Название: «Профессия: лжец»
Пейринг/персонажи: Кюхён/Ынхёк, etc.
Группа: Super Junior
Жанр: слэш (яой), драма, AU, ER (Established Relationship)
Рейтинг: PG
Количество слов: ~3,500
Предупреждения: без беты
Замочек щёлкнул и был закрыт поворотом ключа, который она бережно положила во внутренний карман своей сумочки. Этот замок был небольшой и голубой, словно безоблачное летнее небо в знойный день, слова, написанные на нём чёрным маркером, казалось, въелись не только в голубую краску, а и намертво отпечатались на роговице Кюхёна. О некоторых вещах предпочитаешь не знать, но если вдруг узнал, то ничего с этим уже сделать нельзя.
— Эй! Я же просила не подглядывать! — девушка поджала губы и с укором посмотрела на своего спутника; от волнения её голос дрожал, а китайский акцент стал ещё заметней.
На щеках появился румянец, и даже уши вспыхнули пунцовым — девушка и злилась, и была смущена тем, что Кюхён прочитал желание, выведенное на замке аккуратным девичьим почерком. К ним подошла группа туристов, шумно болтающих на языке, который Кюхён не смог идентифицировать, и возле замочка Ся появилось несколько новых.
— Клянусь, я ничего не видел, — Кюхён выставил перед собой ладони, показывая девушке, что честен с ней. — Я только-только подошёл, — он шагнул к Ся и обнял её за плечи. — Может, давай поднимемся на самый верх, что скажешь?
— Давай, — она сменила гнев на милость, и её губы сложились в прелестную застенчивую улыбку.
Они неспешно пошли туда, где уже собралась небольшая очередь из желающих подняться на верхушку башни Намсан, и в цокоте невысоких каблуков Ся Кюхёну чудилась безысходность. Он на мгновение обернулся, чтобы посмотреть на дерево замков, среди которых теперь висел замочек девушки, и устало вздохнул.
«Я хочу возвратиться сюда снова».
Из-за автомобильной аварии, ставшей следствием огромнейшей пробки, Кюхён вернулся домой поздно. В квартире было темно, лишь блики света работающего в гостиной телевизора танцевали на стене и полу коридора, вырвавшись в дверной проём — дверь в гостиную никогда не закрывалась. Футбольный комментатор сокрушался о несправедливости рефери, в то время как Кюхён снял ботинки и поставил их на полку рядом кедами большего размера. Парень чувствовал себя разбитым, не поддающимся реконструкции, ему казалось, что какая-то часть его откололась ещё на Намсан Таво и слетела вниз, исчезнув вместе с большинством ключей от этих чёртовых замков, из-за которых до сих пор рябило в глазах. Кюхёну стоило принять душ, но ноги понесли его в гостиную. Он молча плюхнулся на диван возле Хёкдже, но тот не обратил на него никакого внимания, наблюдая за игрой. Парни некоторое время просидели в молчании, глядя на экран; Хёкдже ждал, а Кюхён не считал нужным что-либо говорить.
Хоть Кюхён и поужинал кровяными колбасками, когда они с Ся гуляли вечерним Сеулом, но всё же потянулся к тарелке с куриными крылышками, что стояла перед Хёкдже. Последний словно очнулся ото сна и отпил глоток безалкогольного пива из жестяной банки, успевшей нагреться в его руках. Теперь у пива не было вкуса, Хёкдже скривился, борясь с желанием выплюнуть напиток обратно в банку.
— От тебя пахнет женскими духами, — сказал он, не сводя взгляда с экрана на Кюхёна.
Пережевывая мясо, тот оттянул ворот кофты рукой, которую не успел испачкать жиром, и недоверчиво понюхал ткань. Всё же Хёкдже был прав, она пахла парфюмом Ся. Перед глазами Кюхёна всё ещё стояла картина, где Ся плакала, прижимаясь к его груди. «Не плачь, а то не увидишь окружающей нас красоты», — сказал он ей тогда, взяв лицо девушки в ладони и вытерев её слёзы большими пальцами. Они долго стояли на смотровой площадке, Кюхён обнимал Ся со спины, и город, разлегшийся у них под ногами, казался ему фальшивым и отвратительным, таким же, каким был и он сам.
— Да нет, нет никакого запаха, — спокойно произнёс он, возвратив недоеденное крылышко обратно в тарелку.
Хёкдже выключил телевизор и принялся убирать со стола.
