваясь к нему. – Потому что сейчас кажется, что ты только и делаешь, что критикуешь мои способности справляться с собственными эмоциями и здоровьем, – его терпению пришёл конец. Часть его хотела, чтобы Чонин, наконец, спросил о вчерашнем поцелуе. Разве он здесь не за этим? Зачем ходить вокруг да около?

Чонин несколько секунд молчал, задумчиво глядя куда-то над левым ухом Кёнсу. Он сомневался. Но, наконец, собрался с мужеством и посмотрел Кёнсу в глаза.

– Думаешь, сможешь выполнять сейчас тройной аксель? – мягко спросил Чонин. Кёнсу растерянно смотрел ему в глаза, потому что, черт возьми, не этого вопроса он ожидал.

– Что?

– Твое бедро справится сейчас с тройным акселем? – повторил Чонин.

Кёнсу хотел соврать. Он хочет сразу же ответить «да» и уйти. Потому что он скорее песка наестся, вместо того, чтобы признать свои недостатки и страхи. Но как только он открыл рот, чтобы ответить Чонину, он остановился. Чонин смотрел на него открыто, а в чертах лица читалось беспокойство. Он не пытался что-то себе доказать и не задавал вопрос, чтобы смутить его. Он просто осведомлялся о состоянии здоровья Кёнсу.

Кёнсу спускал на парня всех собак за каждое его слово, а Чонин по-прежнему волновался о нём. Он был поражён. Его это пугало. Разум подсказывал, что нужно развернуться, уйти в общежитие и больше не обращать на Чонина внимания. Но он не мог. Чонин искренне переживал.

Кёнсу провел рукой по волосам и закусил губу. Он не понимал, зачем говорит об этом с Чонином, но необходимость этого грызла его до тех пор, пока слова сами не сорвались с губ.

– Я не знаю. Оно болит, но не сильно. Немного ноет при выполнении прыжка, но не мешает. Но я знаю, что если хоть на мгновенья засомневаюсь перед таким прыжком, то снова упаду. Я не могу рисковать и сделать еще хуже перед соревнованием.

– Ты хочешь выполнить его сегодня? – задал Чонин следующий вопрос, и Кёнсу ответил честно.

– Да.

– Тогда тебе нужно расслабиться, – тихо произнес Чонин низким и успокаивающим голосом. – Прислушайся к своему телу и сделай прыжок, вместо того чтобы думать, получится или нет. Твое тело лучше знает, что оно может. Ты выверил этот прыжок. Теперь представь всё своим инстинктам.

Кёнсу фыркнул и покачал головой.
– Если я не сосредоточусь, то пострадает техника.

– Но если ты будешь зажат, то и прыжок выйдет таким же, – возразил Чонин. – Ты можешь сосредоточиться, но при этом не контролировать каждую деталь.

– Ты, очевидно, совсем меня не знаешь, – сухо рассмеявшись, сказал Кёнсу.

– Пока нет, – улыбнулся Чонин. – Но ты должен поверить мне. Ты должен чуть-чуть расслабиться.

– И как мне, по-твоему, это сделать? – спросил Кёнсу, проигнорировав первую часть его ответа. Сейчас не время разбираться с этими двумя короткими словами: пока нет. В них слишком много обещаний, слишком много надежд, а Кёнсу нужно сосредоточиться на прыжке, а не нюансах слов Чонина.

– Закрой глаза, – вдруг сказал Чонин.

Кёнсу вскинул брови.
– Что?

– Закрой глаза, – повторил Чонин, легонько подталкивая его локтем. – Ну же, хён. Доверься мне.

Кёнсу прикусил язык, чтобы не вырвался язвительный комментарий, так отчаянно рвущийся наружу, и неохотно сделал так, как попросил Чонин. Пока глаза были закрыты, Кёнсу острее ощущал всё вокруг. Легкая и терпимая боль в бедре. Знакомый холод, поднимающийся с поверхности льда. Капелька пота, скатывающаяся по затылку. И дыхание Чонина, достаточно близко стоящего рядом с ним.

Он неловко переступил с ноги на ногу.
– Ну ладно, я закрыл глаза. Что дальше?

Раздался звук скользящих по льду лезвий коньков, и вдруг голос Чонина послышался позади него, еще ближе.
– Просто дыши. Глубоко вдыхай и выдыхай.

Кёнсу замер от неожиданности, но сделал, как было велено. Вдох через нос, выдох через рот. Он чувствовал, что Чонин рядом. Жар его тела касался Кёнсу, словно волнами. Когда его здорового бедра коснулась рука, Кёнсу испуганно подпрыгнул, открывая глаза и отстраняясь от прикосновения.
– Какого черта, Чонин?

– Хён, ты не расслабился, – со смехом упрекнул тот.

– Ты трогаешь меня ни с того, ни с сего, – рявкнул Кёнсу, запуская руку в волосы.

– Я должен был предупредить тебя, – признал Чонин сквозь улыбку. – Я лишь хотел дать тебе опору.

Он поманил рукой, призывая Кёнсу вернуться на место.
– Становись обратно. Позволь мне помочь тебе пройти через это.

Кёнсу тихо заскулил и, в конечно итоге, вернулся и встал спиной к Чонину.
– Предупреди, когда в следующий раз захочешь ко мне прикоснуться, или я тебя убью, – без особого энтузиазма пригрозил Кёнсу. Чонин хихикнул, но на условия согласился.

Кёнсу снова закрыл глаза, сосредоточившись на том, чтобы выровнять дыхание. Спустя где-то минуту Чонин сказал ему на ухо.

– Я положу руку на твое бедро, хён. Продолжай дышать, – Чонин действительно коснулся рукой его бедра, всё равно заставив Кёнсу вздрогнуть. – Дыши. Просто дыши, – к его удивлению, рука на самом деле давала ему опору. Ее тепло позволяло сфокусироваться и заставляла забывать о боли в другом бедре, пусть и на несколько мгновений.

– Расслабь плечи, – тихо приказал Чонин, и Кёнсу заставил свое тело подчиниться, убирая напряжение в плечах. – Молодец, хён, – похвалил Чонин. Он по-прежнему держал руку там же, чуть сжимая, чтобы приободрить.

– Забудь обо всём, хён. Обо всех сомнениях о травме, обо всём, что произошло вчера на арене. С каждым выдохом отпусти всё, пока не о чем будет волноваться, – Кёнсу слушал голос Чонина, расслабляясь все больше.

– А теперь представь, как делаешь тройной аксель. Ты много раз его выполнял, хён. Представь, как лезвие конька врезается в лёд, когда ты отталкиваешься. Представь, как поднимаешь руки и ноги и без труда смещаешь вес в сторону. И представь, как приятно будет завершить прыжок, приземлиться на правую ногу, вытянуть левую вместе с руками, чтобы сохранить равновесие. Можешь представить?

Кёнсу молча кивнул, и Чонин довольно промычал.

– Твоя программа безупречна, и если у тебя получится это движение, то за остальное можно будет не волноваться. Судьи полюбят тебя. А команда будет подбадривать. Я буду аплодировать тебе. Ты должен только расслабиться и довериться своему телу.

Кёнсу представил всё это. Он видел данные ему за это очки, видел медаль, всё. Не то чтобы он никогда не представлял себе победу. Сейчас, убаюканный словами Чонина, он мог видеть счастливые лица самого Чонина, Чунмёна и остальных членов команды. Внезапно страх словно испарился. Будто на плечах больше не лежал весь мир. Да, он всегда хотел сделать так, чтобы им гордились, но мысль о проигрыше его больше не беспокоила.

