
Название: The Universe decides
Пейринг/персонажи: Сехун, Чунмен; фоном Чондэ, Бэкхён, Чонин, Чанёль, Ифань
Группа: EXO
Жанр: школьная АУ, флафф, повседневность
Рейтинг: PG-13
Количество слов: ~3400
Предупреждения: ООС
Описание: Чунмен просит у вселенной позволения сбежать в лучшие края, а Сехун интересуется, какого черта ему так везет на правильных мальчиков вокруг.
История о том, что мироздание все подстроило – и не стоит упираться раньше времени.

***
Ко вселенной у Ким Чунмена часто возникают вопросы.
Иногда ему страсть как хочется узнать, за какие заслуги прошлой жизни мироздание наградило его обеспеченной семьей, незаурядными мозгами и венчающим блистательный треугольник статусом старосты в дорогущей школе. Любой другой радовался бы этому универсальному набору как отличному приложению к жизни, но Чунмен, искренне благодарный семье, все равно уверен, что с бо́льшим удовольствием учился бы в обычной школе на правах обычного студента.
В очередной день, когда ангельское терпение и порядочность – подарки мироздания маленькому Чунмену на третий день рождения – вновь трещат по швам от накопившегося напряжения, он тихо опускает голову на стол в кабинете президента студсовета и осторожно показывает мирозданию средний палец под столешницей. Вселенная обиженно молчит, оставляя неотвеченным страдальческий жест и просьбу позволить слинять в лучшие края, где не нужно будет контролировать всех от мала до велика.
– Ой да брось, мне кажется, твоя ответственность как врожденная патология, – откровенно веселится Бэкхён, усаживаясь на президентский стол поверх бумаг, – ты где угодно все равно бы всех строил и сам страдал.
Восседающий в большом кресле Чондэ возмущенно цокает, вытаскивая помятые бумаги из-под задницы помощника и явно намереваясь наподдать свернутым рулоном по этой самой заднице. Бэкхён картинно округляет глаза, пока Чондэ так же картинно замахивается для сокрушительного удара – Чунмен с тоской смотрит на них из-под упавшей на глаза челки и думает, что президентам живется крайне увлекательно и беззаботно.
– А все потому, староста Ким, – Чондэ вальяжно расслабляется в кресле и закидывает ноги на стол, – что ты до сих пор наивно полагаешь, что в старшей школе все люди умнеют, а не наоборот.
– Но это хотя бы логично, – Чунмен уныло дует на волосы и утыкается в скрещенные руки. – Разве не к этом ведут потраченные школьные годы?
Бэкхён фыркает в стакан с кофе и закидывает ноги в цветных носках поперек Чондэ, пока тот довольно улыбается и советует Чунмену попробовать относиться к оголтелым студентам как к умалишенным – снисходительно, но твердо.
Все равно кроме тебя некому – добивает мироздание голосом Чондэ, и Чунмен решает больше не просить у него советов.
***
Чунмен замечает приоткрытую дверь на крышу и решительно направляется по лестнице вверх. Фигура у ограждения оказывается до боли знакомой и предсказуемой – Чунмен собирается с духом и подходит, касаясь чужого плеча.
– Здесь нельзя находиться студентам, О Сехун.
Голос старосты Сехун различит из тысячи – раздражает катастрофически. Да и сам назначенный на пост местного надзирателя Ким Чунмен раздражает способностью вырастать в любых местах в самое неподходящее время и капать на мозги.
Сехун, не оборачиваясь, стряхивает чужую руку со своего плеча и посильнее заталкивает в ухо выпавший наушник – чтобы через пару секунд почувствовать, как его снова вытаскивают.
Чунмен смотрит на него снизу вверх, держа провод в пальцах, и Сехун закатывает глаза, интересуясь у вселенной, какого вообще черта мне так везет на правильных мальчиков вокруг.
– Ты отстаешь по некоторым предметам и еще стабильно нарушаешь школьные правила. Тебя отчислят, если будешь продолжать в том же...
Сехуну хватает пары секунд, чтобы схватить старосту за воротничок выглаженной рубашки и встряхнуть, сквозь зубы цедя, что он будет делать то, что хочет, и обещая прикончить приставучего ботаника с его нравоучениями. Чунмён заикается про свои обязанности, а промелькнувший в чужих глазах испуг Сехуна даже смешит:
– Выполняй свои обязанности подальше от меня, староста, мои предки заплатили этой школе не за твои нотации.