— Ты приходишь поздно, — он смёл салфеткой крошки панировки, — не предупредив, что задержишься, и от тебя пахнет женскими духами. Что мне думать?
— Твоя ревность беспочвенна, Хёкки, — Кюхён взял пустые банки, желая помочь Хёкдже с уборкой. — Я…
— Был на работе, и бла-бла-бла, — продолжил за него парень, разворачиваясь, чтобы отнести всё в кухню. — Знаешь, мне эти разговоры о работе уже надоели.
Они зашли на кухню. Кюхён поставил банки на стол и нагнулся, чтобы достать из нижнего шкафчика новый мусорный пакет для них. Пока он был занят банками, Хёкдже выбросил косточки в мусорную корзину, а оставшиеся крылышки переложил в другую тарелку и обтянул её пищевой плёнкой. Когда он поставил крылышки в холодильник, а грязную тарелку в мойку и принялся мыть руки, Кюхён обнял его за талию со спины, наклонившись и положив подбородок ему на плечо.
— В последнее время ты ворчишь, как старикашка, но я всё равно тебя люблю.
Хёкдже развернулся в его объятиях, и когда Кюхён приблизился, собираясь поцеловать, прижал к лицу парня мокрую ладонь.
— Сегодня никакого «прости меня» секса не будет, — серьёзно произнёс он. — Иди в душ, кофту закинь в машинку, и спишь сегодня на диване.
Кюхён разжал объятия, выпустив из них Хёкдже, и вытер лицо рукавом. Они встречались уже неполных четыре года, два из которых жили вместе, и только сейчас Хёкдже стал ревновать Кюхёна к его работе.
Встав под душ, Кюхён почему-то вспомнил о Ся. Ему стало тошно от самого себя, и он принялся оттирать своё тело мочалкой, желая быстрее стереть запах девушки, заменив его искусственным ароматом морской свежести.
Они встретились в кофейне, что находилась неподалеку клиники. Когда Кюхён забежал туда перед началом рабочего дня, то сразу был замечен Сонмином, который тут же ему помахал, приветствуя и приглашая присоединиться. Хичоль, сидевший спиной ко входу, обернулся, чтобы посмотреть, кого зазывал к ним за столик Сонмин. Парень кивнул ему, здороваясь, и снова обернулся к Сонмину, что-то ему сказав.
— Выглядишь дерьмово, — заметил Хичоль, когда Кюхён подсел к ним, после того, как сделал заказ.
— Мог бы и соврать, — покосился на него парень; Сонмин спрятал улыбку в кулаке, слушая их разговор.
— Лгать — твоя работа, моя же — говорить правду.
Кюхён посмотрел на циферблат своих наручных часов:
— До начала рабочего дня ещё двадцать минут. Тебе, что, доплачивают за переработку?
— Хёкдже снова закатил сцену ревности? — поинтересовался Сонмин, вклиниваясь в разговор, пока парни не доболтались до скандала.
— Ага, — Кюхён запустил пальцы в волосы и склонил голову, поставив локти на стол. — Выгнал меня спать на диван.
— А я бы на его месте выгнал тебя из дому, — фыркнул Хичоль. — И без разницы, что квартира записана на тебя.
— С таким настроем ты останешься одиноким ещё на сто лет, — съязвил Кюхён, с удовольствием отмечая, как Хичоль поменялся в лице; он задел две запрещенные темы в разговоре со старшим — его личную жизнь и возраст.
— Пожалуй, я уже пойду, — Хичоль отставил недопитый кофе и поднялся. — Приведу бумаги в порядок.
— Ну вот, он обиделся, — вздохнул Сонмин, глядя вслед уходящему парню.
Кюхён промолчал. Ему принесли его кофе и сахар в стиках; люди в кофейне болтали, говорили по телефону, наслаждались кофе и выпечкой, а Кюхён смотрел, гадая, есть ли среди них те, чьи имена он увидит в бумагах, которые принесёт ему Сонмин сегодняшним или каким-нибудь другим утром. Минутная стрелка на часах Кюхёна медленно ползла к двенадцати, а едва различимое тиканье секундной казалось звуком, вместе с которым безвозвратно взрывалось время — захочешь повернуть вспять, а нет его. Иногда парень хотел вернуться в тот день, когда заключил контракт с клиникой, и не ставить подпись на бумагах, чтобы Хёкдже не ревновал его в будущем. Но не согласись Кюхён на эту работу — смог бы он обеспечить их с Хёкдже жильём? Нет.