– Как думаешь, сможешь сделать это, хён? – прошептал Чонин прямо ему на ухо. – Сможешь сделать прыжок?

– Да, – ни секунду не сомневаясь, ответил Кёнсу.

– Тогда попробуй, – Чонин подтолкнул его вперед.

Кёнсу открыл глаза и с любопытством посмотрел на улыбающегося Чонина. Он вдохнул через нос, кивнул и повернулся к арене. С открытыми глазами всё казалось реальнее и страшнее, но он ухватился за новообретенное чувство покоя, поселившееся в груди. Он выполнял тройной аксель тысячу раз. Его тело было натренировано на этот прыжок. Возможно, Чонин был прав. Может быть, он чересчур много думал об ошибке, и не мог мыслить здраво. Нужно было перестать прислушиваться к таким мыслям и начать делать то, что тело прекрасно знает.

Глубоко вздохнув, он начал набирать скорость, приближаясь к противоположному бортику катка. Пока он готовился, прислушиваясь к стучащему сердцу, ноги сами заняли нужные позиции. Он развернулся вперед, скользя левым лезвием, а правой ногой уходя в прыжок, прежде чем оттолкнуться левой и заставить свое тело вращаться, крепко прижав при этом руки в груди. После вращений он почувствовал неустойчивость, но не преобладающую над ним. Кёнсу разъединил скрещенные ноги, идеально приземляясь на лёд правым лезвием конька. Выдохнув, он расставил руки и вытянул левую ногу назад, постепенно останавливаясь.

Какое-то мгновение он просто пораженно смотрел на Чонина, громко кричавшего и победно подкидывающего кулак в воздух. Только увидев реакцию Чонина, он понял, что сделал. Он выполнил тройной аксель, как нечего делать.

Кёнсу закинул голову назад и широко улыбнулся. Он и забыл, насколько приятно приземляться после этого прыжка.

Кёнсу недолго наслаждался своей победой, как вдруг Чонин оказался рядом, крепко обнимая его за талию. Кёнсу почувствовал, что его поднимают, схватился за плечи Чонина и ойкнул, пока фигурист кружил его. Но даже это не остановило его, и он рассмеялся. Он был слишком счастлив, чтобы так просто забыть о результатах прыжка и возражать против чересчур радостных действий Чонина. Чонин вскоре тоже рассмеялся, нарушая тишину арены.

[KPF]

– Я знал, что ты сможешь, – радостно сказал Чонин, опуская его обратно, но не убирая рук с талии. Но радость постепенно уходила, сменяясь озабоченностью. – Как бедро?

– В порядке, – удивленно засмеявшись, ответил Кёнсу. Он не чувствовал ничего, когда приземлялся, хотя сейчас боль вернулась, но не отвлекала, как раньше. Значит, ему нужно было просто расслабиться?

Кёнсу не осознавал, что улыбается Чонину, пока тот не скользнул руками ему на спину. Вдруг облегчение от выполненного прыжка сменилась неловкостью, и Кёнсу поспешно опустил глаза и сделал шаг назад, чтобы увеличить расстояние между ними. Чонин, не упираясь, отпустил его, но руки задержались в воздухе чуть дольше, чем нужно, словно он цеплялся за ощущения под кончиками пальцев.

– Спасибо, Чонин, – негромко поблагодарил Кёнсу, поднимая глаза. Пусть он ничего такого не сделал, но в голосе звучало извинение. – Я серьезно.

– Я знаю, – мягко сказал Чонин, снова улыбнувшись, но эта улыбка уже не нашла отражения в его глазах. Кёнсу знал, что сделал ему больно, отстранившись, и не мог отрицать, что этим сделал больно и себе тоже. Он остро ощущал отсутствие рук Чонина там, где они были минуту назад. Ему пришлось побороть желание сделать шаг вперед.

– Пожалуй, я на сегодня всё, – добавил Кёнсу потом, потирая шею. Между ними повисла неловкость, и он хотел поскорее уйти. – Бедро меня не сильно беспокоит, но думаю, не стоит больше напрягать его сегодня, – он знал, что сбегает, но, а что еще ему удавалось так же хорошо, как сбегать?

Чонин молча кивнул, осторожно наблюдая за поведением Кёнсу.

Коротко, но явно не искренне улыбнувшись Кёнсу повернулся, ища глазами выход с арены. Он ушел недалеко, когда Чонин позвал его.

– Хён?

Кёнсу оглянулся на фигуриста, останавливаясь.

– У тебя будет время поговорить сегодня?

Вот оно. Вопрос, которого Кёнсу ждал всё утро. А теперь он не знал ответа на него. Вчера вечером он был категорически против, но что-то изменилось.

– Чонин… – начал он нерешительно, не его перебили.

– Нет, перестань избегать меня, – разочарованно произнёс Чонин, поражая Кёнсу отчаяньем в голосе. – Я понял. Я знаю, ты не привык к людям, которые пытаются узнать тебя, но что в этом плохого? Что плохого в том, что я хочу узнать тебя, Кёнсу-хён?

– Я не особо хорош в подобных вещах, Чонин, – ответил Кёнсу. – Никогда не был.

Чонин молча обдумывал его слова, отведя взгляд, а потом поднял глаза.

– Просто… мы поговорим о том, что случилось вчера? – спросил он, нахмурившись. Уязвимость в его голосе была словно удар ему в грудь. В легких не осталось воздуха. Он чуть было не решил снова подъехать к нему, но остановил себя. Он всё равно не понимал, чего хочет. Будет несправедливо подъехать к нему сейчас, а вечером дать отказ. Пока лучше держать расстояние.

Он подал голос, собрав все остатки мужества.
– Да, Чонин. Мы поговорим об этом.

– Когда? – тут же спросил Чонин. – Потому что мне кажется, чем больше мы ждем, тем больше забываем. И, если быть честным, хён… Я не хочу забывать.

Кёнсу с трудом вдохнул на этих словах и покраснел. Он отвёл глаза и тихо засмеялся, потому что нет, он тоже не хочет забывать. Эти мысли в его голове на повторе с прошлого вечера, и как бы он их не отталкивал, они возвращались с именем Чонина во главе. Даже если этот факт его пугал, он не хотел об этом забывать, потому что, черт побери, его никогда так не влекло к кому-то. Кроме страха он с волнением представлял, что могло бы быть.

Слабо улыбнувшись, Кёнсу поднял голову.
– После моего выступления. Иначе ты будешь отвлекать меня, – он постарался, чтобы слова прозвучали в шутку, и растянул губы в ухмылке.

Чонин улыбнулся на этих словах, а затем рассмеялся, закидывая голову назад. Кёнсу не смог удержаться и опустил взгляд на изгиб шеи и загорелую кожу. Чонин с надеждой взглянул на него снова.

– Ты обещаешь? Мы поговорим в тот вечер?

– В тот вечер, – подтвердил Кёнсу, окончательно в этом убедившись. У него будет несколько дней, чтобы собраться, подготовиться к индивидуальному соревнованию и тщательно разобраться с мыслями. И тогда он сможет сесть, как взрослый человек, и поговорить с Чонином о том, что между ними происходит. Он должен ему.

– Хорошо, – согласился Чонин, вновь ярко улыбаясь. Он кивнул головой в сторону выхода и легкомысленно ухмыльнулся. – Тебе нужен лёд для бедра, хён. Нужно подлечиться к соревнованию.

Кёнсу хихикнул, пробормотал «ах ты маленький засранец» и направился к выходу.

