Билет №170

[KPF]

Название: Blood brothers
Пейринг/персонажи: Ким Чонин/О Сехун
Группа: ЕХО
Жанр: AU, юмор, романтика, вампиры
Рейтинг: G
Размер: 500х600
Описание: Мало кому известно, что в Южной Корее, в самом её сердце, имеется настоящая Академия, где вампиры обучаются высокому искусству магии. И почти никто не знает, что в мире идут кровавые вампирские войны, и расе мороев противостоит жестокое племя стригоев, вампиров, переступивших черту закона и не гнушающихся убийством. Даже стены Академии, святая святых науки, не слишком надежная защита от происков темных сил. Юный моройскый принц Сехун и Чонин, его друг и верный страж-дампир, однажды убеждаются в этом, оказавшись в эпицентре грозных событий, поставивших под угрозу их жизни.
Перевод текста: Blood brothers - Братья по крови
Vampire Academy - Академия Вампиров
Слоган "They suck at school" - Они сосут в школе. Кровь, разумеется
Примечание автора: Литература, основанная на фольклоре, объясняет различие между мороем и другой разновидностью вампира — стригоем — так: морои являются живыми вампирами, а стригои — вампирами, восставшими из мёртвых.
Дампир — дитя вампира и человеческой женщины. Дампиры — лучшие охотники на вампиров, поскольку ощущают с ними кровное родство.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №397

[KPF]

Название: Аквамарин
Пейринг/персонажи: Чанёль/Бекхён; Чунмён, Кёнсу, Чонин фоново
Группа: EXO
Размер: мини; ~2 500 слов
Рейтинг: натянутый PG-13
Жанр: слэш, hurt/comfort, повседневность
Описание: Потеря вещи заставляет человека задуматься о её ценности.

На каждого своего фаната Чанёль смотрит с улыбкой на лице. Даже не смотря на то, что их количество кажется бесконечным; не смотря на то, что они словно армия, где каждому солдату знатно прочистили мозги и теперь они с завидной покорностью следуют за своими командирами. За командирами, в числе которых сам Чанёль.
Чанёль не мечтал об этом. Может, большинству знаменитостей и подавай деньги и известность, но не ему. Для Чанёля это лишь приятное дополнение к музыке, к тому, чем он бредил и жил, чем, наконец, смог заниматься всерьез. Потому что Чанёль – из тех немногих, кто без сожалений пожертвует здоровьем и сном, просто чтобы всю ночь просидеть за компьютером, работая над новой песней.
***
И не то что бы фанвстречи были для него таким уж сложным и требующим неимоверных усилий мероприятием, но от огромного разнообразия имен на альбомах группы, фотографиях или простых, чуть измятых за время трепетного ожидания листках, рябило в глазах. Но Чанёль из раза в раз старательно давит зевки и усталость, вырисовывает отточенную подпись одну за другой, добавляя к ним несуразные звездочки или мультяшные мордашки; поднимает взгляд и смотрит на очередную девочку. У девчушки мокрые от слез глаза, и она смотрит на него с нескрываемой нежностью. Глупышка – ласково думает Чанёль, а в следующую секунду отшатывается неожиданно даже для самого себя. Мир перед глазами становится размытым настолько, что Чанёль не то что не видит место для подписи – он даже саму девушку разглядеть не может. Чанёль теряется, извиняется и просит ее подождать минутку – всего минутку, правда, ни секундой больше! Он поспешно отходит в сторону и не видит обеспокоенных взглядов одногруппников. Не видит, но чувствует. Проходит сорок семь секунд – не то что бы Чанёль считал, хотя что там, он действительно считал, хотя бы просто потому, что обещал вернуться не позднее, чем через минуту, - и зрение нехотя, но медленно и верно нормализуется. Чанёль трет глаза и берет себя в руки. Когда он возвращается на место – он все тот же солнечный Пак Чанёль, что и всегда.
***
Сегодняшний перелет был назначен на раннее утро; каждый брел по аэропорту словно крот, хватаясь за товарища, как хватаются за спасательный круг упавшие во время шторма в отрытое море. Потому что у них действительно было свое море и свой шторм в нем – фанаты с самого утра наготове, они толпятся вокруг них, едва давая пройти, почти у каждого наготове фотоаппараты или пакеты с едой и подарками для любимых кумиров.
Чанёль, не спавший всю ночь, усиленно трет глаза, чтобы не заснуть или не врезаться в кого-нибудь на ходу. Попытка оказывается провальной и он все равно налетает на идущего впереди Кёнсу. Тот дергается и оборачивается, непонимающе наблюдает, как Чанёль продолжает топтаться по его ногам и смазано извиняться. Только потом до него доходит, что Чанёль хватает его за руку совсем не просто так – он держится за него как за свою последнюю опору. Правый глаз у Чанёля почти ничего не видит. Кёнсу хватает ума и выдержки на тихое «Ты в порядке?» вместо суеты и паники. Чанёль слабо кивает и еще более слабо улыбается. Лишнее волнение еще никому не шло на пользу, и Кёнсу – в том числе. Он шагает за Кёнсу след в след, сжимая в ладони рукав его толстовки, а через минуту становится лучше и Чанёль легонько хлопает его по плечу в знак благодарности, прежде чем отпустить.
***
- Кёнсу? Кёнсу! – Чанёль хрипит и шарит ладонью по собственной постели в поисках телефона. – Кёнсу?! Помоги!
Проходит несколько мучительно долгих минут, прежде чем дверь наконец распахивается и кто-то подлетает к его кровати. Через несколько секунд Чанёль понимает, что это совсем не Кёнсу, но едва услышав сбивчивое «что случилось?», он вытягивает вперед руки в попытке поймать, ухватиться за свой спасательный круг и говорит:
- Бэк? Бэк, Бэкхён, я не вижу. Я ни черта не вижу, Бэкхён, понимаешь?!
Чанёля трясет, потому что это страшно, жутко страшно – полная, всепоглощающая темнота вокруг. Шумная и живая. У Чанёля из глаз катятся слезы, и он чувствует их, пытается вытереть, но даже рук своих не может увидеть. Бэкхён наклоняется над ним совсем близко – Чанёль не видит, как исказилось в испуге его лицо, - и позволяет поймать себя, сжать в объятьях и уткнуться лицом в узкую грудь, зажмурив глаза. Потому что когда жмуришь глаза – вокруг темно, и можно сделать вид, что так и должно быть, что эту темноту ты создал сам.
- Сделай что-нибудь, Бэкхён, сделай… хоть что-нибудь…
***
- Да вы не волнуйтесь так, случай частый, немного покоя и отдыха, и все нормализуется, вот увидите.
- Частый случай? Люди часто теряют зрение на одну ночь? – Бэкхён расхаживает по кабинету врача, словно заведенный маятник и волнуется не меньше самого Чанёля.
- Послушайте, у Вас временная потеря зрения на почве стресса и постоянной работы, такое случается повсеместно, просто в разных ступенях тяжести. У кого-то это лишь частичное ухудшение зрения на один глаз, у кого-то - полная потеря на оба, как у вас. Это не отражается ни на чем, только на виде лечения. – Врач тяжело вздыхает и выписывает рецепт. – Вам нужно лишь предоставить господину Паку отдых на пару-тройку недель и давать ему эти витамины, и тогда его зрение полностью восстановится.
- Это может повториться позже? – Голос у Чанёля совсем тихий, пустой, бесцветный, очень усталый и все еще немного испуганный. Он поворачивает голову в попытке интуитивно сориентировать в пространстве, в попытке посмотреть на врача, даже если он все равно его не увидит. Попытка оказывается провальной; стоящий рядом Бэкхён поджимает губы и позволяет себе на скрывать сочувствующего взгляда.
- Шансы минимальны; эти витамины должны помочь, но даже если это и повторится, Вам просто следует повторить курс лечения.
Когда разговор окончен, и добавить больше нечего, сидевший на угловой кушетке менеджер молча поднимает и делает несколько шагов по направлению к Чанёлю. Бэкхён останавливает его жестом, смотрит строго, а потом сам помогает Чанёлю – осторожно, но крепко берет его под руку и, кивнув врачу, выводит из помещения.
***
- Он не будет участвовать в деятельности группы пару недель.
- Хён, - Чонин возмущенно выдыхает и смотрит на Чунмёна с явным неодобрением, - а фанатам мы что скажем? А прессе? «Извините, Чанель зрение потерял, но это несерьезно, и он скоро вернется»? – Он молчит с несколько секунд, а потом добавляет. – Вы не подумайте, но в статьях и так только и пишут, что о том, как нас – артистов – компания не бережет.
- А что ты предлагаешь? Думаешь, отправить его на сцену при том, что он не видит дальше своего носа – это более подходящий вариант? Да что там, он и носа то своего не видит. Он слепой сейчас, понимаешь? В одну секунду видит, в другую – нет. – Чунмён падает на стул и прячет лицо в ладонях. Его пугает даже не выговор, который он получит за то, что не досмотрел и не углядел, а сам факт того, что он действительно не досмотрел и не углядел. Не позаботился, в конце концов. – Кёнсу-я, отнеси Чанёлю ужин, пожалуйста.
- А можно мне? – Бэкхён поднимает руку, но не поднимает взгляда.
Чонин холодно усмехается и раздраженно рычит:
- Тебе? Чтобы совсем его зрения лишить, да? Ему нельзя нервничать, а ты только и делаешь, что цапаешься с ним постоянно.
Кёнсу пресекает его негатив мягким, но не терпящим возражений взглядом:
- Чонин, хватит? В конце концов, это Бэкхён отвез его в больницу, забыл?
Он протягивает поднос, и, забирая его, Бэкхён слышит тихое «помирись с ним». Кёнсу смотрит на него, чуть улыбаясь.
Бэкхён заходит в комнату, и его обволакивает такой живой, напряженной тишиной, что в первую секунду ему страшно даже вздохнуть. Он щурит глаза и находит Чанёля - тот лежит на своей кровати, поджав колени к груди. Бэкхён подходит ближе, нервно кусая губы - он едва ли не впервые понимает, что ему нечего сказать. Глупо, думает Бэкхён, как глупо: чтобы они - и вдруг стали друг другу чужими.
- Эй, Чанёль.
Тот заметно вздрагивает и негромко бурчит в ответ:
- Снова будешь на меня кричать без причин или как?
- Я просто принес ужин. Поешь; Кёнсу готовил.
Бэкхён ставит поднос на тумбочку рядом и присаживается на кровать, тормоша Чанёля за плечо.
- Я дефектный теперь, зачем мне есть?
Главное отличие Чанёля из ЕХО от Пак Чанёля всегда состояло в загадочном умении потерять смысл жизни всего за минуту, а потом никому не давать покоя.
- Ты идиот, что ли? – Бэкхен недовольно цокает языком и правда старается сдержать себя от новой ссоры, потому что таким Чанёль неимоверно его раздражает. – Тебе ведь ясно дали понять, что через пару недель зрение вернется, все будет в норме.
- А если не будет? – Чанёль переворачивается на живот и вытягивается на кровати, утыкаясь лицом в подушку. Большая двухметровая девчонка. – Я подвожу всю группу, мои глаза подводят всю группу!
Он дергает ногами и руками как недовольный ребенок и рычит в подушку от бессилия.
- Что случилось, то и случилось, Чанель. – Бэкхён трет переносицу и смягчает тон, придвигается ближе и тянет Чанёля за руку, заставляя сесть. – У нас не остается другого выбора, кроме как попробовать. И мы обязаны присматривать за тобой и помогать в лечении. Зато сможешь улучшить работу других органов чувств.
Бэкхён пытается быть убедительным, хотя и не знает зачем.
- И зачем они мне нужны без зрения-то?
- Ну-ка быстро усадил свою задницу на кровати ровно и начал есть заботливо приготовленный для тебя ужин, ты, лбина двухметровая! Не веди себя как школьница!
Когда Бэкхен повышает голос, за дверью раздаются синхронные вздохи и самодовольное чониновское «А я же говорил!».
– Когда ты стал таким нытиком? С тех пор, как мы перестали общаться?
- С тех пор, как ты_перестал со мной общаться, - твердо произносит Чанёль в ответ и безошибочно находит Бэкхёна в полутьме пустым взглядом.
Бэкхён тушуется и опускает виноватый взгляд на свои коленки, обтянутые тканью домашних брюк. Если порассуждать логически – Чанёль абсолютно прав, но эгоистичная натура Бён Бэкхена отказывалась это принимать. Когда их дружба пошла под откос? Кажется, с тех пор, как компания организовала скандал с Тэён. Чанёль обижался непонятно на что, все меньше уделял Бэкхёну внимание, и все больше уделял его Кёнсу а Бэкхён слишком привык, что большая часть внимания Чанёля всегда принадлежала ему.
Поэтому внутри Бэкхёна каждый раз обрывались невидимые связующие нити, когда он видел, что ему снова предпочли Кёнсу. Какого же было ему, на самом деле жутко неуверенному в себе Бэкхёну, когда даже лучший друг почти прямым текстом сообщал о том, что есть кто-то лучше.
- Возможно, если бы ты не ходил за ручку с Кёнсу, наше общение и не испортилось бы.
- То есть, в этом ты меня винишь?! - Чанёль рявкает, но тут же замолкает, слыша тихий всхлип. - Ты что, плачешь?
- Ты идиот? У меня насморк.
Бэкхён вытирает влажные глаза тыльной стороной ладони и впервые допускает смутную мысль, что это хорошо, что Чанёль его сейчас не видит. Потому что все это сплошная подстава. Влажная, обидная, соленая подстава.
Чанёль придвигается ближе и легко находит наощупь, пальцы быстро порхают по бархатной коже, и вот он уже стирает слезы с щек, улыбаясь нежно. Как он мог забыть, что Бэкхён - еще сущий ребенок, который переживает из-за того, что его лучший друг не только его друг, и вообще его никто не любит, и все обижают. Чанёль заключает худое тело в крепкие объятия и утыкается носом в макушку.
- Глупые. Мы с тобой такие глупые, глупее детей. - Басит Чанёль, проводя по спине Бэкхёна ладонями. - Прости меня, стоило раньше извиниться перед тобой. Я обещаю, что не заставлю тебя больше чувствовать себя ненужным. Я не буду уделять Кёнсу больше внимания и вообще никому не буду, и ты никогда не подумаешь, что надоел мне.
Бэкхёну на секунду кажется, что Чанёль просто забывает о том, что не видит - в его голове лишь к Бэкхён, причина ссоры с которым была настолько глупа, что ее можно было решить за минуту, не доводя до крайностей. А еще в голове много обещаний, которые, кажется, обретают свою силу только в такие моменты.
Этим вечером Бён Бэкхён кормит Пак Чанёля горячим ужином с ложки и обещает, что сделает все возможное, чтобы недели лечения прошли незаметно.
***
Чанёля не оставляют одного ни на секунду, группа дежурит дома по очереди, хотя Бэкхён и пытается проявлять безудержную инициативу. Он готовит, подбирает Чанёлю одежду, приносит витамины, спит рядом, чтобы защитить от ночных кошмаров, которые стали частыми гостями, читает и разговаривает с ним в любую свободную минуту. Они восполняют потерянное время с лихвой, вместе смеются и шутят, и с возвращением нормальных отношений этой парочки в общежитии заметно улучшается общее настроение.
Для Чанёля две с половиной недели проходят в безграничном мучении и труде. Когда ты не видишь ничего, кроме темноты, отчаяние подступает намного быстрее, оно давит на тебя и высасывает все силы. Оно тянет к тебе свои холодные эфемерные руки и постоянно зовет по имени. И Чанёль уверен, что если бы Бэкхён не был всегда рядом, он бы точно свихнулся.
***
Бэкхён внезапно предстает перед Чанёлем совсем в новом свете.
Он слушает рассказ Бэкхёна о том, как прошла запись очередного шоу - или выступления? Чанёль не особо вслушивается, - и внезапно перебивает, говоря хрипло и слегка неуверенно:
- У тебя такой красивый голос.
Молчание длится долгих 17 секунд - Чанёль теперь всегда считает время, так гораздо проще не бояться тишины, - а потом рассказ продолжается, как ни в чём не бывало. Чанёль не видит, но отчетливо слышит и замечает, что голос, этот голос вокруг и внутри него самого, едва заметно дрожит.
Чанёль вдруг понимает: голос Бэкхёна - палитра прекрасных звуков и эмоций.