В психиатрической клинике пахло медикаментами и дезинфицирующим средством, туда-сюда в белой и синей униформе сновали врачи и обслуживающий персонал. Кюхён сидел в своём небольшом пыльном кабинете, сортируя принесённые из архива бумаги. Было далеко за полдень, поэтому он не ждал появления Сонмина. И когда парень появился у него на пороге, Кюхён не мог скрыть удивления.
— Что на этот раз? — он принял из рук Сонмина лист А4, вскинув бровь.
— Пациент, который проходил терапию у Хичоля, — Сонмин присел в кресло напротив Кюхёна, их разделял только стол. — Правда, которую хён вылил на него, словно ушат с холодной водой, не возымела должного эффекта.
— Не думаю, что после приёма у Хичоля моя ложь сможет помочь, — хмыкнул Кюхён, пробегая глазами по анкете своего потенциального пациента.
— Некоторые люди предпочитают, чтобы им соврали, — сдвинул плечами Сонмин. — А если это поможет вернуть им душевное равновесие или хотя бы послужит стартовой площадкой для выздоровления, то почему бы и нет?
Наверное, эта фраза была единственным, что заставляло Кюхёна чувствовать себя менее гадко после встреч с пациентами. Ложь во благо.
Вернувшись домой, вымотанный очередной ложью Кюхён собрал остатки сил и сразу же отправился в душ, словно боялся, что оной будет нести от него за версту. Он хотел уберечь Хёкдже, самого дорого ему человека, от своей лжи, словно ложь была штампом новых опасных бактерий. Но тот всё равно с каждым днём верил ему всё меньше и меньше, как бы Кюхён не убеждал его в обратном.
Хёкдже заворочался, когда матрац возле него прогнулся под весом чужого тела, и неразборчиво что-то пробормотал, хмурясь во сне. Кюхён плотнее придвинулся к парню, обнимая его за талию, и под мерное сопение Хёкдже мгновенно провалился в сон.
На стол с глухим стуком приземлилась железная коробка с обедом, завёрнутая в большой пастельно-розовый платок. Кюхён недоумённо посмотрел на неё, затем поднял глаза на девушку, принёсшую еду. Было в той что-то знакомое, но парень не мог вспомнить, где и когда мог её видеть. Казалось, он знал её давно, но что-то в мимике и жестах делало девушку совершенно другой, отличающейся от человека, с которым он был знаком.
— Простите… — начал Кюхён, не зная, как обратиться к своей гостье и не представляя, что ей сказать.
Звук его голоса будто послужил особым спусковым механизмом, потому что после него, слова полились из девушки потоком. Благодарность в них плескалась и поблескивала мелкими рыбёшками; поймать смысл было трудно, но Кюхён отчасти понял, выловил в этом словесном потоке самые важные слова и фразы, чтобы воссоздать картину происходящего.
Это была малышка Суён. Девочка с запущенным комплексом неполноценности, которой Кюхён врал в течение трёх месяцев. С их последней встречи прошло больше, чем полгода, и до сегодняшнего дня он не получал от неё никаких известий. Но, если честно, его это радовало. Общение с Суён было не из лёгких, он понял это ещё тогда, когда увидел её впервые — бледную и хрупкую, практически прозрачную, сливающуюся с белыми больничными простынями. Он врал ей взахлёб, не ставя границ своей лжи, словно количество тех утверждений, в которые ни на грамм не верил даже сам, могли помочь поскорее прекратить их встречи. Поначалу Суён смотрела на него, словно на умалишенного, но через несколько недель поддалась — Кюхён слишком много врал, чтобы это выглядело неестественно в глазах окружающих. Он и сам не заметил, когда ложь стала для него такой обыденной.
— Я принесла вам покушать, Кюхён-оппа, — широко улыбнулась девушка; в её глазах, в её улыбке, в каждом её движении чувствовалась жизнь, такая концентрированная, что краски вокруг становились ярче, эмоции полнее. — Это меньшее, что я могу для вас сделать сейчас.
— Су… Кхм. Суён, — слова застряли в горле Кюхёна, словно то кто-то сжал; он прокашлялся. — Очень рад тебя видеть, — очередная ложь, приправленная фальшивой улыбкой; Кюхён казался себя обесцвеченным на фоне этого сияющего подростка.