В тот вечер, сидя на своей кровати в общежитии, Кёнсу осознал, что как бы он ни старался, избегать Чонина у него не получится. И в то время как мысль о потере контроля страшила его, мысль о Чонине – нет.


Часть 4

Что-то изменилось. В этом Кёнсу был уверен.

Многие детали остались прежними. Он бы сразу узнал, ведь детали для него всегда были важны в первую очередь. Он был одет в тот же костюм, что и в прошлый раз. Черные штаны и синяя рубашка. Его волосы вновь были уложены на одну сторону, как и всегда делалось для его выступлений. Даже соперники выглядели так же. Их было больше, чем в сборных на командном зачёте. Но, несмотря на все сходства, что-то, вне всяких сомнений, отличалось.

Это были почти незаметные, возможно, мельчайшие перемены, но они поменяли всё. Он мог бы свалить вину на ушибленное бедро, которое не горело теперь при каждом движении. Только сходящий синяк говорил о том, что он получил травму, но в переменах было нечто большее, чем отсутствие боли. Воздух, попадавший в легкие, был другим. Лёд под лезвиями коньков был не таким, как всегда. Он был расслаблен так, как не был в ту ночь, когда вышел на лёд и упал. Даже присутствие на льду других фигуристов на разогреве не мешало и не обременяло.

Чунмён заметил разницу и оттянул его в сторону, когда они выходили из общежития. На его лице были и озабоченность, и любопытство. Кёнсу знал, что он спросит, поэтому, когда слова «ты в порядке?» сорвались с его губ, Кёнсу с готовностью кивнул и улыбнулся. Он был в порядке. Просто чувствовал себя… по-другому.

Кёнсу предстояло последним из своих товарищей по команде выйти на лёд для мужского одиночного катания, и Южная Корея достаточно хорошо себя показала. Джиын заняла четвертое в своем сегменте место, неудачно приземлившись после одного из главных прыжков в своей программе. Чунмён с Суджон снова заняли третье место, повторяя результаты в командном зачёте. И Чонину с Чинри удалось выиграть золотую медаль в спортивных танцах, опередив фаворитов из команды России на два очка. Кёнсу должен был признать, что спортивные танцы стали его любимым выступлением, а выражение лица Чунмёна подсказывало ему, что этот факт не укрылся от его друга. Но он ничего не мог с собой поделать. Смотреть, как Чонин катается вживую, то еще зрелище.

Теперь пришла очередь Кёнсу. Он по-прежнему оставался в фаворитах, но ему предстояло многое доказать. Из двадцати пяти участников в данном сегменте он шёл двадцать первым по счету. Если бы его результаты были выше после предыдущего соревнования, он мог бы выходить на лёд последний, но он собирался показать на что способен, забыв о прошлой неудаче. Особенно, когда его команда смотрит.

Он видел их с того места, где разминался. Члены команд в этот раз не стояли в зоне ожидания. Теперь там был только тренер. Но они были недалеко и сидели в первом ряду прямо за зоной объявлений результатов.

Пока команда весело переговаривалась, смеясь и улыбаясь, один из них не мог оторвать глаз от арены. Даже когда Чунмён втянул Чонина в разговор, тот продолжал коситься в сторону Кёнсу. Каждый раз, когда Кёнсу позволял себе задержаться на нём взглядом, тот широко улыбался. И теперь он осознал, что ему стало проще улыбаться в ответ.

Если быть до конца честным, присутствие Чонина больше не беспокоило его, а вечное раздражение сменилось успокоением. Он признался себе, что сейчас внимание, направленное на него, более чем желанное, и неважно, как сильно он боролся с этим с самого начала.

Он не общался с Чонином с той самой утренней тренировки, если не считать стандартных приветствий. «Привет, как дела? ». «Сегодня хорошая погода». Обычная вежливость, ничего более. Никаких личных тем, хотя было видно, что Чонин надеется на другое. Младший фигурист каждый раз боролся с нетерпеливостью, и Кёнсу почти пожалел, что они обменивались лишь парой слов из-за того, как опускались плечи Чонина после каждого бессмысленного слова. Чонин позволял ему уходить через одну или две минуты. Но Кёнсу не слепой, он видел, как Чонин сжимает зубы, чтобы не сказать лишнего, припасенного на потом. Он ждал, когда Кёнсу сам поднимет эту тему, но всякий раз он оставался с надеждой, что Кёнсу сдержит обещание и поговорит с ним после соревнования.

После него у Кёнсу не останется оправданий. Чонин сдержал свое слово, позволил ему спокойно тренироваться. Теперь черед Кёнсу сдержать свое.

Но пусть Кёнсу больше не раздражал вид Чонина, он по-прежнему не был уверен, что скажет и что сделает с дилеммой по имени Ким Чонин. В сердечных делах он не мастер. Он долго был один, оставив попытки завести отношения.

Часть его была твердо уверена, что он не готов. Его просто захлестнули эмоции, которые и так зашкаливали из-за игр, а когда они уедут из Сочи, все закончится. Они могли бы стать друзьями, как он и Чунмён, но не более. Дружба вполне подойдет, хотя Чонин с этой логикой может не согласиться. Но пессимистичная его часть ясно давала понять, что отношения для него пока не лучший выбор.

Но другая часть обнадеживала и была готова. Более, чем готова. Он нервничал от мысли, что его к кому-то влечет – потому что в этом и заключался смысл отношений, когда тебя тянет к другому человеку – но эта его часть была готова принять вызов, если наградой станет Чонин. Он не знал его, но хотел это исправить.

[KPF]

Это одновременно и волновало, и ужасало, и с каждой минутой Кёнсу менял решение. Пока он откинул эти мысли. Он сосредоточился на программе. Удивительно, сколько он мог сделать, не заостряя внимание на эмоциях.

И теперь пришло время проверить эту преданность в деле. Фигуристы последней пятерки один за одним покидали лёд, пока на нём не остался один Кёнсу, выполняющий разные элементы. Когда диктор объявил его толпе, он занял своё место в центре арены.

Тишина перед началом программы была всегда самой тревожной. Обычно он был очень напряжен во время начальной стойки, правда, никогда об этом не задумывался. Его волновали лишь очки за технику исполнения, по крайней мере, так было всегда, и как результат, в ожидании музыки он был очень напряжен. Это стало практически его визитной карточкой, к большому удивлению Чунмёна.

Но сегодня всё было по-другому. Он стоял твердо, но не так, как обычно. Он всё равно волновался, с нетерпением ждал начала, но напряженность в теле улетучилась. Он задумался, заметил ли кто-нибудь, кроме него самого, эти перемены, но решил не заострять внимание на этой мысли, поскольку заиграла музыка.

Он пришёл в движение под мелодию Вивальди, начиная медленно в такт музыке. Даже сама программа сегодня казалась другой. Тело двигалось без усилий. Каждый взмах руки, каждый поворот и прыжок был важен. Он не пытался быть «эффектным», но его технику разбавила легкая артистичность. Кёнсу продолжал верить, что техника исполнения – это его сильная сторона, но жесты и выражение лица стали частью отточенных движений. Он позволил себе мимолетно улыбнуться, выходя из прыжка и готовясь приступить в более сложной хореографии.

Кёнсу выполнил первый сложный прыжок, без проблем завершая его под звуки скрипок, вежливых аплодисментов толпы и свист ветра в ушах от скорости. Всё продолжалось так и дальше. Он выполнял вращение или прыжок, и ему аплодировали. Кёнсу к этому привык, так же, как и зрители. Но чем ближе он подходил к выполнению тройного акселя, тем быстрее возрастало их нетерпение.