Вытащенная секундами позже сигарета оказывается вырванной Чунменом и растоптанной носком начищенных туфель.
– Курение в школе тоже запрещено, – Чунмен смотрит смело и спокойно, – так что будь благодарен, что я все еще не доношу на тебя каждый раз.
Сехун угрюмо провожает ровную спину взглядом и не находит в голове ни одной фразы, чтобы кинуть вслед.
***
Больше всего Сехун любит баскетбол, серую толстовку и когда нет труднорешаемых проблем. Больше всего Сехуна нервирует, когда что-то идет не по плану.
Не по плану разворачивается вечер после поздней тренировки, когда по дороге в общежитие Сехун видит на пустынной автобусной остановке у школы знакомую тощую фигуру в окружении каких-то типов. Сехун оглядывается и притормаживает, закуривая сигарету, и исподлобья подмечает, что пара ребят совсем не из их школы и друзьями старосты явно не является. Пройти мимо что-то мешает, когда один из хулиганов дергает Чунмена за галстук и что-то шипит на ухо – Сехун решает не думать, за коим чертом ему сдалось спасать всяких ботаников, и быстро переходит дорогу, вырастая у остановки как раз, когда сумку старосты дергает чужая рука.
Пока Сехун популярно объясняет шпане, что хулиганить нужно в своем районе, и потом отряхивает руки, Чунмен трясущимися пальцами поправляет порванный ремень сумки и близоруко щурится.
– Ты совсем виктимный что-то, староста, – хмыкает Сехун, поднимая с асфальта разбитые очки и протягивая их хозяину. – Тебе вечерами дома бы сидеть, а не гулять с плохими парнями, а то я могу и не успеть спасти твою хлипкую тушку.
Чунмен, заикаясь, бормочет тихое с-спасибо и сжимает сумку в руках, пока Сехун закуривает новую сигарету, неспеша выдыхая сизый дым в темноту.
Он идет домой, когда староста благополучно скрывается в подошедшем автобусе – и чувствует себя удовлетворенно-опустошенным.
Не по плану все начинает идти, когда подходит пора промежуточных проверок по куче боже, ну совершенно не нужных предметов. У Сехуна в голове жалобно бьется желание сбежать в спортзал и покидать мячик в корзину, но только никак не сидеть и осознавать будущую неутешительность экзаменационных результатов, наверняка направленных вселенной в качестве жестокого испытания.
Сехун всем своим видом выражает боль и отрешенность от мира, развалившись на парте, когда на соседний стул плюхается Чонин и весело предлагает после тренировки пойти со всеми в караоке – Сехун вымученно стонет оставь меня, ты должен двигаться дальше, потому что ему самому светит только очередной вечер в компании зачетного проекта и Ким Чунмена, назначенного в помощь.
Чонину вообще хорошо – он успевает учиться на отлично, играть в баскетбол за школу и находить время на отдых, в то время как сам Сехун загорается энтузиазмом только с мячом в руках, перегорая, едва дело доходит до менее интересных вещей. И вот Чонина Ким Чунмен не отчитывает никогда – Сехун иногда замечает друга, берущего у старосты очередные конспекты на будущее и весело обсуждающего с ним что-то, и смеющийся Ким Чунмен вызывает в сехуновой голове кошмарный диссонанс с другим привычным, вечно собранным и строгим.
Потому что именно таким, ужасно опрятным и приличным, со стопкой учебников в руках, в господипрости светло-розовом свитерке и с новыми тонкими очками на носу, этот староста ждет Сехуна возле спортзала после тренировки школьной сборной. В первую секунду Сехуну хочется сбежать, во вторую – утопиться в душевой, когда Ифань с Чанёлем окружают с двух сторон и с ликованием сообщают о своей зависти предстоящему жаркому академическому вечеру в интимной тени библиотечных полок. Сехун вежливо желает им задохнуться на высоких нотах в караоке, а Чунмену вместо приветствия выдает тоскливое:
– Господи, да ты просто олицетворяешь мою учебу, - и под недоуменным взглядом плетется в библиотеку.
К облегчению Сехуна, работать над последней частью задания оказывается не так уж трудно, а Чунмен на соседнем стуле даже не пилит нравоучениями – только постоянно бегает к полкам за новыми книжками, потому что вот тут, гляди, самая суть, что-то черкает в изначальном плане, кусая кончик карандаша и лохматя челку, иногда пробегает взглядом по сехуновым записям и аккуратным пальцем показывает, где нужно исправить, чтобы вот было совсем не прикопаться. Сехун на эту фразу выразительно выгибает брови, а Чунмен прыскает в кулак и сообщает, что знает много слов не из толкового словаря, и советует не отвлекаться.