— Я пришла поблагодарить вас, что помогли мне выкарабкаться из той ямы, в которую я попала, — губы Суён задрожали от воспоминаний, но она быстро взяла себя в руки. — Вы были единственным, кто поверил в меня, — её голос надломился, и девочка неловко засмеялась. — Мне до сих пор тяжело вспоминать то временя, но понимание, что вы всегда были рядом смягчает это.
— У меня теперь всё хорошо. Теперь я беру уроки танцев, как и мечтала, — вела она дальше, потому что Кюхён не проронил ни слова, глядя на неё снизу вверх. — Я часто вспоминаю ваши подбадривающие слова, и на душе у меня становится так тепло, что хочется делиться этим с окружающими.
— Я рад за тебя. Молодец, Суёна, — Кюхён взял коробочку с едой и переставил её поближе к себе, в надежде, что девушка поскорее уйдёт, поняв, что её благодарность принята. — Спасибо тебе.
— Это вам спасибо! — Суён улыбнулась и быстро склонилась, потянувшись к Кюхёну через стол.
Мягкие губы коснулись щеки парня, невесомое прикосновение, похожее на случайное касание крылышка бабочки. Кюхён был готов поклясться, что видел пыльцу, рассыпавшуюся в воздухе, когда девушка отстранилась. Но, возможно, это была обычная пыль, которой внезапность момента придала волшебный тон. Кюхён невпопад вспомнил время, когда за ним ухаживал Хёкдже. Тогда всё было так же странно, и реальность виделась сквозь дымку волшебства из-за кажущейся неправильности зарождающихся чувств. Но Суён — не Хёкдже. Просто она застала его врасплох, окатила своей благодарностью с ног до головы, и Кюхён не знал, злиться ему на девушку или проигнорировать этот её детский порыв.
— Приятного аппетита, Кюхён-оппа, — пропела Суён, развернувшись уходить.
Улыбка девушки на мгновение угасла, когда она увидела внимательно смотревшего на неё незнакомого худощавого мужчину в дверном проёме. Смущение вспыхнуло на лице Суён и она быстро выскочила за дверь, минуя незнакомца и прошептав: «Извините, пожалуйста». Кюхён широко распахнутыми глазами смотрел на Хёкдже, проводившего холодным взглядом Суён. За болтовнёй девушки он не заметил, когда к нему пришли.
— Будет смешно, — задумчиво произнёс Хёкдже, — если ты снова заведёшь старую песню о работе.
— Но это действительно была моя пациентка, — Кюхён поставил коробку с обедом на полку под столом, и добавил: — Бывшая.
— Так бывшая или пациентка? — вопрос Хёкдже горчил во рту Кюхёна.
— Господи, Ли Хёкдже, ты же не будешь меня ревновать к этому ребёнку? — закатив глаза, парень поднялся и обошёл стол; Хёкдже пошатнулся назад, словно что-то невидимое человеческому глазу исходило от Кюхёна и причиняло боль.
— К девушке, — поправил Хёкдже, отворачиваясь.
Кюхён в два шага оказался возле парня и, взяв его за локоть, развернул к себе. Пальцами другой руки он легонько прикоснулся к подбородку Хёкдже, таким образом прося того не отводить взгляд.
— Хёкки, — прошептал Кюхён, обнимая того и не обращая внимания на недоумённые взгляды проходивших мимо медбратьев; Хёкдже вяло ворочался в его руках, пытаясь вывернуться, чтобы освободиться. — Пожалуйста, не выдумывай того, чего нет. Ты ведь знаешь, что кроме тебя мне никто не нужен.
— Но, несмотря на это, ты проводишь на своей «работе» больше времени, чем со мной, — Хёкдже прекратил выкручиваться и, пыхтя, отодвинул от себя Кюхёна. — Каждое твоё слово — ложь. Как, скажи, мне тебе верить?
— Если ты любишь, то разве вопрос доверия возникнет? — Кюхён не выдержал, в последние месяцы Хёкдже изводил-таки его своей ревностью.
Парень поджал губы и, не проронив ни звука, поспешил уйти, оставив Кюхёна наедине с его мыслями. Зачем он приходил, Хёкдже так и не сказал. Остаток дня Кюхён провёл в плохом расположении духа.