Бэкхён выходит из душа, и сразу начинает разговаривать. Это становится привычкой, потому что Чанёль стал ненавидеть тишину, которая давит на него и заставляет мучиться вопросом о том, а не подводит ли его теперь зрение.
Бэкхён падает на кровать рядом с Чанёлем и позволяет обнять себя со спины и уткнуться носом в макушку.
Чанёля подбрасывает от приятных ощущений, он нюхает волосы, щеки, шею, руки и живот, и просто задыхается от разнообразия вкусных ароматов.
Чанёль понимает: Бэкхён - палитра самых прекрасных ароматов.

Бэкхён заливисто смеётся, и это словно такой специальный бальзам для всех не заживающих ран. Он рассказывает о неловких ситуациях, произошедших на площадке. Говорит о том, как наступил ногой в банку с краской, как чуть не покалечил фотографа, как уронил на Сехуна коробку с инвентарём и как поскользнулся на ровном месте. Бэкхён странно шутит, и сам же смеётся, не обращая внимания на отсутствие отдачи со стороны.
Чанёль слушает его почти с трепетом и вдруг понимает: Бэкхён - палитра нелепостей

Очередным утром Чанёль просыпается, но уже не открывает глаз - это болезненно, это тянет его вниз и не дает никаких результатов. Чанёль не открывает глаз, но морщится от полоски света, которая буквально ослепляет его, отвыкшего даже от самого понятия о том, что есть свет. Он резко распахивает глаза и морщится от солнечного луча, что так нагло лезет к нему в лицо. Чанёль натыкается взглядом на лежащего вплотную к нему Бэкхёна и внезапно смеется, так счастливо и радостно, как, наверное, никогда не смеялся.
Он ощущает на своей шкуре, как потеря вещи заставляет человека задуматься о её ценности. Будь даже этой вещью твое собственное зрение. Ощущает и смотрит во все глаза на Бэкхёна, такого утреннего, нелепого и прекрасного, щурящегося от солнечных лучей и потирающего глаза кулаками.
- Ты такой красивый, Бэкхён-а, - Шепчет Чанёль и заключает его в объятия.
Чанёль вдруг понимает: этот человек - палитра, в которой самые красивые цвета и линии создают волшебную картину под названием «Бён Бэкхён»
И он благодарит судьбу за то, что подарила ему такое тяжелое испытание, потому что понимает, что без всего этого он бы никогда не осознал в полной мере, какое сокровище находится у него под боком.
- Чанёль? Чанёль, ты что, меня видишь? - Бэкхён спросонок, не понимает, что происходит, и чем яснее для него всё становится, тем шире улыбка на его лице.
- Я вижу тебя, Бэкхён, я вижу самое прекрасное существо на земле.
И Чанёль вдруг ощущает горячие мягкие губы на своих, осторожно и нежно пробует их. И Чанёль вдруг понимает, что Бэкхён - палитра самых приятных вкусов на Земле.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG-13

---

Билет №193

[KPF]

Название: Горькие дни О Сехуна. Начало.
Пейринг/персонажи: Чонин/Сехун, Бэкхён немного засветился)
Группа: EXO
Жанр: АУ, романс
Рейтинг: G
Размер: 650х780
Перевод текста: "Ох ты ж... Ты уже видел нашего нового дизайнера?"

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №151

[KPF]

Название: Линия судьбы
Пейринг/персонажи: Минсок, Сехун, Кай
Группа: EXO
Рейтинг: G
Жанр: Романс, АУ
Саммари: Линии судьбы, как реки. Извилисты и таят в себе намного больше тайн, чем можно предположить. Но что если ладонь чиста?

Когда протягиваешь руку, даже не думаешь о том, что нужно прятать свои линии судьбы. Особенно от таких, как Ким Минсок. Несколько взглядов, одно рукопожатие – и вот уже линии исчезают незаметно для своего владельца. Раз и навсегда.
Минсок довольно усмехается – сегодня в его сети попался серьезный конгрессмен. У мужчины уверенное, крепкое рукопожатие человека, который идет по жизни только вперед. Он пришел узнать свою судьбу. В надежде на то, что ему расскажут о решении звезд, которые влияют на его жизнь с самого рождения. Влияние Марса и Юпитера на будущие выборы. Самая настоящая чушь, да и только.
Однако уйдет он с разрушенной карьерой и разводом через несколько лет. Минсок улыбается, ему смешно. До чего люди глупы в своей жажде знать о будущем.
Кай тенью довольно скалится за его спиной. Минсок чувствует его присутствие рядом с собой и не может не вздохнуть: демон сыт до краев, но его жажда имеет поистине бездонный характер. По-крайней мере, Минсок еще ни разу не услышал от него слова «хватит».
Их офис находится в весьма благополучном квартале, а слава о «талантливом предсказателе», расходится очень быстро, благодаря Каю.
Люди текут к ним рекой.
И теряют свои настоящие судьбы.
Минсок носит белоснежную рубашку и дорогой черный костюм, хотя ему хочется красный цвет. Как тот цвет беды, которую он приносит своими предсказаниями.
Женщины идут к нему в надежде обрести детей. И – окончательно теряют этот шанс.
Ищущие – теряют то, что так долго искали. Потерявшиеся – никогда не вернутся туда, откуда пришли.
А ведь нужно совсем немного – просто стереть ненужную линию на руке.
И сила, которую ему охотно дает Кай.
Звезды сияют бездушными светилами где-то в ночном небе, привлекая и маня к себе глупых мотыльков, под названием человеческие души.
А Минсок всего лишь выполняет свой договор, так как когда-то забрали судьбу у него самого.
Кай целует его затылок, наполняя силой и тьмой. Трется о плечи щекой, как сытый кот. Белые волосы мягко щекочут кожу Минсока. Он зарывается рукой в них и демон довольно урчит.
Ему нравится вкус жизни предсказателя.

Минсок гуляет по улице в перчатках, несмотря на теплую погоду. Ему хватает тех глупцов, которые приходят к нему. Не нужно лишний раз стирать чью-то судьбу только из-за неловкого касания рук.
Кофе потрясающе согревает. Кажется, что это самое настоящее солнце в жидком виде, что проникает внутрь каждой клетки его тела. Становится тепло и уютно.
Минсок почти против воли кидает взгляд на руки официанта, что приносит ему заказ, и впервые удивляется.
Руки чисты.
Линий нет, словно никогда и не было.
Минсок внимательно наблюдает за этим странным человеком, а Кай недовольно щурится – он не любит, когда внимание предсказателя направлено на кого-то другого, кроме него.
Тот совершенно обыкновенный. У него нет и капли силы, которую хочет увидеть Минсок. И вместо любопытства приходит разочарование.
Линии судьбы как реки. У одних – мутные и запутанные, будто покрытые ряской и тиной. У других – прямые и чистые, словно наполнены настоящей горной водой.
Минсок стирает их, превращая в ничто. Пустое полотно кожи, с которого уходит все лишнее.
Он – ластик, который убирает мусор жизней.
И – что самое смешное – люди к нему никогда не перестанут идти. Он словно огонь для мотыльков: яркий и привлекательный. Однако никто не думает о том пепле, что лежит вокруг.

Минсок видит этого странного человека еще раз, когда тот неловко переступает порог его офиса. И странно видеть его здесь.
Кай недовольно скалится, будто хищник, у которого отбирают добычу, однако Минсок не чувствует ничего странного. Ни капли необычного.
Человека зовут О Сехун, как будто это что-то должно изменить. Минсок давно уже не помнит, какого его настоящее имя. Он потерял его давно. Тогда же, когда и приобрел Кая. Может быть, его звали Сюмин, а возможно, что и Миньшо.
Минсок не помнит.
Он слишком давно выполняет работу вместе с демоном, который никогда не оставляет его одного.
Кай держит его за плечи, кусая около артерии, там, где ярче всего чувствуется пульс. Сехун не видит этого, но ему едва удается сдержать раздраженное шипение.
Минсок ненавидит, когда Кай делает так. Когда ставит свое клеймо, которое настоящим ядом проникает в кровь и заставляет чувствовать тот же голод, который испытывает демон.

— И что же тебя сюда привело? — Минсок спрашивает для проформы, однако этому человеку удается его удивить, так как причина совершенно иная, нежели у других.
— Я много слышал о вас, — Сехун внимательно смотрит на него. – И слышал, что вы меняете судьбу.
— Я много чего делаю, - отвечает Минсок. — Что нужно именно тебе?
— Я хочу, чтобы вы нарисовали мне судьбу, — отвечает человек, а Минсок удивленно смотрит на него. Ему кажется, будто он ослышался, но нет – все верно.
— Ты действительно считаешь, что я могу это? – спрашивает он.
— А почему нет? – Сехун удивленно смотрит на него с таким видом, будто только что была произнесена несусветная глупость. — Вы прекрасно меняете судьбы, читая их словно открытые книги. Предсказываете и выбираете нужный вариант. Так чем я отличаюсь от других? Просто сделайте линию более длинной, вот и все.
— Я бы не совершал столь опрометчивый поступок, - предупреждает его Минсок и едва ли не шипит от ощутимого укуса демона. — У тебя пустые руки. Считай, будто это карт-бланш.
— Почему? – спрашивает Сехун.
— Потому что у тебя чистые ладони. Словно незапятнанный лист. Делай что хочешь. У тебя нет судьбы, которой нужно следовать.
— Это же плохо, - говорит Сехун. — Нет ничего, что было бы действительно твоим.
— А может, у тебя пустые ладони как раз потому, что ты можешь выбирать, что угодно? Считай себя вершителем собственной судьбы. У тебя нет линий, а значит – ты неподвластен звездам, — Минсок говорит, что думает, так как действительно завидует этому человеку. Боль от укуса Кая весьма болезненна, но уже давно не обращает внимания на ревнивые выходки своего демона.
— Я все равно хочу попробовать, - Сехун говорит уверенно, и Минсок просто не может ему отказать. Потому что ему и самому интересно, что же получится из всего этого.
Ведь он рожден, чтобы отбирать, а не давать.

Тьма идет из его ладоней тонкой нитью. Словно чернильная река, прямо из-под его кожи. Вязкая и пульсирующая, она ложится на ладони Сехуна, мягкой кистью рисуя реки и ручьи на чистом белом листе. Линия жизни выходит чуть кривоватой, но это от крика Кая, который чувствует отток своих сил.
Руки дрожат, но Минсок продолжает рисовать на живом холсте.
Линия успеха выходит более ровной. Словно росчерк пера — резкой и с сильным наклоном вниз.
Минсок видит ладонь Сехуна больше, чем просто теплой чистой кожей. Он видит будущее, где пожилой человек умирает счастливым в окружении семьи; видит прошлое, где новорожденный ребенок делает своей первый вдох; и видит настоящее, где он сам же создает чужую судьбу, сидя на неудобном табурете, и рисует собственной силой в книге под названием «жизнь».

В воздухе чувствуется еле заметный запах цветущей вишни. Минсок улыбается. Именно так пахнет его собственная сила, не омраченная ядом договора.

Сехун видит на собственных ладонях изгибы линий, которые показывают судьбу. Вот только хочется спросить – чью именно жизнь нарисовал на его ладонях предсказатель?

Он уходит молча, чуть неловко прикрывая дверь после себя. Оставив на столе нужную сумму, как оплату за выполненное дело.

Впрочем, Минсок и сам не хочет слышать ничего в ответ. Слова благодарности для него словно насмешка. Он давно не совершал ничего настолько сумасбродного.