Вселенная хихикает и мешает Сехуну думать, когда через какое-то время в тишине, разбавляемой только стуком клавиатуры и шелестом страниц, он чувствует тяжесть сбоку – Чунмен заснул, прислонившись к его плечу, даже не выпустив ручку из пальцев. Сехун совершенно на автомате снимает съехавшие с чужого носа очки и на минуту залипает, разглядывая непривычно близко расслабленное лицо – дрожащие ресницы, смешно причмокивающие губы и бледную кожу. Сехун ненароком несколько раз высматривал старосту в толпе, когда тот пришел в школу в линзах вместо разбитых очков – а теперь разглядывать стало совсем преступно удобно. Чунмен ерзает и утыкается носом в рукав толстовки, а Сехун провожает взглядом тонкую шею и острую ключицу в вороте светлого свитера и вздыхает, встряхивая головой – что вообще за старосты пошли, не прыщавые, такие непонятные и даже улыбающиеся иногда. Смех Чунмена зачем-то раздается в голове, и Сехун изо всех сил пытается напеть себе одну из любимых песен – только бы слушать что-то более привычное.
Он трясет Чунмена через пару часов, под сонным взглядом отчитывается, что все доделал, пока ваше ботаническое величество дрыхло, и на прощание вежливо желает старосте не свалиться где-нибудь по дороге до дома.
За полученное "отлично" на следующее утро Сехун вылавливает Чунмена в коридоре и в благодарность с как можно более убедительным незаинтересованным видом зовет его в школьное кафе. По дороге Чунмен в пол-уха слушает бурчание Сехуна о том, что с такой заспанной и бесполезной головой его быстро понизят со старосты до рядового студента, и поэтому кофе – его единственная надежда.
В кафе Сехун пять раз думает, что где-то просчитался – староста напротив с тихим спасибо берет кружку и бухтит в нее, что теперь, наверное, Сехун критически доволен, раз избавился от мучений. Сам Сехун впервые опасается, что подстроенные мирозданием мучения не миновали его и поджидают за углом – сонный Чунмен напротив вызывает бунт и недовольства в голове, требования вернуть занудного ботаника и сделать что-нибудь с непривычным человеческим старостой. С фига ли ты такой, хочет подумать Сехун–
– Какой такой? – Чунмен напротив в непонимании хлопает глазами и недоверчиво хмурит брови.
Сехун предлагает себе больше никогда не думать.
– Никакой, забей. – Он поднимается из-за стола, противно скрипя ножками стула по полу, и этот звук очень кстати отражает симфонию истерзанного учебой и сумбурными мыслями сознания О Сехуна.
– И это.. послезавтра у нас финальная игра между школами, можешь почтить своим присутствием.
Сехун уже не видит, как Чунмен прячет теплую улыбку за кружкой кофе.
***
В самом начале игры Сехун автоматически сканирует взглядом толпу в секторе, где сидит добрая половина родной школы. Визжащие девчонки размахивают плакатами, а Сехун недовольно хмыкает себе под нос, когда так и не находит Чунмена среди кучи знакомых лиц, и с досадой чертыхается. В первом же тайме он умудряется схлопотать предупреждение и провалить несколько попыток забросить мяч в корзину, и мрачнее тучи уходит на перерыв.
– Хэй, ты сегодня что-то не в ударе! – Чунмен мнется у двери раздевалки и улыбается, а Сехун едва не захлебывается водой от неожиданности. Ему хочется спросить, что за фигня вообще, но улюлюканье сокомандников за спиной перекрывает даже сердцебиение, поэтому он выталкивает Чунмена в коридор и пихает в плечо, спрашивая, что староста забыл в каморке игроков.
– Я опоздал немного на начало, – Чунмен растерянно смотрит на хмурого Сехуна, упорно разглядывающего стену, – а ты вот играл неважно, вот я и в-волновался..
Чтоб тебя три раза, Ким Чунмен, – думает Сехун, – вместе с твоим заиканием и–
– Все нормально у меня, чего ты сразу раскудахтался… – незаинтересованная интонация получается не очень убедительной, – …скажи где сидишь хоть.
– Сектор Б, третий ряд… – Чунмен решительно не понимает, чего снова сделал не так, но Сехун уже подталкивает его к выходу и отмахивается, что опоздает к началу тайма.
