Название: Сладкая месть
Пейринг/персонажи: Чунмён/Лухань
Группа: ЕХО
Жанр: фэнтези, юмор
Рейтинг: R
Количество слов: 1910
Предупреждения: кроссдрессинг
Описание: Лухань лежит на кровати, его руки прикованы к спинке красными меховыми наручниками, штаны теснее с каждой минутой, а под негромкую музыку танцует белокурая фигура в платье. Лухань владелец лавки древностей, уважаемый член общества, не ввязывающийся в интриги вампиров и эльфов, как он дошел до жизни такой?
Лухань лежит на кровати, его руки прикованы к спинке красными меховыми наручниками, штаны теснее с каждой минутой, а под негромкую музыку танцует белокурая фигура в платье. Лухань владелец лавки древностей, уважаемый член общества, не ввязывающийся в интриги вампиров и эльфов, как он дошел до жизни такой?
Лухань один из многочисленных богов удачи, которых в мире пруд пруди мелких, не так много способных даровать что-то серьезное и тех, кто способен изменить судьбу, наперечет. Он переехал в Таинственные Заводи триста пятьдесят лет назад, в город, где обычных людей почти не было, зато леса кишели эльфами. Он еще помнит, как сгонял ушастых стрелков с бамбука, их трубки для стрельбы до сих пор висят у него на стене в магазине как трофей, раз в год делегация разных кланов приходит их выкупать, повышая цену. Соглашаться Лухань не намерен, но варианты они предлагают интересные, почему бы и не развлечься.
В вечных интригах Таинственной Заводи Лухань симпатизирует вампирам, они сексуальнее, но четко держит нейтралитет. Бэкхён из кондитерской напротив (хотя кто в здравом уме назовет это адское место кондитерской) приносит ему несвежие чизкейки и советы, однажды, к примеру, предложил присмотреться к тому лопоухому рыжему, в кудряшку — врагов нужно держать ближе друзей, шпионов врагов тоже. Лухань подержал его пару раз, пока не выяснилось, что ему просто нужен был какой-нибудь дар, чтоб занять положение повыше и привлечь кое-чье внимание. Хотя, нужно признать, старался он на совесть, Луханю даже было почти не жалко, что его так нагло использовали. Ну, рыжему с его щенячьей любовью все равно ничего не светит, а обращать в котиков у Луханя не получается, только если сразу в нескольких. Зато его лавка сияет чистотой сверху до, гм, низа весьма познавательного подвала.
Один раз Лухань даже почти был женат, на эльфийке — не из этих полоумных древопрыгов, а нормальной, высокой длинноволосой блондинке, похожей на снулую рыбу в постели. Его родные-то хоть жили лет по триста, а та была бы бессрочного пользования, Лухань очень вовремя уличил ее приятелей в краже пирожков с водой и ковра-самоката, помолвка была разорвана с извинениями и отступными той стороны, но в Европе его с тех пор не любили. Кто бы знал, что их эльфы такие злопамятные.
Вот после этого случая Лухань и решил переехать поближе к Родине, правда, он не знал, что тут развелись вампиры. К вампирам Лухань испытывает физиологическую слабость. Бледная кожа, томная красота и утонченность, холодная воля и циничный расчет — у Луханя неумолимо встает на их обладателя. На обладательницу вот почему-то не встает, видимо, предыдущий опыт его подкосил. Так или иначе, Лухань не может не затащить симпатичного вампира в постель (а они все были симпатичные, заразы), потом на него дуются эльфы, над его лавкой неделю идет дождь, подвал затапливает, Лухань бесится и ходит в соседнюю кондитерскую есть чизкейки с валерианой, а потом появляется Кёнсу и вынуждает Луханя давать проклятым эльфам скидку, потому что спать в мокрой постели невозможно. Вампиры тоже внакладе не остаются, Лухань непроизвольно наделяет их даром в момент, кхм, особенно сильного наслаждения. А кого не наделяет — те недостаточно стараются, и Луханю их даже не жаль. Сплетни в Таинственной Заводи распространяются быстро, почему от Луханя уходят с чем пришли, все знают, насмешки и обидные прозвища преследуют несчастных еще долго.
Раз в неделю, по пятницам, Лухань ходит в клуб послушать музыку и присмотреть себе кого-то на месяц-другой, но с некоторых пор там выступает Сладкая Сусу, очаровательная белокурая певица-вампир, в алом платье, с чистым, как звон серебряных колокольчиков, голосом, и такими ногами, при виде которых у Луханя из штанов рвется заинтересованность. Она еще и танцует, и каждый ее танец Лухань от восторга готов расстелиться на сцене, прямо под каблучки ее черных туфель, да и вид снизу лучше. Иногда она выбирает кого-то из гостей и уводит с собой, счастливчику люто завидует весь клуб, а Лухань больше всех, слухи о ее божественных умениях и ненасытности он жаждет проверить на практике. Пока, впрочем, ему достаются только обольстительные взгляды и подвязка шелковых чулок на светлом бедре, демонстрируемая в разрезе платья каждое выступление, Сусу поет слезодавительную балладу и медленно сдвигает подвязку с бедра, так чувственно, что Лухань боится сломать столешницу, и даже не руками. Лухань пробует про нее разузнать, но Сладкая Сусу такая же сладкая, как таинственная, Лухань остается ни с чем.