Кай уже ничего не делает, просто сидит рядом, привалившись головой к его коленям, словно большой кот, и устало латает порванные нити связи. Минсок чувствует усталость и тянет демона на себя. Так намного удобнее сидеть и размышлять о прошлом.
В маленькой конторе пахнет вишнями.

Так, как не пахло уже очень и очень давно.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: G

---

Билет №199

[KPF]

Название: hands
Пейринг/персонажи: Минхо, Тэмин, Джонхён; Джонхён/Минхо
Группа: SHINee
Жанр: ангст, AU
Рейтинг: G
Количество слов: 1290~
Предупреждения: смерть персонажа (не описывается)
От автора: совсем не разбираюсь в шпионах, простите тт

- И запомни, - заканчивает Чхве Минхо, надевая перчатку. – Здесь друзей нет, либо враги, либо напарники. Появятся друзья – и ты труп.
Тэмину остается только кивнуть, полностью повторив действия своего нового напарника, одновременно наставника. Обучение обучением, но теория все же отличается от практики. Чхве Минхо является лучшим шпионом государства и Тэмин просто не понимает, как можно было такого новичка («желторотика», как по-доброму называет их Ки-сонбэ) как он, поставить в пару с Минхо, да еще и сразу отправить на задание.
Выкрадывать документы из научной лаборатории, в детстве Тэмин представлял шпионаж явно не так, но что поделаешь, сам ведь подписался после военной академии, лучше бы на него метеорит тогда упал.
Взгляд Минхо суровый и холодный, Тэмин бы сравнил это с замерзшим Байкалом, если бы ему не было настолько страшно смотреть Минхо в глаза. И разговаривать. И уж тем более, задавать вопросы. Как либо контактировать с Минхо для него вообще страшно, хоть и хотелось.
Эти ощущения – страха и любопытства, в коктейле с некой долью ответственности, которые смешали, но не взбалтывали, преследуют его все задание, когда он обходит камеры, выключает сигнализации, бесшумно вырубает охранника. Преследуют его и не догоняют, потому что сам Тэмин чувствует себя как-то пусто, особенно под напором взгляда Минхо. Тот пальцами объясняет, что надо делать и идет дальше. Молчаливые приказы Тэмин расшифровать не смог, поэтому действует исходя из логики, за что, как он понимает, по голове его не погладят.
- Зачем ты вырубил охранника? - спрашивает Минхо, уже выкрав документы и положив их себе во внутренний карман. – Я прочил отвлечь его. Теперь уж точно понятно, что тут были люди.
- Простите, - только и отвечает Тэмин. И после он молчит. Молчит до тех пор, пока они не выезжают с базы, которая находится в пустыне. Машина оставляет следы, и их несложно было бы вычислить на утро, как только обнаружат пропажу или умершего от «сердечного приступа» (с подачи Минхо и какого-то препарата). Поэтому Тэмин и Минхо едут в другую сторону, к горам, по границе трех государств, чтобы только из дружеского государства вылететь домой.
- Не грузись так сильно, - советует Минхо, когда они уже едут вдоль склонов гор. – На первом задании все делают ошибки, просто радуйся, что твоя не была смертельной. Лучше съешь шоколадку, она в чемоданчике, мой прежний... – заминка на долю секунды.- ...напарник успокаивался с их помощью.
Тэмин благодарно кивает, но ничего из чемоданчика не берет. Типичный новичок по поведению, думает Минхо, хотя прекрасно помнит, что и сам был раньше таким. Что делал банальные ошибки, получал серьезные ранения, почти попадался, но его всегда спасал Джонхён, чего бы тому это не стоило.
- Предать государство не так страшно, как предать друзей, - говорил он слащавыми фразочками из мультиков, при этом продолжал работать, работать на отлично. Минхо отгоняет от себя воспоминания о Джонхёне, которые серебристой лентой вьются за ним.
«Страшно предать друзей» часто вслух говорил Джонхён, опуская голову и придаваясь своим мыслям. «Страшно терять близких людей» отвечал ему молча Минхо. Всегда было страшно.

- Если я буду с вами разговаривать, вы будете мне отвечать? – спрашивает Тэмин, когда они с Минхо уже пешком пересекают горы. Идти им дня полтора, ехать на машине дальше было опасно. Минхо кивает на странную просьбу.
- Просто мне кажется, Вам нужно от чего-то отдохнуть, - поправив на плече рюкзак, говорит Тэмин. – Вы чем-то... «грузитесь», как Вы сами до этого выразились. Я может и тоже, но Вы все время о чем-то думаете, может Вам стоит высказать это вслух? Если это не государственная тайна, конечно же, - старается улыбнуться в конце Тэмин, но, видимо, и сам понимает, насколько плоха его шутка.

- Почему ты смеешься над глупыми шутками Джинки? – спросил однажды Минхо у Джонхёна, который заливался смехом над неудачно игрой слов.
- Ему будет приятно, - пожал тогда плечами Джонхён.

Минхо усмехнулся над последними словами Тэмина. Тэмин ответил ему неловкой улыбкой.
- В этом нет государственной тайны, - честно отвечает Минхо, останавливаясь, чтобы проверить местность на правильность маршрута. – Да и я тайну из этого не делаю.

- Хочешь, я расскажу тебе секрет, - сказал Джонхён, когда они с Минхо под прикрытием работали на каком-то благотворительном балу.
- Разве сейчас время? – шикнул на него Минхо, пытаясь найти объект слежки.
- Прости, из-за перелета биоритмы сбились, душа думает, что уже часа три ночи и самое время для откровений, - Джонхён хорошо умел сбрасывать намеки «отстань» в черную дыру. – Наш Брайан, объект слежки, с другой стороны и я смотрю прямо на него.
Минхо развернулся и раздраженно вздохнул. Иногда, манера Джонхёна шутить на заданиях его просто раздражала, но зато немного расслабляла.
- И каков был твой секрет? – спросил Минхо, когда уже стирал последние следы пребывания в чужом кабинете.
- Какой секрет? – «искренне» удивился Джонхён. – по корейскому времени уже шесть утра, в это время секреты не сдаются.

- Черт, - Тэмин скатился со склона, засыпанного мелкими камнями, и поэтому сейчас, во время ночевки, Минхо обрабатывает ему разодранное колено. – Раздражает, что щипит. Да и она же несерьезная.
- Терпи,- сосредоточено занимаясь делом, говорит Минхо. – Лучше несерьезную рану обработать до того, как она станет серьезной. Не насмотрелся же ты фильмов, где парни дерутся, полностью исполосованные? Лучше как они не рисковать, им потом грим смывают.
Тэмин бурчит что-то про отсутствие у него наивности, но полноценно и вслух не говорит ничего.

- Люблю этот фильм, - Минхо с чувством полного удовлетворения откинулся на кресле, выключая титры какого-то старого боевика.
- Было неплохо, - даже не поднимая взгляда от телефона, ответил Джонхён. – Только нереалистично. От такого количества ран, главный герой, уже не помню как зовут даже его, может и не умер бы, но двигаться, а уж тем более драться, не смог бы. Давай лучше «Хатико» посмотрим, мне он больше нравится.
Минхо сначала давился слезовыжиманием, потом успокаивал Джонхёна, с мыслью о том, что готов смотреть «Хатико» хоть каждый вечер. С Джонхёном.

Или стать Хатико для него, неприятно для себя заканчивает мысль Минхо, просыпаясь на следующее утро. Тэмин уже встал, и проверил местность, сверился с маршрутом и связался с базой. Сто плюсиков в карму ему за это, отмечает Минхо.
- Мы вчера прошли больше, чем планировалось, - отчитывается Тэмин, закидывая на плечо рюкзак. – Так что будем на месте через пять часов. Перекусим по дороге.
Минхо фиксирует информацию, про себя обрадовавшись, что не нужно все командование брать на себя.

- Знаешь, в чем минус быть старшим напарником, - как-то раз сказал ему Джонхён. – Надо продумывать планы и отчитываться старшим. Умею, но просто ненавижу.
Минхо тогда показал ему язык и скорчил милое лицо. Ну, он же младший, ему можно.

В некоторых местах не пройти одному, только с поддержкой, поэтому Минхо забрасывает наверх Тэмина, а тот тянет его потом наверх за собой. Невольно, Минхо отмечает, что у Тэмина очень приятные, пусть и не идеальные, руки, с тонкими кистями и мозолями. Тэмин улыбается ему и идет дальше, чуть впереди.

- Говорят, когда твоя рука идеально ложится в другую руку, то этот человек твоя половинка, - тихо, полушепотом поделился Джонхен, лежа на больничной койке, полностью исколотый капельницами с лекарствами. Минхо аккуратно берет руку Джонхёна в свою и не отпускает, не отпускает до тех пор, пока не понимает, что Джонхёна уже надо увозить, что рука, которую он держал только что в своей, больше никогда не похлопает по плечу, не успокоит, не поддержит, что он сам больше никогда не сможет ее схватить в моменты волнения. А ведь она так идеально сливается с его рукой.

Минхо кладет свою руку на плечо Тэмина, когда тот, под прикрытием гражданского идет по самолету.
- Я сажусь у окна, - показав язык, говорит Тэмин и быстро юркает на свое место. Минхо качает головой и садится рядом. Тэмин успокаивающий, поэтому Минхо проводит большим пальцем по его кисти.
- Знаешь, пока у нас есть немного времени, я хочу рассказать тебе кое про кого. Не в суматохе и побеге, а в спокойствии. Потому что этот человек был для меня настоящим расслаблением.
- Ты хочешь рассказать про своего бывшего напарника, который любил шоколадки, - улыбается Тэмин.
- Нет, - качает головой Минхо. – Я хочу рассказать тебе о своем друге.

@темы: группа: SHINee, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: G

---

Билет №393

[KPF]

Название: в клетке своих возможностей
Пейринг/персонажи: Чанёль, Сехун
Группа: EXO
Рейтинг: G
Саммари: В жизни каждого супергероя наступает момент, когда он желает стать обычным человеком.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №399

[KPF]

Название: Шестая станция
Пейринг/персонажи: Чон Юнхо/Ким Джеджун
Группа: DB5K
Жанр: ангст(?)
Рейтинг: PG
Количество слов: ~3000
Предупреждения: Все это, скорее всего, произошло у Джеджуна в голове, поэтому – невозможное возможно.
И да, все принадлежит Студии Ghibli и мультфильму «Spirited Away».
Картинки найдены на просторах интернета.

Тихий шорох колес, едущих по асфальту, редкие гудки автомобилей, негромкое бормотание радио: «сейчас расскажу вам о погоде на сегодня одиннадцатое августа 2004 года», и еле слышное дыхание друзей совсем рядом доносилось сквозь неглубокий сон до Джеджуна. Он чувствовал, как его майка и шорты прилипли к телу, впрочем, из-за близкосидящего к нему Юнхо он потел еще сильнее, но оттолкнуть его и вовсе не было сил.
Августовская жара выматывала также сильно, как и сумасшедший график. Джеджуну хотелось задержаться на побережье Пусана хоть на денек, наслаждаться морем и прохладным бризом, окунуться с головой в воду. Но у них было слишком плотное расписание и мало заслуг, чтобы даже на секунду задумываться об отдыхе.
- Бу-Дже, ты в порядке? - тихий шепот раздался над его ухом. - Ты слишком сильно потеешь, словно бежишь марафон.
- Юнхо-я, ты почти прилип ко мне, а на улице адское пекло, и после этого ты еще спрашиваешь в порядке ли я? - проворчал Джеджун, не открывая глаз. Юнхо отстегнул ремень безопасности и тут же отодвинулся от него подальше, и их руки и ноги больше не касались друг друга. Еще мгновенье он чувствовал волны человеческого тепла, склонившегося над ним, а затем свежий ветер из приоткрытого окна ворвался в салон. - Ты же знаешь, что нель....
- Это ненадолго, пока ты не уснешь покрепче. И я закрою, не думаю, что ты простудишься за двадцать минут и при такой жаре, - ответил Юнхо и отодвинулся еще дальше от Джеджуна, перелезая под солнцепек на переднее сидение рядом с водителем, давая ему чуть больше простора и личного пространства.
Взвизг тормозов, и темнота куда более глубокая, чем крепкий спокойный сон.
***

Download Joe Hisaishi The Sixth Station for free from pleer.com

Яркий свет, бивший в глаза, разбудил Джеджуна. В голубом небе светило послеполуденное солнце, и редкие пушистые облака плыли в вышине. Открыв глаза, он обнаружил, что находится на небольшой платформе посреди бескрайней синевы моря. Подойдя к ее краю, он посмотрел вниз – сквозь прозрачную воду были видны рельсы.

Вскоре на горизонте показалось какое-то движение, которое впоследствии оказалось поездом. Двери вагона открылись, словно бы приглашая Джеджуна внутрь. Посмотрев по сторонам и не увидев ничего кроме воды, он решил зайти, но путь ему преградил контролер, протянувший ладонь, очевидно за билетами.
- Но у меня нет… - растерянно пробормотал Дже, засунув руки в карманы джинсов, и неожиданно нащупал там какую-то бумажку. Какого было его удивление, когда обнаружил, что это пять билетов. Контролер забрал один, а четыре вернул обратно и отошел в сторону, пропуская Джеджуна внутрь вагона.
Мягкое покачивание и звуки поезда, Джеджун откуда-то знал это ощущение, хотя таких старых поездов в Корее он никогда не видел, кроме музея. Открыв глаза, он обнаружил, что действительно находится в вагоне. Салон был обшит деревянными панелями, а сидения были расположены вдоль стен, а не так как в современных автобусах. Длинные скамьи, оббитые темно-бордовым, местами уже вытертым, велюром. Ему это место казалось очень знакомым, но Джеджун никак не мог вспомнить ни одной подобной поездки. Латунные полки под багаж, были подвешены под потолком. В вагоне было очень светло и уютно благодаря множеству окон.
Джеджун был единственным человеком в салоне, всех остальных было сложно назвать людьми. Их силуэты были похожи на обычных пассажиров, а если точнее, то на их тени, которые двигались и неслышно разговаривали между собой.