Толпа бушует и скандирует кричалки обеих школ – команды идут практически вровень, и напряжение становится чуть ли не физически ощутимым. Сехун поднимает взгляд от пола, пробегает глазами по толпе – Чунмен держит в руках яркий шарф с гербом школы, неуверенно улыбается и сжимает кулак в жесте поддержки, когда сехунов взгляд останавливается на нем. Чонин сзади пихает локтем в бок и показывает большой палец вверх, прежде чем, гогоча, убежать на другой край поля – и Сехун ухмыляется Чунмену в ответ, под звук свистка срываясь с места.
– Хун, ну ты просто огонь! – Чанёль берет Сехуна в захват за шею и тормошит и без того лохматую макушку, пытаясь переорать галдящую толпу после игры по дороге к выходу. – Не мог что ли с самого начала так звездить, да мы бы их совсем с разгромным счетом уделали!
Сехун ржет и пытается вывернуться, пока вокруг шумят ликующие сокомандники – он решает ничего не объяснять Чанёлю, мог или не мог, потому что ничего не хочется объяснять даже самому себе. Потому что все еще трудно понять, почему он снова мгновенно замечает худую фигурку на улице в стороне от входа на стадион и обещает догнать команду чуть позже – в честь школьной победы все махом решили собраться на массовое празднование.
Чунмен не сразу замечает подошедшего Сехуна, но едва повернув голову, расплывается в широкой улыбке и даже хлопает в ладоши, поздравляя с крутой игрой и красивой победой. В голове Сехуна снова намечается мятеж от подставы – ну-совсем-дурацкий счастливый Чунмен дрожит в одной рубашке и зябко ведет плечами, явно замерзая на осеннем ветру, а Сехуну снова критически необходимо что-нибудь сделать с этим свалившимся по его душу сокровищем, чтобы не трепал порядочным баскетбольным звездам нервы.
– Дурной ты, что ли, староста, а вроде умным прикидывался, – вздыхает Сехун и, сокрушенно цокая, стягивает с себя толстовку и сует ее в руки Чунмену, – чего мне потом с твоим хладным трупом делать, если околеешь тут, шуруй уже в общагу.
Чунмен неловко смеется и рассказывает про то, как задержался на сборе у президента студсовета и не успел даже зайти за теплым пиджаком; его тонкие пальцы все еще дрожат, а кончик носа по цвету практически совпадает с красным школьным шарфом на шее – Сехун мысленно воет и, наверное, бьется сознанием о стенки черепа, откровенно не понимая, какого черта замечает все эти детали. Чунмен чуть ли не сливается белой кожей со школьной рубашкой и оттого кажется еще более худым и прозрачным – и Сехун пытается прогнать из головы увиденные когда-то картинки из школьных раздевалок после физкультуры, чужие стройные ноги и худые бледные плечи под водой в душевой, и не то, что бы он подглядывал, но конечно из спортивного интереса помнит, как, занимаясь со своим классом, староста на скорость отжал едва ли не больше всех подъемов на пресс и невинно светил своим подтянутым животом под задравшейся майкой.
Сехун трясет головой, разгоняя дурацкие мысли, обещает зайти за толстовкой вечером после гулянки и напоследок выпаливает спасибочтопришелпосмотреть.
***
Спустя несколько часов в голове очаровательно пусто и не совсем трезво – Чанёль, еще встречая Сехуна на пороге сомнительного вида заведения, заговорщически оповещает о том, что сегодня всеможно, это хёнова забегаловка и у нас есть ящик поздравительного добра. Сехун не вдается в подробности чанёлевых знакомств и досиживает в шумной компании ровно до того момента, когда идти и думать еще удается, но вот скоро может не получиться.
Про свою толстовку у Ким Чунмена Сехун вспоминает сразу, как выходит из подвала на улицу – и всю дорогу до школьного общежития недовольно бурчит себе под нос укоряющие речи, что черт его дернул отдать любимую кофту дурацкому холодному старосте, который ну вот блин всегда холодный и непонятный, а Сехун должен его то спасать, то терпеть на учебе, то вообще разглядывать, когда тот глаза мозолит– на последнем высказывании он шлепает себя по щеке и решает больше не пьянствовать.
Ким Чунмен, этот холодный и непонятный, обнаруживается в своей комнате спящим – Сехун садится на кровать, щурится в полутемном помещении и тупо пялится на клубок из старосты в его, сехуновой, собственной кофте. В огромной сехуновой кофте, в которой Чунмен просто утонул и вот теперь спит, зарывшись носом в длинные рукава.