Поэтому, когда делегация эльфов приходит к нему в очередной раз, а пусканиям слюны на сладкую Сусу исполняется два года, Лухань задумывается. Кёнсу обещает ему ночь с Сусу в качестве тест-драйва и месяц, если понравится, за три трубки из девятнадцати. Можно же сказать, что не понравилось, решает Лухань, в конце концов, одна ночь его ни к чему не обязывает, и соглашается. Бэкхён вяло торгуется с Кёнсу за сапоги-скоморохи, Кёнсу они не нужны, Бэкхёну тоже, но первый пришел сюда собирать сплетни, а второй не уступит Бэкхёну ничего из принципа, так что Бэкхён уходит, нагруженный ценной информацией и обещанием рассказать все в подробностях, а Кёнсу смотрит на расписные лаковые сапоги на ракетном ходу и соображает, как вернуть их обратно и не платить неустойку. Бэкхёну-то разок со Сладкой Сусу повезло, он мечтательно улыбается и говорит, что такое описать невозможно, Лухань должен это сам пережить. Кёнсу тоже улыбается, но от его многообещающей улыбки у Луханя мороз по коже.
Вот так и вышло, что Лухань поздно вечером лежит на собственной кровати, из одежды на нем только штаны и предвкушение, Сладкая Сусу пристегивает его запястья к спинке, и не то чтобы Лухань был поклонником чего-то погорячее, но как откажешь, когда маленькие аккуратные руки гладят и сжимают в таких местах.
— Ты же хочешь быть плохим мальчиком? — ее нежный шепот отдается у Луханя внизу живота, и да, он хочет быть плохим мальчиком, нашкодившим котом и кем угодно, кого там еще наказывают.
— О да, детка, накажи меня, — мурлыкает он в ответ и трется стратегической частью штанов, намекая, что уже плохой. Сусу защелкивает наручники, гладит его между ног — Лухань тихонько скулит — и включает музыку.
Лухань раздвигает ноги пошире, чтобы лежать было удобнее, смотрит, как она выгибается и скользит по своему телу руками, как приминаются красно-черные перья и мелькает в разрезе платья бедро. У нее красивые руки и крепкие бедра, она проводит пальцами по подвязке, ныряет под платье и ласкает себя там, Луханю не видно, как именно, но видно реакцию. Сусу запрокидывает голову, приоткрывает рот и стонет, тихо и так сладко, что Лухань вот прямо немедленно хочет ей помочь.
— Хочешь меня?
— Еще как хочу, моя сладкая, — у Луханя как-то вдруг пересыхает во рту.
— Это хорошо-о-о-о… — да что она там делает, чтоб так стонать.
Сусу скидывает туфли, подходит к кровати, ставит левую ногу рядом с его головой, так, чтобы он мог дотянуться губами до косточки и медленно скатывает чулок вниз. Лухань целует ее ногу, смотрит, как обнажается светлая, без единого волоска кожа и думает, где еще она такая же гладкая.
— Иди ко мне, — зовет Лухань. — Я о тебе позабочусь.
— Сначала я о тебе, — Сусу перекидывает волосы на одну сторону, садится на кровать и касается его шеи губами. Лухань вздрагивает, он уже как будто чувствовал эти поцелуи, спускающиеся все ниже и ниже, и ладонь, ласкающую его между ног. — Нравится? — Лухань согласно булькает, он даже стонать не может, завороженный ее движениями. Светлые локоны скользят по его животу и груди, щекочут и возбуждают, Лухань увидел бы их чуть ниже, там, где хозяйничает ее нежная рука.
Сусу пересаживается чуть дальше, она все еще полностью одета, а у Луханя только что расстегнутые ею штаны.
— Вытащи его, — просит Лухань. Стоит уже так, что больно.
Сусу приспускает его штаны — Лухань облегченно стонет, а потом и не облегченно, ему еще никогда с такой жадностью не сосали. Горячо, жадно, сладко, постанывая от удовольствия. Лухань дергается, но руки пристегнуты, сделать он ничего не может, только стонать и дергать бедрами вверх, заставляя принимать его всего. Сусу не останавливает, скорее наоборот, но Луханю все равно хочется взять ее голову в ладони и направлять движения, ощутить эти светлые локоны между пальцев. Он сжимает руки в кулаки и кончает, почти чувствуя мягкие пряди, долго, глядя, как Сусу глотает все до капли.