В незанавешенное окно светила рекламная вывеска, висевшая на доме напротив. Хёкдже спал на смятой постели, крепко обнимая подушку и всхлипывая во сне. Одеяло валялось на полу, и Кюхён едва через него не споткнулся, когда хотел подойти и зашторить окно, перекрывая тяжелыми плотными шторами путь раздражающему неоновому свету. Сердце Кюхёна сжималось, когда он думал, что расстроил Хёкдже. Всё-таки, они многое пережили вместе, чтобы не принимать такое близко к сердцу. Парень поднял одеяло и укрыл им Хёкдже, а сам разместился на своей половине кровати, отвернувшись, чтобы даже не смотреть на него. Кюхён пах вином и сигаретным дымом, но даже сквозь них пробивался слабый запах дезинфицирующего средства и медикаментов, которым насквозь пропиталось всё в клинике.
А к утру Хёкдже исчез, словно его никогда и не было в жизни Кюхёна. Тот сидел на полу кухни, вокруг были разбросаны осколков посуды. Полки, которые занимал Хёкдже, были пусты, даже его любимой тарелки и чашки, за пользование которыми тот всегда отвешивал Кюхёну шлепок по заднице, нигде не было. Кюхён раскачивался взад-вперёд, сжимая виски руками; оператор в энный раз безразличным голосом сообщил, что номера вызываемого абонента не существует, и парень на мгновение поверил, что Хёкдже — ложь, которую он придумал сам себе, чтобы не сойти с ума.
На вопрос «Кто такой Хёкдже?» Сонмин ответил, что тот парень Кюхёна, а Хичоль лишь покрутил пальцем у виска. Кюхёну стало одновременно и легче, и больнее.
А потом пришло сообщение с неизвестного номера: «Прости. Мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать».
Дни сменялись ночами, ночи — днями. Кюхён врал своим пациентам, разочарованным, больным и сломленным, не запоминая их лиц и историй. Хёкдже всё не спешил появляться, никто не знал где он, а зияющая дыра в душе Кюхёна была причиной сквозняка, уносящего куда-то в щель под дверью все его воспоминания, стирая из памяти образ любимого человека. Дни стали похожи один на другой, и Кюхён, просыпаясь среди ночи, прислушивался к тишине своей квартиры, надеясь услышать в ней осторожные шаги. Его Хёкки всегда старался ходить на цыпочках, чтобы не потревожить сон Кюхёна. Но приглушённый шум не смыкающего глаз города был единственным звуком, проникающим в его дом, сквозь толстое стекло.
Однажды за ланчем Сонмин обыденным тоном оповестил, что сердце Ся не выдержало очередной операции. Эта новость не была чем-то неожиданным, но в голове Кюхёна щёлкнуло, заставив взглянуть на себя со стороны. В тот день он поднялся на башню Намсан и долго вчитывался в желания, написанные на замках, гадая, сколько из них действительно исполнилось. Все эти замочки были такими же лживыми, как и он сам. Желание Ся не сбылось, да и не должно было, несмотря ни на обещания Кюхёна, ни на защёлкнувшийся замочек.
Он принял решение.
Волнение плескалось внутри Кюхёна словно беспокойное море, пока он приводил себя в порядок, собираясь на встречу с пациентом. Парень лгал уже сотни раз, но сегодня это была его последняя святая, как с сарказмом заметил Хичоль, ложь. Не то что бы Кюхён, обдумав всё, решил разорвать контракт с клиникой… Точнее, причина была не только в этом. Как нельзя кстати в Центре психологической помощи, куда он изначально подал резюме, наконец-то появилась вакансия, и Кюхён легко прошёл собеседование. Коробка с личными вещами была собрана и стояла на столе, Кюхёну стоило лишь полностью ввести Чунмёна, парнишку, который займёт его место, в курс дел. Теорию они проходили на прошлой неделе, а сегодня вместе должны были посетить пациента, чтобы Чунмён показал, как усвоил полученные от Кюхёна знания.
Вечерний воздух проникал в такси сквозь чуть опущенное окно, растрепывая волосы Кюхёна. Таксист тихо подпевал A-Pink “No No No”, которую крутили по радио, а Чунмён, прислонившись к Кюхёну, рассказывал старшему товарищу о пациенте — сегодня Сонмин принёс анкету уже ему.
— Пациент захотел встретиться в кафе в нерабочее время, — Чунмён разглядывал свои пальцы, лежавшие на бедре Кюхёна. — Это даже лучше. В клинике не каждый сможет расслабиться, к тому же, если встречаться вечером, то никто из близкого окружения больного ничего не заподозрит.