Поезд двигался по рельсам под водой, проезжая такие же пустые платформы посреди моря. Иногда мимо мелькали небольшие зеленые островки с домиками или деревьями. Сколько станций они уже проехали, Джеджун не считал, но на одной из них он заметил неловко мнущегося Джунсу, оглядывающегося по сторонам. Дже тут же подскочил.
- Джунсу-я, - позвал он, махая ладонью своему одногруппнику. Джунсу поспешил присоединится к старшему товарищу, но тут вновь вход преградил контроллер, спрашивая билет. Вспомнив об оставшихся билетах в кармане, Джеджун тут же отдал их. Когда их количество уменьшилось на один, Джунсу тоже оказался в вагоне. Он не спрашивал о том, где он и что происходит, просто привычно беззаботно улыбнулся и принялся смотреть на пейзаж за окном.

- Хён, а ты знаешь, что осенью мы бы выпустили первый альбом. И он стал бы одним из лучших продаваемых за год в Корее, - не оглядываясь на Джеджуна, завел разговор Джунсу. - А потом мы бы дебютировали в Японии. Сначала было бы очень трудно, но мы бы усердно работали и однажды все бы изменилось. Ни один корейский артист не приблизился бы к такому успеху и в ближайшие десять лет. А в 2006 благодаря третьему альбому мы бы впервые выиграли свои крупные ежегодные награды, в лучших номинациях «Альбом года», «Артист года» мы бы выиграли трижды, а может быть и больше! Хён, мы бы непременно добились бы успеха! Но 2006 был бы очень сложным, если бы мы все выдержали, для нас больше не было бы никаких преград и трудностей. Юнхо был бы отравлен клеем…
- Как!? Как такое могло бы произойти!?
- После этой ситуации Юнхо никогда бы больше не взял открытую воду из чужих рук, с той поры нам нужно было бы всегда приглядывать за ним. Но это не все, еще был бы скандал с твоими родителями. С твоими настоящими родителями.
- Что? Но… Что за бред!? – Джеджун опешил от таких новостей, но только сейчас он заметил, что Джунсу одет в странную одежду. – Джунсу, а почему ты так одет?
- Я? – Джунсу осмотрел себя, а потом легонько стукнув себя по голове, сказал: – Я бы много выступал в мюзиклах. Ведь больше всего на свете, я...
- Мечтал петь, - закончил за него Джеджун. - А почему все в сослагательном наклонении?
- Авария, хён, - напомнил ему Джунсу, и в этот момент Дже словно сквозь сон услышал визг тормозов. – О, смотри, Ючон!
Поезд вновь затормозил на одной из станций, на которой стоял Ючон. Ючон, который выглядел старше чем тот, которого знал Джеджун. У него была непривычно короткая стрижка, да и выглядел он уже зрелым мужчиной, а не юношей. Когда контролер вновь не захотел пропускать участника группы DBSK в поезд без билета, Джеджун поспешил ему на помощь. У него осталось еще два билета.
Когда этот взрослый и незнакомый Ючон сел рядом с Джеджуном, снял солнечные очки, обернулся на Джунсу, а затем улыбнулся, он тут же узнал эту широкую мальчишечью улыбку.
- Я уже и забыл, что ты когда-то был так сильно похож на девчонку, - подколол Ючон Джеджуна, а затем обернулся на восторженно глядящего в окно Джунсу и замолчал, задумавшись о чем-то. Пару минут спустя, он вновь заговорил: - Нас бы ждал успех, но он бы обременял нас слишком сильно. Несколько лет превратились бы для нас в ад.
- Почему? – тут же спросил Джеджун.
- Сасэны. Они бы преследовали нас везде и всюду. Они бы врывались в наше общежитие и насильно бы целовали нас, обыскивали наши вещи, воровали нижнее белье и залезали в наши компьютеры. И делали бы еще более омерзительные вещи. Из-за них Чанмин бы сломал мизинец, мы бы несколько раз попадали в аварии. Но у нас были бы и другие фанаты, которые бы просто любили нашу музыку, без одержимости нами. Наш фан-клуб попал бы в книгу рекордов Гиннеса, как самый большой в мире. Мы бы пели свои песни, мы бы участвовали в разных шоу, снимались бы в фильмах. 2008 год стал бы пиком нашей славы.
- 2008? Это всего лишь через четыре года. Неужели, наш век действительно так недолог, - спросил Джеджун, но Ючон словно не слышал его.
- Мы бы стали первыми иностранными исполнителями, которые трижды завоевали первое место в недельном чарте Орикон. В 2008 мы бы выпустили четвертый альбом, он стал бы лучшим в истории нашего квинтета. С Миротиком мы выиграли более девяти различных престижных наград. Эта песня станет легендой и нашим триумфом. А возможно и нашим концом. Но эта известность полностью лишала нас личной жизни, ну разве что кроме тебя и Юнхо.
Джеджун почувствовал легкое покалывание в сердце. Юнхо? Юнхо будет с кем-то встречаться? Ну конечно, это ведь нормально, встречаться с девушками. Так должно быть. А они - друзья.
- Я рад, что у Юнхо все будет хорошо. Он мой лучший друг.
- Вообще-то, я твой лучший друг, - возмущенно заметил Ючон.
- Эй, вообще-то ты мой лучший друг, - тоже воскликнул Джунсу.
- Дело не в этом, - сказал Ючон. - Он не твой лучший друг, никогда им не был и не будет. Именно он был бы с тобой всегда рядом в сложные моменты, и ты бросал бы все, когда ему бы понадобилась помощь. Вы не лучшие друзья. Но ближе чем вы друг у друга не было бы никого, никогда.
- Я ничего не понял, и почему опять все бы? – снова спросил Джеджун, словно забыв, что уже задавал этот вопрос.
- Авария, - хором ответили Джунсу и Ючон. Джеджун почувствовал сильный толчок и мгновенную боль, которая тут же исчезла.

Небо за окном розовело, солнце медленно опускалось к горизонту. Где-то в вышине появились первые звезды. Их было три, не хватало еще двух. На ближайшей остановке, где затормозил поезд, в вагон хотел было зайти странный худой высокий молодой человек, скрывавший свое лицо под капюшоном и козырьком кепки.
- Билет, - контролер продолжал делать свое дело.
- Он, - незнакомец тыкнул в Джеджуна пальцем, - за меня заплатит.
Подтянув козырек повыше, Джеджун увидел знакомые глаза и хитрую ухмылку.
- Вот билет за него.
Высокий парень прошел мимо Джунсу и тыкнул его пальцем в бок, отчего тот взвизгнул и рассмеялся. Ючон улыбнулся ему и стащил кепку. Чанмин выглядел так, словно ему было около двадцати пяти. Он был удивительно красивым.
- Ну, хоть разок, я буду старше и мужественнее, хёна, - довольно заключил Чанмин, усаживаясь по другую сторону от Джеджуна. Посмотрев в окно на закат, он тоже начал свой рассказ. - 2008 год стал бы нашим триумфом, а 2009 - нашим крахом.
- Что может такого случиться? – спросил Джеджун, поправляя длинные волосы и убирая их за ухо.
- Вы бы решили подать в суд на нашу компанию, - сказал Чанмин.
- Мы? – переспросил Джеджун, оглядываясь на Джунсу и Ючона. Они выглядели так, словно бы между ними было десять лет разницы, хотя на самом деле они были ровесниками. Оба парня кивнули.
- Мы бы с Юнхо остались бы вдвоем, а между вами и компанией началась бы длительная судебная тяжба. Я никогда в жизни не видел бы нашего лидера настолько потерянным. Как будто поводырь отпустил руку слепого. Самым тяжелым моментом стали бы выступления в Японии, потому что по контракту с Авекс мы бы оставались единой группой, которым нужно было бы петь всем вместе на сцене, а за кулисами нас растаскивали в разные стороны, не давая, разговаривать друг с другом. Нас бы ждали почти два года забвения, вас чуть меньше. Даже после начала судебных разбирательств мы бы продолжали получать награды. Вот такого успеха бы мы добились. Судебные разбирательства длились бы до 2014 года. Юнхо и я вновь дебютировали бы в 2011 году, продолжая заботиться и хранить историю DBSK, вы бы выступали как трио под названием JYJ. Мы бы все снимались в кино и дорамах, участвовали бы в мюзиклах, выпускали бы сольные альбомы, и выступали вместе в пределах своих групп. Но впятером с 2010 года больше бы никогда. Фанаты продолжали бы верить в нас и поддерживать.
- Чанмин, - Джеджун испуганно схватился за чужую ладонь.
- Никто не виноват, хён. Никто не в обиде, - улыбнулся он. – Хён, приготовься, сейчас будет больно. Авария.
В этот момент раздался жуткий шум скрежущего металла, и боль пронзила плечо, но уже в следующую секунду будто бы ничего не было.
- Смотрите, - позвал Ючон, указывая в темное небо, где загорелась пятая звезда, наконец, гармонично складываясь в созвездие Кассиопеи.
Вновь остановка. Двери открылись, и с улицы из темноты донесся громкий стрекот цикад. Никто не спешил заходить в вагон.
- Где Юнхо? – взволнованно спросил Джеджун у своих друзей. А затем поспешил выйти из вагона на улицу и оглядеться. С одной сторон, держа в руках кроссовки, кто-то бежал по рельсам по щиколотку в воде.
- Подождите меня! – Джеджун узнал этот голос.
- Где же ты так задержался? - спросил он с ласковой улыбкой.
- Я только спас какую-то шпану, подравшуюся с какими-то хулиганами, - сказал Юнхо, пожимая плечами. – Поезд ждет нас?
Джеджун кивнул и потянул Юнхо за собой в вагон. Вновь на входе появился контролер:
- Ваши билеты?
- Вот, - сказал Джеджун, доставая оставшийся клочок бумаги из кармана.
- Это один, а вас двое, - сказала тень в форме.
- Но я же почти целый день еду в этом вагоне! Разве вы не запомнили меня? – спросил Джеджун.
- Два билета, - настаивал на своем контролер.
- У меня только один, - растерянно сказал Джеджун. Вздохнув, он посмотрел на Юнхо. Сложно было сказать, сколько ему лет. В один момент казалось, что это тот Юнхо, которого он знал в 2004 или которого узнал еще раньше, во время драки, в другой казалось, что это уже взрослый Юнхо из времени Чанмина или Ючона. Юнхо стоял босой, держа в разбитых руках старые кроссовки, а на скуле его наливался синяк, но он, как и всегда, улыбался ему широко и тепло. – Езжай ты, а я вас найду, - сказал Джеджун.
- Ты же понимаешь, что так не получится, - сказал Юнхо. – Я не отпущу твоей руки, останемся здесь вместе. А ребята дождутся нас впереди.
Парни попятились, отходя от поезда. Двери вагона закрылись, и состав в ту же секунду уехал вперед, оставляя за собой еле заметный отблеск красных огоньков.
- Юнхо-я, я только что столько всего узнал, - растерянно сказал Джеджун, шагая по рельсам рядом с Юнхо. - Что мне теперь делать?
- Никогда не отпускать моей руки, - сказал Юнхо, на секунду повернувшись к Джеджуну и взяв его за руку. – Я всегда был и буду рядом. Я был рядом, когда твоя нога была не в порядке, я буду рядом, когда разгорится скандал с твоими родителями, или когда тебя оштрафуют за вождение в нетрезвом состоянии. Что бы ни случилось, я всегда буду рядом. Даже когда мы разделимся, я все равно буду так близко, как смогу. Просто не отпускай моей руки, не теряй веры, просто надейся до самого конца.
Юнхо остановился и крепко обнял Джеджуна.
- Чувствуешь тепло. Сейчас тебе снова будет больно, но я все равно рядом с тобой, - сказал Юнхо. И действительно в следующее мгновенье он как никогда ярко почувствовал запах Юнхо, его тепло и вспышку боли.
- Что это? – снова спросил Джеджун, забывая о том, что ему отвечали на этот вопрос уже трижды.
- Авария.
- Теперь ты знаешь, все что может с нами произойти, и ты должен смириться с этим.
- Смириться? – разозлился Джеджун. – Я должен позволить всему этому произойти? Нет! Если я смогу исправить хоть что-то, я сделаю это!
- Я покажу тебе кое-что еще. Это ждет нас, если ты не изменишь ничего, и мы преодолеем все эти испытания. Закрой глаза, закрой их так сильно, как сможешь, зажмурься до белых точек, отсчитай до десяти и открой их, - попросил Юнхо, а затем закрыл его уши своими ладонями.
Десять.
Джеджун почувствовал чужое тепло.
Девять.
Запахло свежим лесом и фейерверками.
Восемь.
Кажется, до него донеслись тихие звуки бубенцов.
Семь.
Сквозь закрытые глаза словно бы лампочки замерцали.
Шесть.
- Сегодня двадцать шестое декабря, - тихий шепот Ючона и откуда он только здесь взялся? – Годовщина нашего дебюта.
Пять.
Исчезло ощущение того, что они на улице, теперь это помещение. Большое, возможно просто гигантское, но помещение.
Четыре.
Стрекот цикад исчез окончательно, звон бубенцов рождественских тоже, превращаясь в гул множества людей.
Три.
Гул нарастает, и Джеджун слышит: «Дон Бан Шин Ки! Дон Бан Шин Ки! Дон Бан Шин Ки!» - тысячи людей скандируют их название.
Два.
С двух сторон его обнимают за плечи и за талию. Рядом с ним четыре человека.
Один.