Лухань понятия не имеет, сколько прошло времени, когда он приходит в себя после самого лучшего в жизни… нет, у него язык не повернется назвать это так, как называют обычно, это святотатство практически. Он открывает глаза и трясет головой, фокусируя взгляд на фигуре в красном платье.
— Ну что, детка, продолжим?
— Конечно, — говорит Сусу, но Лухань понимает, что что-то здесь не так.
— Расстегнешь их?
— Мы и так справимся, — хищно улыбается Сусу и откидывает волосы назад.
— Детка? Что-то не так?
— Еще как, гребаное ты Серебряное Копытце, но сейчас я тебе отомщу.
— Чунмён?!
— А ты еще кого-то так осчастливил?
— Эй, я все честно выполнил! Ты хотел перестать пить кровь, ты перестал!
— Я хотел перестать пить что бы то ни было вообще! Ты сделал меня хреновым вампиром-спермососом!
Лухань истерически ржет.
— Я не виноват, что ты так хорошо… то есть, нет! Это совпало просто так, ты мне в это время… Чунмён, нет!
— Пошел ты, скотина рогатая. Попробуй только дерни своей ногой, — Лухань замирает, все вампирские способности остались при Чунмёне. — Ты хоть представляешь, через что мне пройти пришлось?
— Ну… нет?
— Вот именно! Я притворялся певичкой, чтобы никто не догадался, что вместо крови мне нужно пить что-то еще. Мне пришлось отрастить волосы, сделать маскировочное кольцо, даже танцевать научиться! Ничего, теперь ты побудешь на моем месте, — Чунмён вытаскивает из-под подвязки остро отточенное лезвие и срезает с него штаны.
— Э-э, Чунмён? Я же не лишал тебя члена!
— Не волнуйся, я твой тоже при тебе оставлю, — Лухань переводит дыхание, но ровно до того момента, пока Чунмён не вытаскивает баллончик с пеной для бритья. — Но легче тебе от этого не станет.
Чунмён намазывает его ноги пеной и сноровисто бреет, Лухань от шока даже говорить не может. Но самое ужасное не это. Самое ужасное в этой унизительной процедуре то, что Луханя она возбуждает.
— Ты быстро, — говорит он прежде, чем понимает, что именно говорит. — На себе приноровился? — Чунмён щурится и садится обратно. Встряхивает баллончиком. Мажет пеной подмышки Луханя. — Ты этого не сделаешь! — Лухань бледнеет.
Чунмён выдавливает остатки пены между его ног.
— Чунмён, что угодно, только там не брей!
— Что угодно? — Лухань истово кивает. — Тогда расслабься.
— Тогда… что?
Чунмён снимает платье, второй чулок и черные трикотажные трусы, почему-то оставляя подвязку, и выглядит чертовски сексуально.
— Я бы предложил тебе поднять мое настроение, но ты мне нравишься привязанным, — Чунмён стоит перед ним на коленях и поднимает настроение собственноручно. Лухань ерзает, надеясь, что это выглядит не как нетерпение, потому что Чунмёна, чтоб ему пять лет икалось, ему теперь хочется почувствовать внутри. А Лухань трепетно относится к своему крутому мужественному образу. Чунмён закидывает его ноги себе на плечи, Лухань громко сглатывает, когда его почти девственной задницы касается смазка, и старательно не смотрит на Чунмёна. Ни на одну из частей тела Чунмёна. — Ты похож на девственницу в первую брачную ночь, — усмехается Чунмён и входит.
Лухань вцепляется в спинку и стонет. Ладно, это не так плохо, как могло бы быть, но и не так хорошо, конечно, потому что…
— Ох ты ж твою бабушку в полночь!.. — Луханя выгибает дугой. Чего-то он явно не знает, Чунмен имеет его так, что звезды из глаз сыплются. Луханя еще никто не доводил до такого состояния за пару минут, он едва сдерживается, чтобы не скулить от наслаждения и не умолять, и абсолютно беспомощен перед размашистыми быстрыми движениями, кажется, он сейчас развалится на две постанывающие от желания половинки, или взорвется на много маленьких кусочков, кровать вот, например, уже. Лухань вытряхивает сломанный столбик из кольца наручников, прижимает к себе Чунмёна за шею и кончает одновременно с ним. Если это месть, он готов, чтоб Чунмён ему мстил почаще.
Утром Лухань обнаруживает пропажу трех эльфийских трубок для стрельбы, одного молодильного ананаса и коробки смешариков. Больше он с проклятыми эльфами не договаривается, из-за них, поганцев, ему подмышки побрили.