Когда настало время главного прыжка, он практически чувствовал, как замерла публика. В последний раз, выполняя этот прыжок в рамках соревнования, он оказался на льду. Несмотря на все тренировки, пока он разворачивался у края арены и набирал скорость, страх вновь вернулся. Что если он упадет? Что если снова рухнет на лёд? Что если он всех подведет? Спокойствие, которого ему удалось добиться, ускользало, и он боролся с напряжением, вновь решившим опуститься на его плечи.

Но когда он поймал взглядом отправную точку своего прыжка, заверяющие слова Чунмёна тут же всплыли в голове.

– Ты слишком строг к себе, Кёнсу-а.

– Ты прекрасный фигурист. И ты ценный член команды, веришь ты в это или нет.

За ним зазвучал голос Чонина, как и всегда на тренировках, когда он пытался выполнить тройной аксель с тех пор, как он помог ему.

– Забудь обо всём, хён. О всех сомнениях, о травме, о всём, что произошло вчера на арене. С каждым выдохом отпусти всё, пока не о чем будет волноваться.

Он выдохнул и ускорился.

– А теперь представь, как делаешь тройной аксель. Ты много раз его выполнял, хён. Представь, как лезвие коньки врезается в лёд, когда ты отталкиваешься. Представь, как поднимаешь руки и ноги и без труда смещаешь вес в сторону. И представь, как приятно будет завершить прыжок, приземлиться на правую ногу, вытянуть левую вместе с руками, чтобы сохранить равновесие.

Плавными движениями он приготовился к прыжку. Он четко видел каждое свое действие в голове, чувствовал, как тело расслабляется с той же легкостью, с которой давался каждый вдох.

– Твоя программа безупречна, и если у тебя получится это движение, то за остальное можно будет не волноваться. Судьи полюбят тебя. А команда будет подбадривать. Я буду аплодировать тебе. Ты должен только расслабиться и довериться своему телу.

Эти финальные слова всплыли в его голове тёплым голосом Чонина и подтолкнули Кёнсу в воздух. Он оторвался ото льда и закрутился. Всё происходило как всегда, и вот гравитация сделала свое дело, и он начал снижаться. Лёд захрустел под правым лезвием конька, когда он приземлился и сразу же восстановил равновесие, выходя из тройного акселя и выдыхая. Он даже не понял, что задержал дыхание.

Толпа взорвалась аплодисментами, и Кёнсу заулыбался, не сумев сдержаться, продолжая вытанцовывать последние элементы. Он чуть было не рассмеялся, зная, что программа еще не подошла к концу, и, понимая, что если облажается сейчас, то никогда себе не простит. Он облегченно хихикал над тем, что ему удалось блестяще завершить сложнейший прыжок. Держась за свою уверенность, он выполнил оставшиеся прыжки, приземляясь после них с необычайной легкостью.

Когда он завершил последний элемент, Кёнсу услышал, что толпа кричит громче. Музыка утонула в аплодисментах, но Кёнсу сумел удержать себя в руках и закончить катание под звуки одобрения толпы. Он снова улыбнулся, тяжело дыша. Он вытянул руки и поклонился ниже, чем это требуется после выступления. И он стоял, склонившись, пока не отступили жалящие уголки глаз слёзы. Черт подери, он сделал это.

Он выпрямился и трижды поклонился всем трибунам, прежде чем поблагодарить их за аплодисменты еще одним поклоном. Ему казалось, что сердце вот-вот взорвется, когда он скользил к выходу. Трибуны встали и продолжали хлопать, а он сошел со льда и попал прямо в раскрытые объятья тренера. Вместе они прошли в зону объявления результатов, чтобы дождаться решения судей.

Он снова начал волноваться, пока тихо сидел и неверящими глазами смотрел повтор своей программы, стирая протянутым тренером полотенцем пот со лба. Неужели это и правду он? Он заметил разницу в движениях, видел, как расслаблено тело, пока он выполнял прыжок за прыжком. Это был он, но будто другой, потому что он всегда был фигуристом, полагавшимся на технику исполнения. Он никогда не вкладывал в катание эмоции.

Когда объявили очки, у Кёнсу отвалилась челюсть. Цифры 100.36 вспыхнули на табло над ближайшим результатом 95.74, и это был личный рекорд Кёнсу. Он не только занял первую строчку, но и получил высший бал с той же самой программой. Ему казалось, это нереально. Трясущимися руками он стирал пот со лба и пытался понять, что только что произошло.

Он действительно сделал это.

Тренер счастливо похлопал его по спине, вырвав из своих мыслей. Он быстро обнял его и поспешил к своей команде, которая громко приветствовала его. За мгновение решив, с какой стороны к ним подступиться, он оказался там, и его тут же заключили в групповые объятья. Его обнимали и радостно трепали по голове.

– Мы так гордимся тобой, Кёнсу-а, – щебетал Чунмён, крепко прижимая его к груди. – Ты превосходно поработал.

– Я еще не выиграл, – возразил Кёнсу. Он должен был дождаться конца оставшихся выступлений, надеясь, что никто не справится так же хорошо и не отберет его восторг.

Чунмён громко фыркнул и шутя ударил его.
– Ой, я тебя умоляю. Я съем свои шнурки, если кто-нибудь побьет твою программу.

Кёнсу звонко рассмеялся, надеясь, что друг прав. Но почему-то его развеселила мысль о Чунмёне, жующим свои шнурки, в случае его проигрыша.
– Ловлю тебя на слове.

– Давай-давай. Этого всё равно не случится. Медаль у тебя в кармане, друг мой.

– Спасибо, хён, – ответил Кёнсу, утыкаясь подбородком в его плечо и крепко обнимая. Чунмён с радостью ответил ему тем же, а потом перевел взгляд за его спину. Он вскинул брови и подтолкнул его. Кёнсу проследил его взгляд и увидел сгорающего от нетерпения Чонина, улыбавшегося самой яркой улыбкой, которую он видел за весь вечер.

– Ты справился, хён, – с трепетом произнёс Чонин. – У тебя получилось.

Позже Кёнсу обвинил бы своё эмоциональное состояние в том, что оно было скомпрометировано сложной программой, но он не смог сдержаться и, подлетев, обнял фигуриста. Чонин со смехом поймал его, обвивая руками за талию и притягивая к себе.

– Ты справился, – снова прошептал он, почти касаясь уха Кёнсу губами. – Я знал, что у тебя получится, хён, – в этих словах было столько радости, что Кёнсу рассмеялся, уткнувшись лбом в его плечо.

– Спасибо, Чонин, – поблагодарил Кёнсу. Он бы даже не смог сформулировать, за что именно благодарен, но фраза сорвалась с его губ без малейших сомнений. Потому что он знал, что без Чонина ничего бы не вышло. Потому что Чонин разглядел, что скрывалось за его возведенными стенами, и захотел узнать Кёнсу для себя. Кёнсу был благодарен Чонину за всё, что он сделал.

К счастью, Чонин понимал, что он хочет сказать, и прижимал к себе за затылок. Он не ответил, но Кёнсу чувствовал, как он улыбается.

Когда волнение спало, Кёнсу встал между Чунмёном и Чонином. Кёнсу чувствовал на себе неотрывный взгляд Чонина, но упрямо смотрел на арену, внезапно очень и очень разнервничавшись. Он знал, что зря себя накручивал, но, всё же, прежде всего хотел дождаться окончания всех выступлений.