Джеджун открывает глаза и тысячи красных огоньков сливаются в зарево. Он пытается рассмотреть, что впереди него, но глаза слезятся. Когда ему, наконец, удается рассмотреть, видит огромный стадион, переполненный людьми, которые аплодируют им. Джеджун смотрит по сторонам и видит стафф за кулисами, который улыбается им и тоже хлопает в ладони. Он оглядывает людей стоящих рядом с ним и видит с одной стороны Джунсу и Ючона, с другой Чанмина и… Юнхо, чья улыбка все такая же теплая. Оглянувшись назад, Джеджун видит огромный экран на котором написана цифра, которую он не может разглядеть, а ниже написано «годовщина». Значит это концерт, посвященный их годовщине, и он происходит прямо под рождество. Сотни тысяч людей пришли сюда, чтобы отметить эту дату вместе с ними. Они выступали вместе шесть лет, потом выступали раздельно, но все равно они вернулись на сцену впятером. Неважно сколько прошло лет, их все еще пятеро и они все еще улыбаются друг другу искренними улыбками.
Несколько минут спустя, оказавшись за кулисами, к Джеджуну подошел Юнхо:
- Теперь ты знаешь, что если ты что-то изменишь, то неизвестно, будет ли у нас такая годовщина.
- Что мне делать, Юнхо? – спросил Джеджун, глядя на их сплетенные ладони.
- Держать меня за руку и открыть глаза, - сказал лидер.
- Что? – не понял Джеджун.
- Открой глаза, пожалуйста, - вид взрослого Юнхо расплывался в его глазах, но голос все еще ясно звучал в голове. Пытаясь сфокусироваться, Джеджун часто заморгал. – Джеджун? Джеджун! Ты меня слышишь?
В этот момент Джеджун увидел Юнхо, того Юнхо, которого он знал в 2004. Ему все еще было жарко и невероятно сильно болело плечо.
- Что произошло? – прошептал сухими губами Джеджун.
- Мы попали в аварию. Менеджер Шин не приходит в себя. Кажется, он заснул во время вождения, - Юнхо взволнованно смотрел с переднего сидения, зажатый там покореженным боком, подушкой безопасности и креслом. – Ты в порядке?
- Да, только, кажется, вывихнул плечо, - сказал Джеджун, пытаясь пошевелиться и оглядываясь назад, чтобы увидеть, как там другие ребята.
- С нами все в порядке, хён, - раздался голос Чанмина.
- Юнхо, - позвал Джеджун, но Юнхо не повернул голову к нему, а постарался развернуться корпусом. – Ты повредил шею?
- Да, наверное, - ответил лидер.
- Что мне делать? Я могу тебе помочь? – спросил Джеджун.
- Главное, что ты в порядке, я так испугался, - вздохнул Юнхо. – Но с тобой все в порядке. С нами все в порядке.
Джеджун вздохнул и протянул руку вперед, касаясь чужой ладони.
- Держи меня за руку, - попросил он, и в ответ вновь получил ту теплую искреннюю улыбку Юнхо, которая будет рядом с ним всегда.

@темы: группа: DBSK, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG

---

Билет №189

[KPF]

Название: Happy end
Пейринг/персонажи: Шим Чжевон|Хван Санхун, Ким Тэу/Моника Шин
Группа: beatBurger
Жанр: романс, ангст, хёрт/комфорт
Рейтинг: PG-13
Количество слов: 1220
Предупреждения: упси, смысла нет

Шим Чжевону тридцать один год и у него куча друзей, два кота и разбитое сердце. К своим тридцати он “достиг ничего” словами матери и стал троекратным чемпионом республики по уличным танцам. Открыл свою танцевальную студию, натренировал команду-победителя beatBurger и ушел в диджеи.
У Шим Чжевона целая куча учеников-призеров, немаленькая фанбаза и один-единственный лучший друг Хван Санхун, который в день рождения всегда приходит с альбомом PCD.
- Когда-нибудь я разобью этот диск о твою голову, - обещает Чжевон из года в год, но Санхун знает, что этого не случится - они оба знают. Ближе к полуночи они слушают, что Николь Шерзингер не нужен мужчина, что когда она вырастет, она хочет быть знаменитой и иметь группиз и “хочешь, чтобы твоя девочка была такой же горячей, как и я?”
- Моя девочка была горячее, - Чжевон после трех бутылок нефильтрованного разговаривает с песнями, пока Санхун гладит его котов и ржет.
К трем часам ночи Чжевон достает гитару и начинает наигрывать унылую мелодию, под которую коты засыпают и Санхун тоже зевает, но держится, потому что позже, под собственный аккомпанемент, Чжевон рассказывает историю, которую оба знают от начала и до конца. Чжевон был бы неплохим сказочником, потому что вымысел переплетается с реальностью, и только Санхун знает, где начинается фантазия, а где - правда.
История Чжевона - о прекрасной принцессе (о, кто-то очень любит фильмы про принцесс) из далекой страны, которая сбежала из дома, чтобы посмотреть на жизнь и после долгих странствий приехала в Корею. Принцесса так хорошо танцевала, что прослышал о ней корейский принц и решил пригласить ее на бал. И была бы это обычная история о любви, в которой принцесса пленила сердце принца и жили они долго и счастливо и танцуя, но принцесса оказалась не так проста и не пожелала оставаться на одном месте надолго.
Чжевон так часто рассказывал эту сказку своим племянникам и детям Сомина, что дети стали просить родителей записать ее. Сказка нравилась, потому что можно было вместе со взрослыми додумать, куда делась принцесса. Если спросить Чжевона, куда делась принцесса, он покажет на альбом PCD.
На самом деле принцессу зовут Рино и она была (да и остается) любовью всей жизни Чжевона. Рино ушла почти четыре года назад - рассказала о выгодном предложении в Америке и собрала вещи, даже не попрощавшись нормально. Рино ушла в канун Рождества, оставив после себя наряженную ёлку, любимые Чжевоном клецки и вкус одиночества на дне бокала.
- Еще скучаешь? - спрашивает в Рождество Тэу, молодой хореограф из студии Чжевона - каждый год спрашивает, надеясь, что однажды Чжевон перестанет смотреть на него затравленно.

В свой день рождения Чжевон много пьет, и сколько бы Санхун не пытался взывать к его разуму, утром Чжевон похож на труп, обнимающий унитаз.
- Я так рад, что у нее ничего не получилось с этими кошечками, - пытается сказать Чжевон заплетающимся языком. - Так страшно рад.
Спустя год все повторяется снова - Чжевон и Санхун слушают песни PCD, Чжевон надирается до состояния трупа, коты ходят вокруг и требуют своей порции любви и ласки. За прошедший год Чжевон входит в десятку лучших диджеев Кореи, Санхуна приглашают в крупное агентство ставить танцы для бойзбэндов, а Тэу внезапно делает предложение Монике и увозит ее на медовый месяц на Окинаву.
- Окинава, - грустно повторяет Чжевон. - Эта чертова Окинава.
Из присутствующих на свадьбе никто не понимает его похоронного настроения, кроме Санхуна - Рино родилась на Окинаве, и одно только упоминание о чем-то, что имеет отношение к ней, превращает Чжевона в страдальца.
На следующий день после дня рождения Санхун натыкается на обновление фейсбука Рино (Чжевон не знает, что Санхун ее читает). “Спустя пять лет брака мы с Ли решили расстаться”. Санхун закрывает вкладку и чистит историю браузера - Чжевону лучше этого не знать. Но Чжевон заходит в комнату и говорит:
- Я даже рад, что у нее с ним ничего не получилось.
Санхуну нечего сказать на его слова - Санхун подходит и обнимает Чжевона; того начинает трясти от эмоций, раздирающих изнутри.
- Когда-нибудь ты отпустишь ее, - шепчет Санхун. - Когда-нибудь ты будешь свободен.
Тэу приезжает с Окинавы с татуировкой на спине и новым псевдонимом, Моника хвастает кольцом с драгоценным камнем (- Кого ты ограбил, Каспер?” - спрашивает Вон шутя, - ты же на отель еле деньги наскреб), а Санхун дарит Чжевону путевку на Гавайи.
- Отдохни, Чже, тебе будет полезно. Я присмотрю за твоими котами.
Чжевон думает, что друга лучше у него нет и не было.
- Санхун, был бы ты женщиной, нам жилось бы хорошо.
Санхун улыбается и кивает - жилось бы отлично.
На Гавайях Чжевон проводит десять дней и эти полторы недели полны активного отдыха и дешевого австралийского пива. Чжевон катается на банане, впервые в жизни прыгает с парашютом и с тарзанкой. Несмотря на то, что он совсем один, ему не скучно - дайвинг, водные лыжи и кайтинг выматывают его до предела и он не успевает скучать. А тут еще Санхун звонит каждый вечер, не думая о разнице во времени.
- Сколько у тебя сейчас? - спрашивает Чжевон, заворачиваясь в полотенце после душа.
- Три ночи, - Санхун старается, чтобы Чжевон не услышал, как он зевает. - Девятнадцать часов разницы это тебе не шутки.
- Во сколько тебе завтра вставать?
- В шесть. У моих пацанов съемки клипа, надо приехать пораньше.
- Иди спать, Санхун. Я приеду и все расскажу.
- Мне под твои рассказы засыпается хорошо, - в голосе Санхуна звучит насмешка.
Чжевон улыбается в трубку и начинает говорить о гавайских красотах и о том, что на оставшиеся пять дней он взял экскурсию по островам.
- Говорят, Радужные водопады очень красивые. Особенно с высоты птичьего полета.
- Ты снова собрался прыгать с парашютом? Так понравилось?
- Ощущение неба под собой не забудешь.
- Не опали свои крылья, Икар.
Чжевон желает спокойной ночи и отключается, после чего обновляет инстаграм новыми фото. ' Тебе там хорошо отдыхается, да?' - оставляет комментарий Тэу под ником kasper0524 вместо старого taewooKING. 'Плохо спится, да?' - отвечает Чжевон, а потом ему становится стыдно за то, что Санхун из-за него не высыпается.
'Прости за недосып' пишет он в два ночи - у Санхуна уже семь и начался рабочий день.
'Все нормально' отвечает Санхун. У Санхуна всегда все нормально.

В аэропорту Чжевона встречает Моника на машине Баки - 'Грег со своими пацанами' поясняет она. Она всех зовет по псевдонимам, даже Чжевона зовет просто Чже, а Санхуна - по его старому нику в интернете. Да и она часто повторяет 'вот ты на Лестрейда похож, не удивительно, что ты Грегори'.
Моника ведет машину неаккуратно, даже агрессивно, и Чжевон переступает порог своей квартиры с чувством долгожданного счастья. И застывает в коридоре, заметив на своем диване худи Санхуна и на зеркале - записку. 'Мьюзик покормил, Бамби у Каспера'. Чжевон смотрит на эти нововведения в интерьере и думает, что ему нравится; нравится, как Санхун понемногу оставляет себя в его квартире.
Чжевон думает, что он не будет возражать, если Санхун оставит себя в его жизни.
- Хэй, - звонит он Санхуну. - Кажется, Рино наконец осталась в прошлом.
- Я рад за тебя, - Санхун улыбается.
- Санхун, я тут подумал - не хочешь переехать ко мне? Мьюзик привыкла к тебе за эти десять дней.
- Я подумаю над твоим предложением, Чже.
Санхун переезжает спустя три недели и больше всех действительно рада Мьюзик. Чжевон чуть более сдержан в эмоциях, но и он не может удержаться от улыбки. Санхун светлый и добрый, у него все всегда нормально, и Чжевон надеется, что у них обоих все будет хорошо.
Чжевону тридцать два, у него уже один кот, три награды лучшему диджею и свой собственный принц. Сказка заканчивается хорошо, пусть и не с принцессой, а с лучшим другом.

@темы: fest: Winter lottery, работа: авторский текст, группа: beatBurger, рейтинг: PG-13

---

Билет №373

[KPF]

Название: invictus spiritus*
Пейринг/персонажи: Юнхо/Чанмин, Суён
Группа: TVXQ, SNSD
Жанр: дарк, АУ, сверхъестественное
Рейтинг: PG-13
Размер: 921x1200
Предупреждения: -

- Я пришла сюда, чтобы забрать Душу, - Суён задрала подбородок, расправляя плечи, за которыми тяжелым шелестом сложились крылья.
- Она моя, ты знаешь правила, - улыбнулся Юнхо, наблюдая за тем, как лицо ангела меняется, искажаясь под маской ярости. - Чанмин заключил со мной сделку и теперь его тело, а вместе с ним и душа принадлежат мне. Небеса не в праве нарушать наши контракты.
- Гореть тебе в Аду, грязная тварь.
- О, именно оттуда я и пришел за ним, - Юнхо громко засмеялся, слова Суён позабавили демона. - Ах, я бы поговорил с тобой еще, - мы так давно не встречались, - но меня ждут дела.
Подняв руку, Юнхо звонко щелкнул. Звук, нарушая все законы физики, набрал силу и окна домов вокруг зазвенели, готовые вот-вот рассыпаться в мелкую стеклянную крошку. Суён даже не успела ничего сделать: ангела в мгновение отшвырнуло на другой уровень Бытия, за тысячи километров от места, где находились демон и человек, чью Душу он собирался по контракту забрать себе.
- Обожаю запах горелых перьев, - подпрыгивая на месте от неестественной радости, произнес Юнхо. - Нас отвлекли. Итак, Чанмин, ты готов к путешествию? Нас ждут удивительные приключения.
Подхватив на руки бездыханное тело, Юнхо крутанулся на месте, совершая полоборота, при этом умудряясь громко ударить каблуками лакированных туфель. Дорожная пыль, поднявшаяся вместе с тем, как демон закружился на месте, в мгновение ока опала, оставляя улицу совершенно пустой.

* - неукротимый дух.