– И вот что теперь делать с тобой, а, – Сехун мысленно машет рукой на то, что снова думает вслух и, собирая всю возможную в его состоянии осторожность, трясет Чунмена за плечо.
Если Сехун в чем-то провинился в прошлой жизни, то на этот раз вселенная готовит ему наказание в виде только проснувшегося Ким Чунмена, растрепанного и пару раз кивающего на брошенное кофту, пжлст. Он стягивает толстовку до того медленно, что Сехун успевает снова заметить задравшуюся рубашку – и, наверное, окончательно потерять связь с трезвым разумом, пока Чунмен начинает аккуратно складывать чужую одежду, чуть покачиваясь ото сна.
– ..Ты, блин, совсем, староста, – емко выдает Сехун, как ему кажется, очень вовремя. – Ты, блин, чего вообще такой, а?..
Вовремя, потому что Чунмен поднимает на него глаза и едва открывает рот, чтобы что-то сказать – Сехун тихо матерится и наклоняется вперед.
Целоваться с Чунменом почему-то нравится; он теплый и пахнет самим Сехуном, у него мягкие, как у девчонки, губы и все еще прохладные пальцы, которые Сехун сжимает своей ладонью на чужих коленях. В туманном сознании разом попрятались какие-то вопросы и в тишине слышно только тяжело бьющееся сердце – Чунмен даже не сопротивляется, то ли со сна, то ли еще отчего-то, а потом неуверенно отвечает на поцелуй, чуть подаваясь вперед.
Сехун отрывается резко и также резко встает с кровати – губы горят, и в голове, кажется, воет сирена, оповещающая о полном и бесповоротном провале по всем фронтам. Чунмен все так же сидит на кровати и, кажется, собирается что-то сказать, когда Сехун вырывает кофту из его рук и, бросая резкое ничего не говори, выходит из комнаты.
Он не ходит на уроки три дня и передает с Чонином, что страшно заболел и буквально не может вылезти из кровати. Сехуну кажется, что нормальный мир где-то дал трещину; попытки отвлечься заканчиваются ровно в том месте, когда в голове всплывают до раздражения детальные воспоминания недавнего вечера – и Сехун готов писать на свое сознание жалобу, что оно не забыло ни секунды, даже прояснившись окончательно. Он думает, что наломал самых ужасных дров, когда полез целоваться со старостой, который истрепал собой все нервы, довел до абсурдных мыслей и поступков и даже не дал напоследок в челюсть – хотя Сехун честно считает, что заслужил и так было бы лучше. Тогда бы, наверное, он не вспоминал сейчас блестящие от поцелуя губы, холодные пальцы в своей руке и дикое желание не прекращать начатый беспредел.
Он не знает, что делать, и ходит по школе, малодушно стараясь слиться со стенами – до тех пор, пока в один день на его запястье не смыкается чужая рука. Чунмен смотрит на него серьезно – он никогда не прячет глаза, и этот взгляд снизу вверх путает в голове Сехуна все карты – и осторожно спрашивает, что происходит–
– Я проспорил, – выдает Сехун на одном дыхании и прячет руки в карманы, смотря исподлобья. Вокруг будто застывает звенящая тишина; Чунмен еще несколько секунд неверяще смотрит ему в глаза, а потом разжимает пальцы и опускает голову, разворачиваясь:
– Пошел ты к черту, О Сехун.
И от этих слов Сехуну впервые хочется провалиться сквозь землю.
***
У него не клеится на баскетбольном поле, совсем пропадает настроение делать хоть что-то по учебе и скатываются к неудовлетворительным оценки. Тренировки с друзьями отвлекают ненадолго, и все чаще Сехун уходит к себе раньше остальных, чтобы после попыток делать домашние задания провалиться в беспробудный сон.
Чунмен все такой же собранный и аккуратный – Сехун иногда видит его на каких-то собраниях, на переменах и изредка между тренировками. Староста даже не отлынивает от своих обязанностей: пару раз на заднем дворе школы Чунмен недрогнувшей рукой снова отбирает у Сехуна сигареты и напоминает о том, что школьные правила распространяются на всех.
В правилах поведения с Ким Чунменом Сехун все еще не разобрался.
О том, что старосту снова потрепали одним из вечеров, он слышит краем уха в классе – и чуть позже, вызнав у Чонина, кто и где, устраивает паре местных отморозков разбор полетов. Ему все-таки неслабо влетает, – ребятки попадаются не из сговорчивых – и немного погодя Сехун кладет отобранные чунменовы вещи рядом с собой, откидываясь на газон на пустом футбольном поле, и хмурится, трогая кровоточащие ссадины.