А Чонин, проявляя чудеса терпения, тихо ждал конца соревнования, пусть и не мог оторвать от Кёнсу взгляд.

[KPF]

Х

Кёнсу смотрел, как ледозаливочные машины Замбони скользят по льду, пока он не становился вновь идеально гладким. С того места, где он сидел, арена была видна полностью. Он расположился на секции арены подальше от гула толпившихся внизу людей. Их было немного, в основном фигуристы и тренера. Человек где-то двадцать. Всего два часа назад атмосфера здесь была другой, но Кёнсу всегда наслаждался этими моментами. Спокойствие после пережитых эмоций более чем приветствовалось и давало возможность подумать.

Удивительно, что ему удалось ускользнуть. Всё-таки золотым медалистам редко удается ускользнуть от внимания камер. В то мгновение, когда последний фигурист откатал свою программу и никто не превзошел его очки, его тягали от одного журналиста к другому. Только сейчас ему представилась возможность переодеться в удобную одежду. И теперь стало проще дышать. Он был уверен в себе в начале игр, но это… это большее, на что он рассчитывал. То, о чем и мечтать не мог. Он выполнить свой долг и принес честь не только самому себе, своей семье и своей команде, но и своей стране.

Когда у лестницы показалась копна черных волос, Кёнсу не удержался и хихикнул. Конечно же, Чонин первым его нашёл.

– Позвольте представить золотого медалиста, – провозгласил Чонин, поднимаясь к нему и присаживаясь рядом.

– Ты тоже золотой медалист, – напомнил ему Кёнсу.

– Но твоя медаль посвежее, да и история побед внушительней, – поддел Чонин, ухмыльнувшись. Но когда Кёнсу поднял на него глаза, ухмылка сменилась теплой улыбкой. Кёнсу мысленно сделал пометку, что это выражение лица его любимое.

– Привет, хён.

– Привет, Чонин, – со смешком отозвался Кёнсу, опустив глаза на опустевшую арену. – Должен сказать, я удивлен, что ты нашёл меня здесь.

– Это дар. Мне нет равных в отлове людей, – небрежно сообщил Чонин, заработав от Кёнсу недоверчивый взгляд. Пожав плечами и улыбнувшись, он добавил: – И, возможно, я спросил у Чунмён-хёна, где тебя искать.

Кёнсу опять залился смехом, эхом отозвавшимся в пустом секторе арены. Чунмён лучше всех был осведомлён, в каких уединённых местах Кёнсу прятался после соревнований и иногда даже присоединялся к нему. Чонин сделал правильно, сразу обратившись с этим вопросом именно к нему. Если кто-то и мог его найти, то только Чунмён.

– Напомни, чтобы я перестал быть таким предсказуемым, – широко улыбнулся Кёнсу, откидываясь на сиденье.

– Ты уже не такой предсказуемый, каким был при первой нашей встрече, – заметил Чонин, тоже откидываясь назад и запрокидывая голову, упираясь в перила.

Кёнсу замолчал, молча изучая парня взглядом. Он прочистил горло, мысленно подготавливая себя и понимая, что сейчас ему придется прыгнуть с края в самую глубь прилипчивых эмоций и чувств.

– Как так?

Чонин кинул на него взгляд и перевёл глаза на лёд. Он зажал край кофты между пальцев. Он, конечно, тоже ощущал, как между ними возникает напряжение. Ему нужно было занять чем-то руки, пока он подбирал нужные слова.

– Когда я только с тобой познакомился, я знал, что на каждую мою ухмылку ты ответишь хмурым взглядом.

Кёнсу засмеялся, растекаясь по сиденью. Когда он, наконец пришёл в себя, то толкнул Чонина локтем.
– Неправда, – запротестовал он, но радостное лицо не подкрепляло утверждение уверенностью. Он нахмурил брови, но продолжал улыбаться.

– Готов поспорить, – игриво заявил Чонин. – К тебе было так страшно подходить в первый раз. Твои большие глаза при приближении к тебе словно планировали мою медленную и мучительную смерть, – он сам рассмеялся, когда Кёнсу опять его толкнул, и продолжил уже спокойнее: – Но больше ты меня не пугаешь. Я понял, что ты просто не мастер заводить друзей.

– Вау, спасибо тебе, Чонин. Так мне гораздо лучше.

– Ты знаешь, о чем я, – настойчиво мотнул головой Чонин, толкая его в ответ и заглядывая в глаза. – Но когда я с тобой познакомился, я считал, что понял тебя, и часть меня до сих пор верит в это. Ты опирался на традиции. Ты был До Кёнсу, фигуристом, который лучше всех следит за техникой исполнения, тем, что замкнут и общается только с Чунмён-хёном, и тем, кто совершенно не хочет подпускать меня, как бы я ни старался завести разговор. А потом, в соревнованиях в командном зачёте, я увидел нечто другое. Я думал, ты вынослив и никогда не собьешься в своей программе, но эта сила… что-то пошло не так. Затем в раздевалке я увидел человека, не намного старше меня самого, который пытался справиться с грузом проблем, который сам на себя взвалил. Я видел, как ты тонешь, и подумал: «Если бы я смог показать ему, что он не должен справляться в одиночку, то он больше не станет взваливать все на свои плечи».

Он выдохнул через нос и вновь посмотрел перед собой.
– И с того момента ты только и делал, что удивлял меня. Прежде всего, я и представить не мог, что ты ответишь на поцелуй.

Кёнсу залился краской на этих словах и посмотрел на вернувшиеся на лёд машины Замбони, стараясь угомонить громко застучавшее сердце.

Чонин продолжал говорить, словно найдя подходящий момент пройти через всё это, не останавливаясь и не задумываясь, что он говорит.
– А потом ты стал чаще улыбаться. Ты, естественно, продолжал меня избегать, но иногда улыбался. И, замечал ты это или нет, стал больше общаться. Ты говорил не по одному слову, как сначала, а по-настоящему разговаривал. Ты был раздражен, но… уже не так? А потом после тренировки… – он вдруг замолчал, качая головой, и сухо усмехнулся. Он нервничал и чувствовал себя неуверенно.

– Теперь тебя прочесть сложнее, хён. Ты смеешься, улыбаешься, общаешься со мной, аккуратно подбирая и взвешивая слова. Без раздражения, но, как будто держа расстояние. Словно, когда ты научился свободнее выражаться свои эмоции, ты стал тщательнее скрывать свои мысли. Да так, что я больше не понимал, о чем ты думаешь, – Кёнсу услышал, как Чонин завозился, поворачиваясь к нему, и почувствовал на себе его взгляд. – И в то время как я очень рад, что ты научился чуть-чуть открываться окружающим, стало страшнее с тобой говорить, ведь я больше не знаю, что ты чувствуешь.

Кёнсу кивнул и заставил себя отвести глаза от арены, чтобы посмотреть на Чонина. Он заметил едва приметное напряжение в его улыбке, сомнение в глазах. Чонин нервничал, и Кёнсу никогда его таким не видел. И он понял, что не единственный не знал, к чему это приведет. Чонин тоже не был уверен. И, наверное, в этом нет ничего страшного.

Вдруг всё встало на свои места, как будто нажали на выключатель и зажегся правильный ответ. Кёнсу знал, что хочет сказать и что хочет сделать.

– Посмотри на нас, – судорожно выдохнув, произнёс Кёнсу, указывая на них обоих и улыбаясь, увидев, как удивился Чонин, что он начал говорить. – Я обещал, что мы поговорим после выступления, но пока ты единственный, кто осмелился говорить.