@темы: группа: SNSD, группа: DBSK, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: PG-13

---

Билет №191

[KPF]

Название: Неучтенный процент.
Пейринг/персонажи: Чунмён и вся группа
Группа: EXO
Жанр: Юмор, АУ
Рейтинг: PG
Количество слов: ~1500
Предупреждения: чувство юмора автора

Со стороны все выглядело очень красиво. Украшенный живыми цветами зал, нарядные гости, идеальная невеста, которая даже не споткнулась, пока шла к алтарю. Все шло слишком хорошо, чтобы не вызывать подозрений. А Чунмён давно убедился, что сомневаться можно в чем угодно, но только не в своей интуиции. Интуиция не кричала, но громко намекала. Чунмён вежливо раскланялся с одним из министров, одновременно с этим пытаясь понять откуда ждать беды. И по всем прикидкам выходило, что вроде как и не откуда. Все что мог, он уже исправил и пресек. Поэтому Чунмёну не оставалось ничего кроме самого сложного и простого одновременно — ждать, пока неприятность или что вероятнее неприятности придут к нему сами.
Как ни странно, но свадьба наследника престола прошла хорошо, обошлось даже без дуэлей между гостями — все понимали, что за скандал на торжестве любимого сыночка король жалеть никого не будет. Чунмёну бы выдохнуть с облегчением, Чонин с Сехуном под присмотром Кёнсу никуда не влезли, но чувство беспокойства никуда не делось.
А вот на следующий день милостью правителя неприятности наконец-то нашли Чунмёна — он получил повышение, новый корабль и обещание миссии в ближайшее время. Старая должность полностью устраивала Чунмёна: власти много, ответственность есть, конечно, но не так чтобы слишком, корабль — спасибо папиному состоянию — отремонтирован давно. Так что новая должность не принесла ему в сущности ничего. Кроме зависти тех, кто на нее претендовал. Следующую неделю Чунмён потратил как раз на то, чтобы найти недовольных и компромат на них же. Лишним не будет. Еще две недели пришлось доказывать, что его офицеры, матросы и даже кок достойны нового корабля. Если бы ему дали такую возможность, то Чунмён бы предпочел себя назвать недостойным, но кто бы позволил. Столько макулатуры он не переводил никогда. На каждого члена его нежно любимой — иногда и до рукоприкладства, чего скрывать — команды пришлось предоставить досье и характеристику на три листа. Кёнсу отказался сразу "если тебе нужны эти идиоты, то сам все и пиши"— никакого уважения к старшим по званию, Лухань писал как.. в общем непонятно, Минсока лишний раз напрягать не хотелось, Чанёль честно пытался помочь, но отвлекался на птичек, поющих за окном. Так что единственным, кто заслужил будущую прибавку к жалованью оказался Чондэ, пусть и не с самым разборчивым почерком, но зато он очень старался, и ему даже удалось привлечь Бэкхёна. Так что прибавку и премию себе Чондэ обеспечил.
Сволочная интуиция затаившаяся на то время, что Чунмён тратил на бюрократические издержки, проснулась с первыми же слухами о новой свадьбе, одну из племянниц короля появился шанс пристроить в соседнее государство. Непонятно когда, неизвестно за кого, да даже кого выдавали еще никто не знал — племянниц-то насчитывалось целых три, но слухи принес Бэкхён, а он в таких вещах никогда не ошибался. Как подозревал Кёнсу, а за ним и все остальные, тот крутил роман с кем-то из высшей знати. Чунмён только надеялся, что Бэкхёна не поймают со спущенными штанами прямо в карете. Чунмён вообще на многое в своей жизни надеялся.
На аудиенции его превосходительства Чунмён пришел подготовленным. Про расчетам Луханя самой вероятной кандидатурой на брак была Санни — вообще-то Сонкю, но ее так вообще никто не называл, даже венценосный дядя, — и Чунмёну предстояло с вероятностью процентов так в девяносто девять представлять ее интересы для заключения предварительного брачного договора.
Лет семьдесят назад еще можно было опасаться пиратов, но сейчас Чунмён при встрече с морскими разбойниками вежливо раскланивался, а некоторым даже говорил "сонбэ". Так что Чунмёна ожидала недельная поездка по морю, принятие солнечных ванн на палубе и воспитание его всегда любимой команды.
А вот через два часа настроение Чунмёна несколько изменилось, нет, они все-таки выдавали Санни замуж, но добавился именно тот заложенный на погрешность процент. С ними отправляли Криса. В качестве независимого эксперта, переводчика — будто Луханя, чье знание родного языка, конечно, за несколько лет немного ухудшилось из-за отсутствия практики, им недостаточно, — и практически гаранта удачного договора, на этом моменте Чунмён искренне хотел побиться головой о стену, но этого бы никто точно не оценил. За что я плачу шпионам, думал Чунмён, если о появлении бывшего приятеля, гордости двора, любимца дам и официального предателя государства узнаю от самого государя?
Что мог предложить такого Крис, что его помиловали? Явно не воспетую в устах придворных поэтов натуру. Единственное, что приходило в голову — это брак Санни. Но тогда это не просто династический союз, там должно быть что-то посущественней. Что-то такое, что получить иначе не удавалось, что-то такое, что перевесило бы оскорбленную гордость их короля. Стоило как можно скорее приобщиться к тексту брачного договора, вряд ли там это сказано прямо, но Чунмёну хватит и намека. Информация — это власть, прибыль и независимость и уж кто-кто , а Чунмён не собирался их терять.
Хотя от мысли, что теперь придется сообщить команде о новом пассажире, Чунмёну становилось дурно. С кем-то другим можно было попробовать сохранить инкогнито, помогла бы и простая маска на пол-лица, но в случае с Крисом она оказалась бы бесполезна. Замаскировать почти два метра неловкого совершенства не представлялось возможным. Крис обладал редкой способностью причинять себе вред даже там, где это казалось невозможным в принципе, например, рассечь губу во сне или поскользнуться на ровном месте и свалиться на посла соседнего государства. Как ему при этом удавалось раз за разом избегать международного скандала не знал никто. Чунмён, находясь рядом ним готов был раз за разом провалиться под землю. А Крис только улыбался неловко, смущенно пожимал плечами и все как-то налаживалось. Логике не поддавалось. При этом Крис по праву считался одним из самых умных людей этой страны. Как это все в нем сочеталось, Чунмён просто не понимал, утешало, что не только он. А потом Крис просто ушел, оставив состояние, друзей и службу, потеряв при этом не только репутацию, но и право на жизнь. А теперь вернулся, конечно, не так как Клеопатра впервые появилась в Риме — Чунмён много читал в детстве, — но тоже эффектно. Оставалось надеяться, что команда от такой новости за борт от шока не свалится. Неловкость Криса иногда оказывалась заразна. Хотя некоторых Чунмён бы и подтолкнул. Для начала следовало поговорить с Луханем и Исином, они знали Криса дольше всех, дольше, чем сам Чунмён, и поступок Криса ударил по ним сильнее, чем по остальным. Долгое время их преданность короне стояла под вопросом, пусть и обошлось без трибунала, доверие к ним до сих пор не восстановилось. К тому же стоило проверить, будет ли для них сюрпризом появление Криса, все-таки они были очень близки, и если для Чунмёна поступок стал неожиданностью, объяснение которой он искал и нашел, то насчет Исина и особенно Луханя Чунмён уверен не был. Совсем не уверен. Минсок поддержит Луханя во всем, и Крис явно не станет первым исключением. Чондэ и Бэкхён всегда относились к Крису более чем лояльно, они, как и Кёнсу, предпочтут поговорить с ним лично, прежде чем сделают окончательные выводы. Сехун с Чонином, как все дети и животные, любили Криса особой любовью, так что издеваться и тискать будут, но пытаться убить вряд ли. Придется следить, чтобы не затискали до смерти, ну или до того момента, пока не будет заключен этот чертов брачный договор. Оставались под вопросом Чанёль и Тао.
Чудесный мальчик Тао достался Чунмёну "в наследство" от Криса. Чунмён предпочел бы годовой запас кофе, но кто его спрашивал. Тао привязался к Крису с первой встречи, подтверждая теорию про детей и животных, и ходил практически хвостиком. Крис терпел, улыбался, трепал Тао по волосам и сбегал в странные миссии, слухи о которых заставляли задуматься приличных людей. Себя Чунмён причислял к умным, поэтому примерно представлял, что там происходило на самом деле. Понятнее Крис от этого не становился, но уважение росло. В одно из таких "путешествий" Крис между делом спас Чонина, сделал вид, что все произошло случайно, покраснел и куда-то исчез. Понятно, что после этого случая Сехун и Чонин прониклись Крисом, называли его любимым хёном и третировали со всей возможной любовью. Тао ревновал и требовал внимания, Крис улыбался и пытался скрыться как можно дальше. А после одного из таких побегов на благо не родной, но любимой, как считалось всеми, страны просто не вернулся. А через полгода они все узнали, что он стал новой "звездой" на политической арене их заклятого союзника. До этого момента Чунмён даже не догадывался, что люди могут столько рыдать. Истерика Тао не прекращалась, и Чунмён просто не знал, что с ним делать, не бить же. Проблему решил Бэкхён, у него вопроса бить или не бить не стояло. Щека у Тао горела еще несколько часов после. Но зато ни слез, ни заламывания рук они больше не видели. Реакцию Тао на появление Криса Чунмён даже не хотел представлять, уши до сих пор от прошлой не отошли. Можно было бы запереть их в одной каюте и пусть бы разбирались приватно, но Крис должен быть жив и по возможности цел к моменту их прибытия. Это немного все усложняло.
А еще оставался Чанёль. И тут Чунмён не знал чего ожидать вообще. Чанёль всегда относился к Крису как-то по особенному тепло. Они вроде бы и дружили, но иначе, чем с тем же Луханем. Они вроде бы и соперничали, но кто в своем уме будет пытаться увести девушку у Криса? Чанёль пытался и искренне расстраивался, если та проявляла к нему хоть какой-то интерес, Крис на это только смеялся. О том, что Чанёль умеет готовить, Чунмён узнал после того как Крис заболел — Чанёль к нему бульончики носил. Это с домом полным прислуги-то. А после всей этой истории Чанёль стал другим, он улыбался и шутил, подкалывал вместе с Бэкхёном Кёнсу, показательно обижался на Сехуна. Но как бы банально это не звучало, но в те моменты, когда Чанёль не улыбался тоска в его глазах пугала Чунмёна. И тут даже общая каюта не помогла бы.
Все, что оставалось Чумёну — это верить в разумность своих людей и удачливость Криса, то, что он дожил до своих лет иначе как удачей назвать нельзя. Им предстояло провести всем вместе на одном маленьком кораблике семь долгих дней. И Чунмён очень рассчитывал, что они доберутся до места в полном составе.
Но свечку поставить не помешает.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG

---

Билет №388

[KPF]

Название: Сложнее, чем футбол.
Пейринг/персонажи: Чонин, Минсок
Группа: ЕХО
Жанр: Прости господи, флафф^^
Рейтинг: G
Количество слов: ≈1500

Вся поверхность стола была усеяна плотным белоснежным слоем, а кое-где даже возвышались внушительные горки пшеничной муки. Чонин с усилием мял упругий комок теста и периодически чихал, устраивая еще больший беспорядок, поднимая мучную взвесь в воздух и разнося её по более отдалённым участкам кухни. Чонин и готовка - это определенно был антоним к Чонину и танцам, но спор есть спор, и хотя Чонин уже не помнил все детали того, как его лучшие друзья, Сехун и Тэмин, развели его на это безобразие, настроен он был очень решительно. После того, как тесто приобрело вид, напоминающий то, что он старательно разглядывал на картинке экрана мобильника заляпанного белыми мучными отпечатками пальцев, Чонин с удовлетворенным видом переложил аккуратный комочек в чистую железную миску и накрыл кухонным полотенцем для отдыха. Чонин не очень понимал, зачем тесту необходим отдых, но ему он определенно требовался. Он и представить себе не мог, что за пятнадцать минут готовки устанет больше, чем за час качалки, куда его однажды затащил сосед Минсок-хён. Разгибаясь в спине и делая наклоны в стороны, чтобы немного снять напряжение, Чонин заметил, что натворил на кухне. “И почему, когда готовят сёстры, кухня не напоминает местность после извержения вулкана, засыпанную вулканическим пеплом?” - растерянно подумал Чонин и кряхтя подошел к холодильнику, вынимая нужные ингридиенты для начинки.

Свино-говяжий фарш, кимчи, соевый соус. Вроде бы ничего не забыл, а, нет, еще перья зеленого лука. “Готовить по рецепту не так уж и сложно!” - с воодушевлением подумал Чонин, вытирая вымытые от теста и муки руки о старую футболку, оставляя на деформированном многочисленными стирками лице Луффи влажные неровные полосы.
Когда Чонин был в середине процесса измельчения кимчи большими кухонными ножницами, при этом он держал плотные перечные листы одной рукой над миской с фаршем и капал острым соком везде, кроме миски, раздался звонок в дверь. Чонин обычно не ругался, но тут слово, за которое любая из сестер укоризненно посмотрела бы на него и недовольно покачала головой, а мама бы еще и поцокала языком, само собой сорвалось.

Очень не вовремя. Очень-очень не вовремя. Чонин судорожно метался по кухне, пытаясь найти куда бы временно положить недорезанный капустный лист. Поняв, что открыть ящик и вытащить тарелку без того, чтобы не загадить кухню еще больше, он не сможет, а в дверь продолжают настойчиво трезвонить, Чонин бросил ножницы и капустный лист на стол, туда же полетели и поэлителеновые перчатки. Подскользнувшись на одной луже побольше от воды у раковины и на другой луже поменьше от, судя по резкому запаху, кимчи, балансируя между стульями, пытаясь не уронить нависающую над краем столешницы старую рисоварку, Чонин с минимальным ущербом для себя и, возможно, кухни добрался до двери.

- Хён?

В коридоре стоял собранный явно в качалку (если судить по треникам с пузырями на коленках и большой спортивной сумке из которой торчало полотенце и бутылка со специальным напитком) Минсок-хён.

- Привет, я тут в зал собался, ты, - Минсок замялся разглядывая Чонина, - ты занят?
- Прости, хён, я сегодня не могу.