– Ты подрался и прогуливаешь? Я увидел тебя из окна…
Чунмен мнется чуть поодаль, весь маленький и серьезный, со скрещенными на груди руками.
– Следишь ты за мной что ли.
Сехун неуклюже встает, поддерживая ушибленный бок, и обходит старосту, направляясь к школе.
Чунмен зовет его через несколько секунд: он держит в руках свои вещи, и в его глазах вопросов больше, чем возможных ответов.
Сехуну хочется, чтобы мироздание сделало что-нибудь, чтобы этот вечно попадающий в передряги староста не смотрел так, не говорил снова ничего – но он все же заикается, и на его т-ты подрался из-за меня? Сехун только хмыкает и советует получше заниматься физкультурой (хотя бы потому, что самому Сехуну нестерпимо хочется тряхануть худое тело, чтобы что-нибудь изменилось).
– Ну подожди, С-Сехун, спасибо т-тебе…
Чунмен заикается, когда волнуется – и это очередное знание совсем не помогает Сехуну в конкретный момент, когда Чунмен догоняет его. Он еще раз бормочет про не стоило и спасибо, а Сехун дергает его на себя и целует, крепко прижимая за плечи.
Ему все еще нравится и он все еще не находит никаких подходящих слов, когда чуть позже выдыхает в чужие губы; собственные разбиты и саднят, а Чунмен рядом дышит почти невесомо, едва заметно дрожит и не поднимает даже глаз.
– Снова проспорил?
Сехун хочет уметь извиняться без слов или хотя бы просто уметь извиняться, но, видимо, баскетбольные мячи отбили последние остатки сознательности.
– Не спорил я на тебя, – он усиленно смотрит куда-то в сторону, пока Чунмен недоверчиво пытается поймать его взгляд. – И из-за тебя я дурак, из-за тебя все это вообще, свалился на мою голову, весь непонятный, мелкий и заумный. Откуда мне знать, что делать.
Чунмен тихонько прислоняется лбом к чужому плечу, когда Сехун неловко обнимает его второй рукой. Ощущать чужое тонкое тело так близко совсем непривычно, и он бездумно гладит пальцами острое плечо.
– Это было не очень хорошее признание, Сехун.
– Помолчи, ладно?
Сехуну очень хочется слушать смех Чунмена подольше.
И мироздание, кажется, на его стороне.
***
– Черт, есть в тебе хоть капля доброты вообще, щиплет же!
– Не дергайся, ну Сехун, я и так стараюсь аккуратно…
– Подуй!
– Ты взрослый мальчик уже, потерпишь.
– Подуй, я вообще-то за тебя отхватил. Так что дуй.
Сехун целует вытянутые в трубочку губы и довольно хмыкает, глядя на заливающегося краской Чунмена.
***
@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG-13
все как я люблюспасибо вам, автор
спасибо, что теперь есть в словах и вобще тт
что вообще за старосты пошли, не прыщавые, такие непонятные и даже улыбающиеся иногда
Вот действительно! Согласна с Сехуном))
кайта, не любить уже нельзя, никак ♥
Лунный дождь, совпаду тут с вами и любовью к сехуночунменам, и к школьным аушкам овв ;; спасибо вам, за отзыв и сердца!
– ..Ты, блин, совсем, староста, – емко выдает Сехун, как ему кажется, очень вовремя. – Ты, блин, чего вообще такой, а?..
вот да, ишь какой взялся
спасибо
Автор, спасибо большое!))
Я вообще этот пейринг и не рассматривала никогда, но они тут так естественно смотрятся, что я аж прониклась)
Ты, блин, совсем, автор. Ты, блин, чего вообще такой, а?
В общем, так понравилось и попало под настроение, что даже слов вразумительных не найду (лучше рассыплю сердца)))) Очень понравилось, спасибо!
Леопардовый Марсианин, хехеей, и вам спасибо, что прочли
Kara, боольше любви сехуночунмёнам! ))
Ты, блин, совсем, автор. Ты, блин, чего вообще такой, а? - охх ;_; соберу все-все сердца и совсем растекусь благодарной лужицей от ваших слов, кажется
А сам фик вот прямо очень, такой школьный и этот дурной Сехун!
Спасибо за него *0*
Сехун вообще порядочная баскетбольная звезда и немного дурак с:
Спасибо вам еще раз, ребят, за теплые отзывы