Чонин улыбнулся, покачал головой и смешно фыркнул.
– Мы оба знаем, что у меня лучше получается общаться с людьми, – поддел он. Кёнсу улыбнулся и согласно кивнул.

– Но несмотря на это… мне кажется, пришёл мой черед высказаться, – начал Кёнсу и глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.

– Со мной тяжело поладить. Я легко раздражаюсь, и поэтому отталкиваю всех, за исключением Чунмёна, который слишком упрям, чтобы это позволить. Ты, кстати, очень похож на него в этом, тоже упрям. Но ты не Чунмён, ты другой, и я намеревался оттолкнуть и тебя, потому что, как и ты, я был уверен, что знаю тебя. Ты был Ким Чонином. Бунтарем, тем, кто отбрасывал традиционную технику на льду, и тот, кто поставил под угрозу все принципы, которые я выстроил для себя. И, если честно, было проще оставаться тем До Кёнсу, которым ты меня считал.

Он запнулся, в мгновение ока растеряв всю храбрость. Посмеиваясь, он опустил глаза.
– Извини, если в моих словах мало смысла. Я и вправду не так хорош в этом, как ты.

– Всё в порядке, Кёнсу-хён, – заверил его Чонин, накрыв руку Кёнсу своей. Кёнсу удивил этот жест, но он не возразил, увлекшись тем, как красиво выглядит его загорелая рука на его бледной коже. – Кажется, мы оба не такие предсказуемые, какими себя считали, – подумав, добавил Чонин, подбадривая его продолжить.

Кёнсу улыбнулся.
– Ты прав. Я ошибся в тебе. Потому что Чонин, который возвращался всякий раз, как я отталкивал, добрый и уверенный в себе человек, который заслуживает большего, нежели меня.

Чонин тут же открыл рот, чтобы возразить, и нахмурился, но Кёнсу не дал ему сказать, подняв руку.
– Чонин, постой. Выслушай.

Когда Чонин неохотно подчинился, он продолжил.
– Я серьезно считаю, что ты не заслуживаешь такого необщительного человека, как я. Но, – поспешно добавил он, увидев, что Чонин так и рвется вставить свои возражения, – если ты готов смириться с моими большими глазами, убийственным взглядом и отсутствием навыков общения, я был бы рад узнать Ким Чонина получше.

Нескольку секунд Чонин просто пялился на него, и Кёнсу вдруг запаниковал. Он что, передумал? За эти дни, за которые они толком не общались, Чонин принял другое решение?

С недоумением он начала отстраняться и пытаться сказать что-нибудь в свою защиту. Я пошутил. Я имел в виду, что мы можем быть друзьями. Но ему едва ли дали отодвинуться хоть на дюйм. Чонин бросился на него, нарушая личное пространство, до тех пор пока Кёнсу уже не мог сказать, где заканчивается дыхание Чонина и начинается его собственное. Тот схватил его за плечо, удерживая и заставляя Кёнсу посмотреть ему в глаза.

– Ты правда сказал то, что мне кажется, ты сказал? – задал вопрос Чонин дрожащим от волнения голосом, чудом сдерживая себя. – Потому что я клянусь, хён, когда не рычишь на меня, понять тебя сложно. А я не хочу обманываться надеждами, если я вдруг ошибаюсь.

[KPF]

Кёнсу поднял руку и коснулся его щеки, улыбаясь в ответ не недоверчивое выражение на лице Чонина.
– Да, Чонин. Если я тебе всё ещё нужен, я твой.

Чонин с облегчением засмеялся и, сократив оставшееся между ними расстояние, прижался к губам Кёнсу.
– Я обещаю, ты не пожалеешь, хён, – выговорил Чонин между поцелуями. Он просто задыхался от радости и нежности.

Кёнсу с трудом сдержал смех и крепко-крепко обнял его, утыкаясь носом в его шею.
– Кёнсу, – тихо поправил он, чувствуя руку Чонина на своей спине.

– Что? – не понял Чонин и, чуть отстранившись, приподнял голову Кёнсу за подбородок.

– Зови меня Кёнсу, – повторил он. Румянец вернулся на щеки, когда Чонин улыбнулся. – Мне нравится больше, когда ты зовешь меня по имени.

Чонин улыбнулся еще шире, заставляя Кёнсу нахмуриться и покраснеть еще гуще, чем прежде.

– Чонин, – заскулил он, закрывая лицо ладонями. – Пожалуйста, не надо так улыбаться. Мне и так стыдно, а ты еще хуже делаешь.

– Ладно, ладно. Прости, – засмеялся Чонин, убирая руки Кёнсу от его лица и легонько их сжимая. – Я счастлив, что твоя хмурость полностью не исчезла.

Кёнсу закатил глаза и получил поцелуй в нос от Чонина, который тут же опустился к его губам. Следующие слова он прошептал ему прямо в губы.

– Но я могу называть тебя так, как ты захочешь, Кёнсу.

Кёнсу задрожал всем телом при звуке своего имени и одобрительно что-то мурлыкнул. Да, это однозначно лучше, чем хён.

Прежде, чем Чонин успел углубить поцелуй, Кёнсу отстранился и откинул прядь волос с его лица. Пальцы рук заметно дрожали. Он поспешно спрятал ладонь в руке Чонина и благодарно улыбнулся за то, что тот не стал это комментировать. Его трясло, но он решил, что это хорошо. Это от счастья.

– Давай поужинаем? – тихо предложил он и улыбнулся еще раз, когда Чонин переплёл их пальцы. – Чунмён успел поесть перед соревнованиями, а я не могу есть перед выходом на лёд. А теперь я очень голоден.

– Конечно Кёнсу, – согласился Чонин, не упуская возможности назвать его по имени. Он поднялся, схватил его сумку, повесив себе на плечо, и потянул Кёнсу за собой. – Уже поздно, так что нам не стоит задерживаться. Чунмён-хён разозлиться на меня, если я не устрою тебе настоящее свидание.

Кёнсу фыркнул, прекрасно зная, что позже его друг прочитает ему лекцию, наверняка дико его смутив, но теплая ладонь Чонина убеждала забыть об этом незначительных угрозах.

Он сможет пережить хоть тысячу «я же тебе говорил», если Чонин не перестанет ему улыбаться.


Семь месяцев спустя

Кёнсу пришлось многое пересмотреть, став встречаться с Чонином, особенно после того, как они съехались после пяти месяцев отношений. Теперь, когда шёл уже конец седьмого месяца, он кое-что поменял в своей жизни. Он больше не распоряжался пультом от телевизора, когда им доводилось его включать. Ему приходилось планировать свои утренние процедуры в ванной, поскольку они очень совпадали с чониновскими. Ему пришлось выбрать сторону кровати, потому что он больше не мог спать посередине.

И, как оказалось, маленькие перемены еще не означают конец света, и Кёнсу неплохо справлялся, потому что Чонин тоже шёл на уступки. Например, жалкое старое кресло, которое Чонин притянул в квартиру Кёнсу, тут же отправился обратно, чтобы его никто никогда больше не видел. Кёнсу скомпенсировал это покупкой нового кресла, и эта тема больше никогда не поднималась.

Среди того, что им пришлось поменять, больше тех вещей, которые затрагивали их по отдельности, а не как пару. Чонин испытывал его, но поддержка была сильнее. А Кёнсу не соврал, когда спустя три бурных месяца признался в любви, потому что, если бы он молчал дольше, он бы взорвался от напряжения внутри. Чонин зачарованно улыбнулся и ответил поцелуем, который привёл к более физическому заявлению любви, которое для Кёнсу стоило всех тех перемен.