Чонин, ковыряясь пальцами в дверном косяке, переминался с ноги на ногу, пытаясь спровадить соседа, пока тот не догадался что он…

- Ты печешь?

Глаза Минсока, казалось, вылезут из орбит и по лицу было непонятно - то ли он сейчас заплачет, то ли засмеется.

- Нет, с чего ты взял, и совсем я не...

Минсок протянул руку и смахнул что-то со скулы Чонина.

- Ну это же мука?

Чонин глубоко вздохнул. Врать у него никогда не получалось, он обязательно где-нибудь прокалывался.

- Я проспорил, хён.
- И на что же ты спорил?
- Ну…

Чонин не знал, как объяснить, почему он вместо того, чтобы пойти в спортзал или устроиться перед телевизором с чипсами возится на кухне. Все дело было, как ни странно, в футболе.

Чонину очень нравился Пак Чуён - не в том смысле нравился, просто чувак действительно круто играл, не так уж много корейских футболистов получали в своей жизни предложение выступать за “Арсенал”. Ради Чуён-шши Чонин даже на время изменил любимому “Челси”, в паре матчей не больше. Футболист был для него ролевой моделью, тем человеком, на которого хотелось равняться, о чем Чонин неоднократно заявлял своим друзьям. Мало кто думает в момент жаркого футбольного сражения, что слова “он такой крутой, я готов его во всем поддерживать”, ему потом припомнят. Причем, припомнят, когда Чуён-шши согласится вести кулинарное шоу.

Кто ж знал, что некоторые футболисты любят готовить и что лучшие друзья могут быть злопамятными троллями.

Чонин до сих пор не понимал, почему он вообще дружит с Сехуном и Тэмином. Но, к сожалению, забрать назад свои слова не получилось, именно поэтому он теперь мучился на кухне с проклятым тестом и еще более проклятой начинкой.

После сбивчивого рассказа Чонина о футболе, пянсе и друзьях, Минсок явно очень старался не заржать. Он даже губы закусил, чтобы сдержаться, но ставшие совсем узкими глаза и морщинки возле них выдавали его с головой.

- Я же просил не смеяться, - пробормотал Чонин и потер пальцем кончик носа.
О муке он совсем позабыл, поэтому тут же оглушительно чихнул, обсыпая соседа слоем муки, и почувствовал себя окончательно несчастным.

- Я не смеюсь, - неубедительно соврал Минсок. - Слушай, а хочешь я тебе помогу? Вроде, это не нарушает условия спора.
-
По правде говоря, даже если бы неожиданная помощь что-то там нарушала, Чонин бы все равно от нее не отказался. Он уже очень устал. Кто бы мог подумать, что готовка - настолько утомительное занятие.

- Ого, - сказал Минсок, оглядывая полуразрушенную кухню. - Ты...очень энергичный повар.
- Не знаю, как у них получается ничего не испачкать. Это же мука и сок из кимчи и вода, они повсюду!
- Я тоже не знаю, - ответил Минсок и тут же поскользнулся на луже. На той, что побольше.

Через пару минут Минсок уже резал ножницами кимчи, причем каким-то магическим образом ухитрялся не залить соком всю кухню, только немного стол. Наверное, мама Чонина не пришла бы в восторг, но для него самого это действительно была магия.
Чонин тем временем старался, ровняя линейкой, резать перья лука.

- Слушай, - выбрасывая перчатки в мусорное ведро, обратился Минсок, - ну, если в рецепте написано порезать длинными кусочками около трех сантиметров каждый, это не значит же точно. На глаз же можно.
-
Чонин с недоверием посмотрел на Минсока, но линейку отложил.

- Так, что там дальше, читай.

Чонин в ворохе бумажных полотенец с трудом нашел многострадальный телефон и озвучил:

- Три ложки соевого соуса и две кунжутного масла, и все! Ура, хён!
- Какое ура, - под нос проворчал Минсок, - ты хоть раз лепил что-то похожее на это? Он одной рукой проворно намешивал фарш, добавляя туда кимчи, а другой тыкал в сторону красивой картинки на экране чонинового мобильника.

- Нет, но не думаю, что это сложно.
Оптимизму, который появился у Чонина после прихода Минсока, можно было только позавидовать.

Сначала лепешки получались слишком толстые, потом слишком тонкие, фарша было слишком много, и у теста не хватало краев для защипа. Муки со стола оказался перебор, и она не давала краям лепешки склеиться.
Через двадцать минут мучений они бросили своих недоделанных уродцев и решили включить youtube.

- Хён, и правда, когда смотришь, как кто-то лепит, гораздо понятнее! - возбужденно кричал Чонин, скользя одной босой ногой по полу, другой вытирая лужу бумажным полотенцем, которое так удачно приземлилось рядом.

Улыбчивая домохозяйка в цветастом фартуке и аккуратным макияже с ярким пусанским акцентом бодро защипывала пирожки, придавая им аппетитную круглую форму с красивым гребешком на верхушке. Тесто у видоблоггерши было тонким, таким, что даже начинка проглядывалась, а все поверхности кухни сверкали идеальной чистотой.

Посмотрев видео раз десять, проматывая на технику лепки по нескольку раз, они осторожно взяли по комочку теста и начали медленно лепить, раскладывая лепешку на ладони, сворачивая ее в жменьку, а другой рукой присборяли края лепешки с фаршем, делая аккуратный гребешок.

На кухне стояла абсолютная тишина, только переодически раздовалось пыхтение Минсока или радостное “Асса!” после каждого удачно слепленного пянсе Чонина.

Через полчаса непрерывной лепки на поверхности подноса были не очень стройные, но вполне достойные для первого раза ряды пянсе.

- Я должен это показать им! - Чонин сделав несколько фотографий в режиме макросъемка, чтобы в кадр не влез тот дебош, что он устроил на кухне, отправил картинку в массовой рассылке, куда помимо Тэмина и Сехуна, внес сестер и маму, - Хён, а ты останешься на ужин?
Чонин ковырялся в недрах холодильника для холодного лимонного чая для себя и бутылки легкого пива для Минсока.

Минсок осторожно раскладывал полуфабрикаты в пароварку и изучал программу “меню”, чтобы выбрать нужное количество минут.

- Знаешь, пожалуй, останусь, мне кажется, я устал в два раза сильнее, чем на тренировке, - Минсок жадно глотнул холодное пиво, присаживаясь, наконец, на табурет и разминая шею.

- Это ты ещё тесто не месил, - пожаловался Чонин, - я думал у меня руки отвалятся. До сих пор гудят.

Пока Минсок медленно допивал пиво, Чонин быстро убрал беспорядок на кухне, и так как до конца готовки таймер показывал еще двадцать минут, они решили переместиться пока на диванчик в гостиную, потому что сидеть и наблюдать за увеличивающимися в размерах пянсе сквозь прозрачный пластик пароварки было увлекательно, но настолько как за футбольным матчем, который должен был начаться с минуты на минуту. Как только они устроились на диване, даже голос комментатора оказался не в состоянии поддерживать их сознание в тонусе. Через какое-то время, прежде чем погрузиться в сон на плече хёна, Чонин подумал о двух вещах: “У Минсок-хёна все ресницы в муке и это странно, но красиво”,а еще секундой позже “Все же Чуён-шии очень крутой, готовка, пожалуй, сложнее футбола!”


the end

P.S. для тех, кому возможно будет интересно:

Рецепт пянсе с мясом и кимчи.

● мука пшеничная - 250 грамм
● дрожжи быстродействующие - 1 ч. л.
● порошок перкарский - 5 грамм
● сахар - 25 грамм
● соль - 1 ч. л.
● масло кунжутное - 3 ст. л.
● вода (или сок от кимчи) от 130 мл.
● фарш мясной (свино-говяжий) - 500 грамм
● лук зеленый - 3 шт.
● кимчи или капуста свежая 250 грамм
● соевый соус 3 ст. л.


Тесто - мука+теплая вода или сок от кимчи+дрожжи+сахар+1ст.л кунжутного масла+ разрыхлитель+соль - вымесить, накрыть полотенцем и оставить отдыхать.

Начинка - фарш+мелко порубить капусту свежую (китайскую) или кимчи + соевый соус+ 2 кунжутного масла+зеленый лук и оставить мариноваться (пока не подойдет тесто) Начинка должа быть влажная, чтобы в пирожках было больше сока, если фарш был суховатый, то лучше добавить воды или сока от кимчи.

Сформировать круглые пирожки и готовить на пароварке в зависимости от размеров получившихся пирожков (от пятнадцати минут для маленьких с тонким тестом до часа для больших с толстым тестом)

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: G

---

Билет №370

[KPF]

Название: Fashoin is everything
Пейринг/персонажи: G-Dragon
Группа: BIG BANG
Жанр: юмор, повседневность
Рейтинг: G
Размер: 700x586

@темы: работа: арт, fest: Winter lottery, группа: BIG BANG, рейтинг: G

---

Билет №381

[KPF]

Название: Красней, чем снег, черней, чем кровь
Пейринг/персонажи: О Сехун / Чжан Исин
Группа: EXO
Жанр: романс, мистика
Рейтинг: PG-13
Количество слов: 7000
Предупреждения: Новый Год не влез, небеченно, на ваш страх и риск.

Окна тронного зала выходили на запад и по вечерам, если служанка забывала задернуть шторы, белоснежные полы заливали лучи закатного солнца.
Алые, как кровь.
В такие минуты большое зеркало в раме из черного дерева покачивалось на стене, и в самой его глубине колыхались смутные тени словно заблудившиеся отражения, которые позабыли дорогу домой.
Сехун знал, что зеркало было волшебным. Королева-мать строго-настрого запретила приближаться к нему, но Сехун рос любопытным ребенком и не раз нарушал запрет, осторожно пробираясь в тронный зал.
Он часами вглядывался в зеркальную поверхность, но ничего волшебного там не видел – обычного мальчишку с взъерошенными волосами и веснушками, которые он ненавидел изо всех сил. Вот у Хагёна кожа была смуглой, без всяких веснушек, и он ни разу в жизни не обгорал на солнце до красных пятен на щеках и шелушащегося носа.

Сехун никогда не понимал, почему королева так одержима белизной свой его лица.
“Белей, чем снег, – бормотала она, иногда стоя перед зеркалом. – Черней, чем ночь. Ненавижу тебя, проклятая стекляшка”.
Зеркало ничего ей не отвечало, всего лишь показывало отражение зала и королевы с тщательно уложенными в высокую прическу волосами цвета зимнего сена. Отражение, в отличие от придворных художников, никогда не льстило и не обманывало.
– Красней, чем кровь, – кусала губы королева, и в глазах ее Сехун видел такую откровенную ненависть, что ему становилось страшно. Он бесшумно выскальзывал из зла, не привлекая внимания, и бархатные тяжелые шторы – верные союзники – надежно прикрывали его бегство.

До королевы-матери в замке жила другая повелительница. Рассказывали, приехала она из далекой страны, и ножки у нее были такие маленькие, что она могла носить башмачки пятилетней девочки, а кожа белее и нежнее, чем бутоны ландышей.
Но жаркое солнце разрушило белизну ее кожи, выжгло волосы, что были чернее коры эбенового дерева, и только губы остались прежними – алыми, словно лепестки роз.
Быть может, потому что прежняя королева много плакала и часто кусала губы, так что порой по ее подбородку стекали капли крови.
Обо всем этом Сехуну рассказал старый охотник – он давно уже не убивал зайцев и косуль для королевского стола, и жил в замке из милости. Пожалуй, он остался единственным, кто охотно говорил о прежней повелительнице.
– Маленькая она была и смешная, часто смеялась поначалу, как только приехала, но с каждым днем ее смех становился все тише и тише, пока совсем не исчез. С той поры она только плакала и пела грустные песни. Слов-то я не понимал, но уж больно тоскливо они звучали.
Старый охотник на этом месте всегда надолго замолкал и смотрел мимо Сехуна, в далекое прошлое, где маленькая чужестранка со слишком тяжелым для нее животом сидела у окна в тронном зале и пела, пока ее муж веселился на балу у нынешней королевы.
– Видел я один раз, как она открыла окно, а в ту пору на дворе наступил октябрь и холодина стояла жуткая, больше такая не повторялась. Открыла она, значит, окно, и вновь заплакала, а потом взяла ножницы, которыми нитки для вышивания обрезала, и воткнула себе в палец. “Хочу, – сказала она, – чтобы родился сын, похожий на меня. Пусть кожа у него будет белее, чем снег в саду, волосы чернее, чем наступающая ночь, а губы краснее, чем кровь, капающая из моего пальца”. Сказала так, и зеркало – то самое, что висит в тронном зале, – закачалось, заскрипело, словно старое дерево, и ветер поднялся во всем замке, будто туда влетел целый рой снежных фей.
– А дальше, дальше что? – нетерпеливо спрашивал Сехун. – Родился у нее сын, как она хотела?
Старый охотник всегда отворачивался после этого вопроса и пожимал плечами. “Потом я уехал в другую страну, и когда вернулся, в замке уже правила нынешняя королева, а о прежней и ее ребенке не было ни слуху, ни духу. “
Сехун чувствовал, что охотник ему врет, но ни разу не решился расспрашивать дальше. Он боялся, что тогда тот перестанет ему рассказывать сказки про маленькую чужестранку, певшую самые печальные песни на свете.

Бывшую королеву считали злой колдуньей, поэтому все истории про нее оказались под запретом, а о принце, то ли родившемся, то ли нет, вообще никто не упоминал. Иногда Сехун думал, что это грустнее всего – маленький мальчик, о котором позабыл даже собственный отец, пусть у него так и не появились другие дети. Королева-мать, несмотря на свой титул, была бесплодна
О Сехуне тоже позабыли родители, когда отправили, как заложника, к королю, потерявшему сына, ведь у них оставался старший сын, наследник и отрада. Дети порой служат лишь разменной монетой в политике.
За годы, что Сехун провел, слушая рассказы старого охотника, он позабыл лицо своей матери и своего отца, они превратились для него в тени, запертые в глубине памяти, словно отражения в волшебном зеркале. Он не скучал по дому, он привык к замку и старому королю, и даже к королеве-матери, только огромный черный лес, отделявший его родное королевство, по прежнему пугал своими изломанными черными деревьями и тишиной, потому что ни одна птица, ни один зверь не помышляли о том, чтобы поселиться в таком месте.
Быть может, поэтому Сехун не стремился вернуться туда, где родился, ведь единственная дорога пролегала через проклятый лес.