— Правильно, — кивнул Кюхён. — Но не относись к обращающимся к тебе за помощью, как носителям болезни. Они такие же люди, как и ты. Признавая у пациента болезнь, ты автоматически ставишь себя на ступень выше него, а это будет ощущаться при общении с ним.
— Простите, — Чунмён нахмурил брови. — Я всё понял.
За окном мелькали витрины, кипела жизнь. Чунмён продолжил:
— У пациента депрессия, развившаяся на фоне неудачи в личной жизни.
— Это распространённая проблема, — криво улыбнулся Кюхён. — Будь готов, что в четырёх случаях из пяти тебе придётся вешать на уши лапшу подросткам и старым девам, решившим, что без любви определённого человека их жизнь не имеет смысла.
— Но почему тогда этим должны заниматься мы, а не Хичоль-сонбэ? — Чунмён поднял вопрошающий взгляд на Кюхёна.
— Сам посуди, что воспримется лучше: «Ты прыщавый хиляк с глупой причёской. Да к тебе ни одна девушка ближе, чем на милю не подойдёт, так что не удивительно, что она тебя отшила» или «Ты хороший парень, странно, что та девушка не смогла увидеть очевидного. Поверь, через какое-то время она пожалеет об этом, но будет поздно. А пока ты можешь попробовать сменить стиль, бла-бла-бла».
— О, — протянул Чунмён понимающе. — Поэтому пациенты и выбирают, чтобы им солгали? Ох, не представляю, кто захочет услышать такую правду о себе.
— На самом деле они не знают, солгут им или в глаза выкажут всё, что думают по поводу их проблемы, — Кюхён покосился на руки Чунмёна на своём бедре. — Врач, к которому они приходят на приём, сам решает к кому и кого отправить. Он не говорит, что, господин Чо соврёт вам с три короба, жалея вашу психику, идите к нему, или, господин Ким устроит вам сеанс правдотерапии, после которого вы будете три дня отходить, а на четвёртый проснётесь новым человеком. Если ты знаешь, что тебе соврут, поможет ли это поверить в себя или решить твою проблему?
Чунмён покачал головой:
— Это только усугубит ситуацию.
Такси остановилось, и парень убрал руки от Кюхёна, чтобы расплатиться. Они вышли и направились к зданию, на первом этаже которого находилось кафе.
В зале пахло жареным мясом, и было шумно — посетители ужинали, отдыхая после рабочего дня, болтая и смеясь. Сердце Кюхёна пропустило удар и забилось быстрее обычного, когда он увидел человека, сидевшего к ним спиной. Все голоса и звуки разом стихли, и Кюхён, словно заколдованный, двинулся к парню, в котором со спины узнал Хёкдже. Он не слышал, как окликнул его Чунмён, и, подойдя к Хёкдже, положил руку ему на плечо, чувствуя, что сердце вот-вот сломается, сокращаясь так быстро. Парень обернулся. Всё вокруг снова ожило.
— Простите, — еле выдавил из себя Кюхён. — Я обознался.
Незнакомец понимающе улыбнулся и вернулся к своему ужину.
Чунмён коснулся локтя Кюхёна, и парень перевёл на него потерянный взгляд. Наверное, он слишком сильно хотел увидеть Хёкдже, если искал его в других.
— Наш пациент в противоположной стороне, — шепнул Чунмён. — С вами всё в порядке?
Кюхён кивнул и, опустив взгляд, позволил Чунмёну отвести и посадить себя за нужный столик. У него совсем пропало настроение. Единственное, что хотел сейчас Кюхён — поскорее отвязаться от пациента, забрать вещи из клиники и забыть о ней и своей бесконечной лжи, как о сне после пробуждения.
— Меня зовут Ким Чунмён, а это Чо Кюхён, — представил их Чунмён. — Мы здесь, чтобы выслушать и помочь вам, господин Ли Хёкдже.
Кюхён вздрогнул, словно его тело прошибло током, он вскинул голову, встречаясь взглядом с побледневшим Хёкдже. Тот совсем не слушал Чунмёна, который бережно касался его руки, пытаясь создать доверительную тёплую атмосферу, как его и учил Кюхён. Что бы сейчас ни сказал любой из них, Хёкдже знал — к нему пришли, чтобы соврать.
«Если ты знаешь, что тебе соврут, поможет ли это поверить в себя или решить твою проблему?»
«Это только усугубит ситуацию».
— Всё будет хорошо.
Хёкдже истерично захохотал.