Но где-то среди этих перемен бывало так, что Кёнсу приходилось проводить черту.

Например, так было на ледовой арене в своем родном городе.

– Нет, – Кёнсу постарался вложить в это слово как можно больше смысла типа ты меня достал, но Чонину его предупреждения никогда не были нужны.

Он, естественно, его не слушал и упорно тащил своего парня на лёд. Прилагая усилия, потому что Кёнсу отказывался двигаться с места. Кёнсу точно знал, что в его имени нет пяти главных звуков, но Чонин жалобно ныл, растягивая его именно так.
– Ну Кёнсу, будет весело.

– Кому? – фыркнув, уточнил Кёнсу. – Почему-то мне кажется, что из всех твоих дурацких идей, это превзойдет все по отсутствию даже намёка на веселье.

– Тебе нравится кататься.

– Мне нравится кататься одному, Чонин. В парных танцах я не участвую.

– Ты никогда со мной не танцевал, и ты не можешь отказать мне в простом желании порадоваться и покататься с тобой, потому что очень любишь меня, – возразил Чонин. – Я же не прошу пройтись по всей программе.

– Да, я люблю тебя, Чонин, но это не значит, что я хочу кататься с тобой по твоей программе.

– Ничего не нужно, мы просто будет ехать рядом, ну, может быть, разочек тебя подниму, если хочешь, – настаивал Чонин, продолжая тянуть его за собой. – Откуда ты знаешь, понравится тебе или нет?

– Потому что, в отличие от твоих партнерш, я не девушка, если ты вдруг забыл, – рыкнул Кёнсу, безуспешно вырываясь.

Чонин зловеще ухмыльнулся и дернул Кёнсу в свои объятья, продолжая продвигаться ближе к центру.
– Я в курсе, что ты не девушка, – прошептал Чонин и, понизив голос на октаву, промурлыкал ему на ухо: – Но если хочешь, потом я могу перепроверить.

Кёнсу пихнул его в грудь. Лицо мгновенно загорелось. На самом деле, потребности Чонина… были ненасытны. С тех пор, как они сошлись, ему с трудом удавалось держаться подальше от Кёнсу. Не то чтобы Кёнсу был против. Напротив, ему нравилось внимание даже больше, чем он мог бы признать.

Тем не менее, сейчас не время для разгоряченных обещаний.
– У меня соревнование на носу, Чонин. Я должен нормально ходить, чтобы выйти на лёд.

Чонин рассмеялся, но маленький шажок в сторону сделал, чтобы Кёнсу мог нормально дышать.
– Но тебе всё равно придется со мной покататься.

Настал черед Кёнсу ныть.
– Чонин, ну пожалуйста.

– Всего один раз, – пообещал Чонин, поднимая вверх указательный палец, чтобы подтвердить всю серьезность его заявлений, – и я больше не буду просить.

Кёнсу вздохнул, скользя взглядом по льду. Он многие годы практиковался здесь, но он даже представить не мог, что здесь же официально распрощаешься со своим правами на достоинство.

– Обещаешь? Больше никогда?

– Конечно, только если ты сам не попросишь, – кивнул Чонин.

– Это вряд ли.

– Так это значит да? – уточнил Чонин, широко улыбаясь. Черт бы побрал эту улыбку. Кёнсу никогда не мог его противостоять. А Чонин был прекрасно об этом осведомлён.

Застонав, Кёнсу закатил глаза.
– Ну ладно, но если ты хоть кому-нибудь об этом расскажешь, я тебе не знаю что сделаю, понял?

Чонин звонко рассмеялся и коротко чмокнул Кёнсу в губы.
– Ты не пожалеешь?

– И снова, это вряд ли.

– Жди тут, – приказал Чонин и поспешил к стереосистеме. Включив музыку, он вернулся к Кёнсу, обреченно стоявшему в центре. Кёнсу почувствовал, как Чонин берет его руку и поднимает, а вторую свою ладонь кладет ему на талию, придвигая к себе так близко, что ему пришлось отклонить голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Повторяй за мной, – проинструктировал Чонин с ухмылкой, на что Кёнсу только снова закатил глаза и неохотно кивнул.

Когда заиграла музыка, Кёнсу огромными глазами уставился на Чонина и расхохотался, несмотря на, то этот танец совершенно не одобрял. Ну а как по-другому, если из динамиков льется «I’ve Got You Under My Skin» Фрэнка Синатры? Месяц назад, когда они зашли в ресторан, где играла в основном джазовая музыка, Чонин упомянул, что у него достаточная много песен Синатры на айподе. Это было сказано вскользь, но Кёнсу даже и не осознавал, что внимательно его слушает. Очевидно, оказалось, что это так.

Чонин выглядел, как кот, наевшийся сметаны, и улыбался Кёнсу.
– Отличный выбор, правда?

– Да, – сказал Кёнсу, подозрительно вскидывая брови. – Как давно ты это планировал?

– Достаточно давно, – пожал плечами Чонин. Прежде, чем Кёнсу успел что-то сказать, они начали двигаться, а Чонин отпустил его талию, чуть отъехав в сторону.

Чонин сдержал свое слово и выполнял простые движения, которые Кёнсу сам помнил с тех времен, когда еще катался с партнершами на начальной стадии своей карьеры. Но прошло много времени. Кёнсу тогда был зажат, а девушка дергалась, к тому же сейчас вёл Чонин.

Чонин был рождён для танцев на льду. Он превосходно держал себя и аккуратно подходил к партнеру. Он умел предвидеть заранее, что предпримет партнер, поэтому без особых усилий вёл Кёнсу. Кёнсу чувствовал, как постепенно уходит напряжение, и прислушивался к музыке.

Он старался этого не показывать, но эмоции, которые Чонин вкладывал в свои движения, приводили его в чистый восторг. Он всегда наблюдал за ним в танце, но скольжение рядом с ним казалось просто нереальным. Он замечал каждое прикосновение Чонина к себе. Сначала это было исключительно ради поддержки или чтобы показать направление. Но потом прикосновений стало больше. Рука на нижней части спины. Пальцы, пробегающиеся по бедру. Кёнсу снова чувствовал, что краснеет, но не мог ничего с собой поделать и льнул к нему в ответ. Тело с волнением отвечало на каждое прикосновение.

Возможно, танцы на льду – это не так уж плохо.

– Хочешь попробовать «поддержку»? – спросил Чонин под конец песни, беря Кёнсу за руку и скользя перед ним.

Кёнсу разнервничался с удвоенной силой.
– Я-я не знаю, Чонин-а. Я не знаю как.

– Это просто, – искренне улыбнувшись, заверил его Чонин. – Я тебя подниму, мы будем вращаться, а потом я тебя опущу. Но если ты не хочешь, то не будем.

Кёнсу глубоко вздохнул и, взглянув на Чонина, понял, что решение, которое он уже принял, потом выйдет ему боком. Но он не удержался.

[KPF]

– Ладно, – он судорожно кивнул. – Но не смей меня ронять.

– Никогда, – с улыбкой пообещал Чонин, на секунду оглядываясь назад, а потом крепко сжал руку Кёнсу. – Мы поедем по кривой, затем начнем поворачиваться и я подтяну тебя к себе. Когда я тебя подниму, держись за мои плечи, ясно?

Кёнсу кивнул, и они начали двигаться. Он держался за руку Чонина, как за спасательный круг. На повороте Чонин подтянул его к себе, отпуская его руку, схватил его за ноги и одним движением поднял вверх. Кёнсу испуганно вскрикнул и схватился за его плечи. Когда они перестали вращаться, а музыка перестала играть, Кёнсу, ярко улыбаясь, посмотрел на Чонина.

– Ладно, – начал он, – признаю, это было весело. А теперь будь добр, опусти меня обратно.

Чонин хихикнул и поставил Кёнсу на лёд, после чего выпрямился и взял его лицо в свои ладони.
– Спасибо за то, что покатался со мной, – тихо поблагодарил он, подмигнул своему парню и поцеловал в лоб.

Кёнсу улыбнулся, почувствовал прикосновение губ на коже, и уже собирался ответить, но увидел взгляд Чонина. Он прекрасно знал этот взгляд. Он всегда выглядел так, если делал то, о чем не знал Кёнсу. В такие моменты Кёнсу понимал, что у него крупные проблемы.

– Чонин, – с трудом сглотнул Кёнсу и прищурил глаза. – Что ты сделал?

В тот же момент Чонин обвил Кёнсу руками и развернул его, прижимая к своей сильной груди.
– Мы же не можем завершить программу, не получив очков от судей.

Кёнсу удивился, как это у него глаза не выскочили и не покатились по льду, когда он заметил знакомые лица рядом с бортиком. Чунмён, Суджин, Чинри и Чжиын улыбались парочке. Когда Чонин их представил, они громко и одобрительно зааплодировали. Кёнсу дико запаниковал.

Он задергался, пытаясь извернуться из объятий Чонина, но он крепко держал его. Он не смог вырваться, как бы ни старался, поэтому просто спрятал лицо в ладонях, желая провалиться сквозь лёд.

– Сегодня ты спишь на диване, – угрожающе прошипел Кёнсу и фыркнул, почувствовав, что Чонин смеется.

– Не будь таким. Это наши друзья, – сказал Чонин, целуя его в волосы. – Они узнали, что я пытаюсь затащить тебя со мной на лёд, и захотели посмотреть. Что в этом плохого?

– Ты не катался в роли девушки, – огрызнулся Кёнсу, отказываясь поднимать глаза.

– Кёнсу-а! Не смущайся! – раздался голос Чунмёна. – Ты отлично справился!

– Хён, перестань, – жалобно протянул Кёнсу, и они снова дружно рассмеялись.

– Судьи, каковы наши результаты? – спросил Чонин, толкая Кёнсу по направлению к ним, несмотря на героические попытки Кёнсу упереться лезвиями коньков в лёд.

– Что ж, Кёнсу-сонбэ начал не совсем уверенно, – хихикнув, начала Суджин.

– А Чонин нарушал правила и не мог держать свои руки при себе, – добавила Чжиын, на что Чонин фыркнул.

– Но музыка подобрано удачно, – решил Чунмён. Чонин смог отодрать руки Кёнсу от лица, одновременно успокаивающе шепча ему что-то на ухо. Когда он, наконец, поднял глаза, Чунмён ласково улыбнулся. – Кёнсу отлично справился со своим первым парным катанием с Чонином.

– К тому же, программу здорово разбавила та «поддержка», – похлопав, закончила Чинри. – Вы видели, какими счастливыми они выглядели? Так мило.

Человек может получить тепловой удар из-за того, сколько краснеет? Кёнсу начинал верить, что он будет первым, если они продолжат в том же духе. А Чонин, уткнувшийся носом ему в ухо, вовсе не помогал.

– Итак, судьи, соберитесь, – приказал Чунмён, и они дружно повернулись друг к другу, чтобы вынести вердикт. После чего Чунмён прочистил горло, и Кёнсу покорно ждал результатов, словно смерти.

– Барабанную дробь, пожалуйста.

Девушки постучали по бортику, не переставая смеяться.
– Чонин с Кёнсу получают, – он драматично выдержал паузу, – 9.5!

– А почему не 10? – сразу же запротестовал Чонин с шутливым недоверием в голосе.

– Пришлось снять очки за то, что ты лапал Кёнсу, – поддел Чунмён. Чонин неодобрительно заулюлюкал, но они оба уже хохотали.

– Ну ладно, – подал голос Кёнсу. – Вы отлично повеселились. А теперь отпусти меня.

Чонин подчинился, но всё равно успел украсть у Кёнсу поцелуй в губы. Псевдосудьи одобрительно зашумели. Кёнсу, нахмурившись, одарил его взглядом, но не смог удержаться и улыбнулся. Остальные тоже вышли на лёд, поскальзываясь, потому что на них не было коньков.

Чунмён добрался до него первым и взъерошил волосы, приобнимая за плечи.
– Не злись, - прошептал он, зная, что Кёнсу еще борется со смущением. – Мы все любим тебя, и мы просто хотели посмотреть, как ты будешь кататься со своим парнем. Это было очень мило, Кёнсу-а. Я так счастлив за тебя.

Кёнсу толкнул его в грудь, но кивнул и хихикнул. Он был слегка подавлен, но могло быть и хуже. Сложно придумать такое в данный момент, но почему-то знал, что это возможно. Чунмён одобрительно улыбнулся и посмотрел на ухмыляющегося Чонина.

Когда подошли девушки, смеясь и улыбаясь, Чунмён отпустил Кёнсу, чем тут же воспользовался Чонин и притянул к себе.

– Ты злишься на меня? – прошептал он, аккуратно приобнимая Кёнсу.

– Нет, наверное, нет, – ответил Кёнсу, чуть прикусив губу и неловко улыбнувшись.

Раскаявшись, Чонин простонал и едва слышно усмехнулся.
– Я слегка увлёкся. Извини, – а потом добавил: – Но на кровать меня всё равно не пустишь?

На этот раз Кёнсу даже не стал скрывать улыбку и открыто рассмеялся. Это, наверное, единственное, что Чонин ненавидел. Но к счастью для него, Кёнсу не собирался этим пользоваться.
– Нет, можешь ложиться со мной. Без тебя я всё равно плохо сплю, поэтому получится, что я и себя наказываю.

И даже не поднимая глаз, Кёнсу почувствовал улыбку Чонина, уткнувшегося подбородком в его макушку.
– Я люблю тебя, – нежно произнёс он.

– И я люблю тебя, – тихо ответил Кёнсу, прижимаясь к его груди и слушая разговор остальных друзей. А Чонин всё никак не переставал улыбаться. Он, видимо, очень давно планировал это, и теперь он не мог скрыть свою радость.

Значит, он мог и еще в чем-то себе изменить, лишь бы Чонин был счастлив.

[птенчик~]

едрить колотить! 30 к слов! 30 !!111
мне нужен валидол
я читала этот фик в оригинале, но возьмусь теперь перечитывать на русском. правда, думаю, фест уже закончится и деанон пройдет пока я дочитаю, лол
но переводчику огромное спасибо! такую красоту надо дарить миру ;А; вот честно,
30 к...еб*** мою жизнь

[Embruns]

Такие хорошие ~~~~
Спасибо переводчику, хотела читать в оригинале, но как-то отложила все в долгий ящик. А тут внезапно!

[участник зимней лотереи]

KalCl, легких путей не ищем
так идеально подвернулось, как было устоять!..
спасибо) история уж очень красивая, это да

Embruns, значит судьба) спасибо)

[Brioni]

Уруру, какая прелесть Отличный перевод, спасибо большое!

[участник зимней лотереи]

Brioni, спасибо

[Saki]

Чудесные кайсу! Большое спасибо! ♥

[layli]

Saki, классные) спасибо ^^