Скорее всего, он бы так и прожил жизнь в замке – король даже начинал поговаривать, что сделает его наследником, потому что своих детей у него не было. Королева-мать всегда мрачнела при этих словах и уходила в тронный зал, чтобы провести несколько часов перед зеркалом, словно в самом деле надеялась, что рано или поздно то явит чудо, и у нее появится сын или дочь. Но однажды вечером, когда над замком бушевала гроза, в кованые двери постучал гонец из соседнего королевства.
Лошадь его роняла кровавые хлопья пены, одежда была разорвана в нескольких местах, а сам он дрожал то ли от холода, то ли от пережитого страха.
– Волки, – бормотал он, сидя в комнате для слуг, пока те обступили его плотным кругом, надеясь услышать, что произошло. – Огромные волки с серебряными глазами и острыми клыками. Клянусь, это не обычные звери, это оборотни колдуна.
Старый охотник встрепенулся при словах о волках, даже открыл рот, словно хотел что-то спросить, но потом потер морщинистый лоб и замолчал. Сехун стоял в дверях, наблюдая за гонцом, приехавшим из места, которое он так старался стереть из памяти, и подозревал, что случилось что-то страшное и необычное, раз его отец решил напомнить о себе.
– Ваше Высочество, – гонец наконец заметил его, и хотя зубы его продолжали отбивать дробь, а ноги тряслись, сумел встать со стула и склониться в учтивом поклоне. – Ваше Высочество, Ваш отец нуждается вас.
Брат Сехуна погиб во время охоты, и когда гонец рассказывал об этом королю и королеве-матери, то вновь упомянул про оборотней, поселившихся в проклятом лесу вместе с ужасным колдуном. Соседнее королевство осталось без наследника, и тогда-то там вспомнили про младшего принца, отосланного давным-давно как залог мира и дружбы, когда лес еще был обычным лесом, и все опасались войн, которые так часто случались прежде.
– Король хотел бы, чтобы его младший сын вернулся домой и вступил в права престолонаследия. Взамен он готов отправить вам своего любимого племянника, сына старшей сестры. Он первый претендент в линии после принца Сехуна.
– Мы подумаем, – нахмурился король, а королева-мать торжествующе улыбнулась. Ей совсем был не нужен чужой ребенок, который мог бы взойти на трон и лишить ее любимой игрушки – власти.
Глядя на ликующую королеву-мать, Сехун понял, что вопрос решен, и ему придется вернуться в дом, ставший чужим, принять корону королевства, отвергшего его в детстве, но самое страшное: проехать сквозь проклятый лес.

В ту ночь ему не спалось. Сехун ворочался в кровати, пытаясь устроиться поудобнее, но льняные простыни казались слишком жаркими, а воздух в комнате слишком плотным, так что дышать становилось все труднее. В итоге он не выдержал и вышел в темный коридор, чтобы в последний раз увидеть тронный зал и попрощаться с волшебным зеркалом, пусть то ни разу не показало ему ничего магического.
Меньше всего на свете Сехун ожидал увидеть в тронном зале королеву-мать, потому что обычно по ночам та спала, словно убитая, о чем часто шушукались служанки между собой. Слишком уж был похож королевский сон на смерть, без колдовства тут обойтись не могло.
Королева-мать стояла перед зеркалом в полном облачении, даже тяжелую корону надеть не забыла, и всматривалась в мутную глубину.
– Ответь мне, стекляшка, пока я не разбила тебя на тысячи осколков, когда у меня родится наследник? Я потратила целое состояние на магов и заклинания, но чрево мое бесплоднее, чем пустыня.
– Королева, королева, – заскрипело зеркало, заставив вздрогнуть спрятавшегося между штор Сехуна. – Разве ты не помнишь ребенка, которого ты отдала охотнику, чтобы он вырезал его сердце и скормил диким животным? Разве не помнишь, как он плакал, цепляясь пальцами за твое платье, когда ты безжалостно отшвырнула его от себя? Не помнишь его черные как ночь волосы? Белую как снег кожу? Или, может, ты позабыла его алые как кровь губы? Все то, о чем ты так мечтала, королева, и не получила. Ты знаешь, мой ответ. Пока жив тот ребенок, не будет у тебя наследника, а красота твоя, пленившая короля, угасает с каждым днем. Что ты сделаешь, королева, так и не ставшая матерью, когда он приведет в замок юную пастушку, ничего не знающую о черной магии, зато умеющую рожать? Ах, королева, королева, разве ты позабыла, что проклятия всегда возвращаются? Разве не читала в книгах, что рождественская ночь свята?
Зеркало трескуче засмеялось, и Сехун осторожно высунул голову из своего укрытия, чтобы посмотреть на происходящее и окончательно убедиться, что сказки не лгали.
Неожиданно в глубине смеющегося зеркала он не увидел отражения королевы и тронного зала, вместо этого там посреди поляны танцевал красивый юноша с черными волосами, белоснежной кожей и алыми губами, а вокруг него вилась стая волков с большими клыками и серебряными глазами.
Королева-мать громко застонала и осела на пол, в бессильной злобе заколотила по мраморным плитам, разбивая в кровь кулаки.
Крупные капли потекли по белому мрамору, но в темноте тронной залы они почему казались не алыми, а темными.
Возможно, служанки не лгали, когда говорили, что кровь у королевы-матери такая же черная, как ее сердце.
Зеркало продолжало смеяться, когда Сехун выскользнул за потайную дверь тронной залы, которую когда-то показал ему старый охотник. Охотник, явно знавший о пропавшем много лет назад ребенке гораздо больше, чем рассказывал.

Рано утром Сехуна разбудил слуга и сообщил, что король приказал ему немедленно отправиться в путь домой. Он даже не успел ни с кем попрощаться, не то что вновь расспросить старого охотника о прежней королеве и ее сыне. Гонец тоже не выглядел счастливым из-за того, что его так скоро вновь отправили в опасное путешествие, да еще вдвоем с принцем, которого он был обязан защищать ценой собственной жизни.
– Они могли дать нам охрану, – сказал он, когда копыта их коней ступили на заросшую тропинку, ведущую в центр проклятого леса.
Сехун пожал плечами в ответ. С какой стати его бывшим покровителям заботиться о чужом сыне. Вероятнее всего, королева-мать обрадовалась бы, если бы он где-нибудь сгинул, слишком много тайн успел он узнать за время, что провел в замке.
Гонец сжался в седле и вновь застучал зубами, когда искривленные черные деревья сомкнулись за их спинами, а где-то вдалеке послышался протяжный волчий вой.
До вечера их путешествие протекало гладко, разве что угнетающая тишина действовала на нервы. Сехун привык к садам, разбитым вокруг замка, с их яркими цветами и нежным пением заморских птиц, поэтому с каждой милей, уводившей их все дальше и дальше от безопасных каменных стен, ему становилось все неуютнее. Даже волки больше не выли.
Но стоило алым закатным лучам пробиться сквозь лесной полумрак, все изменилось. Конь Сехуна тревожно захрипел, словно почуял что-то неладное, а потом совсем рядом хрустнула сухая ветка, затем еще одна, и внезапно перед ними на тропинке возникли семеро волков, словно сотканных из теней и страха, только серебряные глаза и длинные белоснежные клыки выделялись на фоне черной шести.
Гонец пронзительно закричал, и этого оказалось достаточно, чтобы конь Сехуна окончательно потерял голову, встал на дыбы и понес не разбирая дороги.
Сехун изо всех сил натягивал поводья, но конь от страха не чувствовал, как удила раздирают его рот и мчался вперед. Безумная скачка закончилась, когда перед ними неожиданно возникло огромное изувеченное дерево с торчащими во все стороны уродливыми сучьями. Сехун успел ощутить, как что-то ударило его по голове, в глазах словно вспыхнули звезды, и тут же наступила полная темнота.


Очнулся он от боли – казалось, сначала его превратили в дубинку и долго колотили по каменным стенам, а потом зачем-то опять сделали человеком. Попытка всего лишь приоткрыть веки заставила Сехуна застонать. Над ухом тут же громко зарычали.
– Тихо, Чанёль, ты его напугаешь, – раздался незнакомый голос, и Сехун почувствовал, как кто-то пробежался пальцами по его лбу и щекам, почти не касаясь кожи.
Почему-то от этих прикосновений сразу стало легче, и он смог наконец-то открыть глаза.
Первым делом Сехун заметил одного из волков, усевшегося совсем рядом. Из приоткрытой пасти свисал язык, с которого на траву капала кровавая слюна.
Инстинктивно Сехун дернулся, пытаясь отползти, но его накрыло очередным приступом боли, и он вновь крепко зажмурился в надежде, что ему просто снится кошмар.
– Не двигайся, – вновь послышался тот же голос. – Тебе нужно отдохнуть, ты сильно ушибся, когда упал с коня.
– В-волки, – прошептал Сехун. – Об-боротни.
– Они не причинят тебя зла. Их превратили в животных, но они гораздо больше люди, чем те, кто живет в замках.
В этот раз зарычал не один волк, а два или три, Сехун не разобрал. Удивительно, но в зверином рыке ему послышался отголосок человеческой речи, как привкус нескольких капель вина в кубке с водой. Он не мог бы поклясться всеми святыми, но был почти уверен, что разобрал тихое “спасибо” в волчьем рычании. Скорее всего, Сехун слишком сильно ударился головой, а, возможно, умер, вот ему и начали видеться всякие чудеса.
Он попытался вновь открыть глаза, чтобы увидеть того, кто говорил эти слова. Страшного колдуна, поселившегося в лесу, о котором ему успел рассказать гонец, пока они ехали по лесу. Судя по его словам, колдун был старым, морщинистым и все живое, кроме покорных волков. в панике разбегалось от его вида.
Но голос звучал так молодо, так нежно, он не мог принадлежать монстру.
– Он ударился головой, нам нужно отнести его в хижину.
Веки Сехуна словно свинцом налились, и сколько он ни силился, никак не получалось их разлепить. Последнее, что он услышал, перед тем как вновь потерять сознание, начало грустной песни на незнакомом языке.

Второй раз Сехун пришел в себя уже не на холодной земле, а на вполне удобной кровати. Кто-то заботливо подложил под его многострадальную голову подушку и укрыл одеялом, а так же задернул в комнате шторы, чтобы его сон не потревожил солнечный свет. Из-за полумрака Сехун не сразу сообразил, где находится, и подумал, что его нашли люди короля и доставили обратно в замок. Только через пару минут он понял, что в замке никогда не было таких низких кроватей и деревянных стен, украшенных ткаными гобеленами с изображением цветущих садов и диких животных.
Невольно Сехун вспомнил черных волков и передернулся от страха – он знал, их серебряные глаза отныне будут преследовать его в кошмарах.
– О, ты проснулся, – весело сказал уже знакомый голос. – Спорим, ты хочешь есть.
В ответ на эти слова желудок Сехуна радостно заурчал. Есть действительно хотелось немилосердно.
Стараясь не совершать резких движений, Сехун сел на кровати, опираясь на подушку, и наконец-то смог рассмотреть таинственного незнакомца с волшебным голосом.
Незнакомец ничем не напоминал ужасного колдуна из рассказов гонца. Напротив, он был молодым, чуть старше самого Сехуна, с иссиня-черными волосами и белой кожей, напоминавшей цветки ландыша.
– Я приготовил для тебя суп. Мне не сравниться с поварами из замка, но я старался, – незнакомец уселся на кровать рядом с Сехуном и протянул ему круглую чашку, от которой шел восхитительный аромат.
Незнакомец зря наговаривал на себя. Ничего вкуснее в своей жизни Сехун не пробовал, хотя королевские повара славились своим искусством по всей стране.
Хотя, скорее всего, Сехун просто слишком проголодался.
– Благодарю тебя, – сказал он, с сожалением возвращая пустую чашку. – Это был самый великолепный суп в моей жизни.
– Вы мне льстите, Ваше Высочество, – неожиданно слишком вежливо ответил незнакомец, и Сехун поморщился, услышав обращение.
Он вырос в замке, где о его титуле вспоминали только во время скучных церемоний или не менее скучных выговоров за недостойное поведение, поэтому ему не хотелось, чтобы незнакомец так его называл, пусть в его устах даже проклятое “Ваше Высочество” звучало словно музыка.
– Просто Сехун, если можно. А как вас зовут?
– Исин, – ответил незнакомец и улыбнулся. На его щеке появилась такая милая ямочка, что Сехун невольно широко заулыбался в ответ.
Несколько минут они смотрели друг на друга. улыбаясь все шире, пока не начали хохотать.
Сехун сам не знал, почему смеется, но он, несмотря на гудящую голову, чувствовал себя хорошо и спокойно, как никогда дома или в замке, где он провел большую часть жизни. Рядом с постоянно мрачным королем и злой королевой-матерью было не до смеха.
Дверь бесшумно открылась , и в комнату вошел небольшой черный волк, меньше, чем те, в лесу. Сехун мог бы поклясться, что тот неодобрительно посмотрел на царящее веселье и покачал головой.
– Кёнсу, не сердись, – просительным тоном сказал Исин. – Я вовсе не хотел тебя будить.
Волк зарычал и уселся рядом с кроватью, продолжая сердито смотреть них обоих.
Только Сехун перестал трястись от страха, как в открытую дверь буквально влетели два новых волка.
Один из них немедленно вцепился в рукав рубашки Исина и замотал головой, сердито рыча.
– Лу Хань, Лу Хань, прекрати немедленно, опять порве…
Раздался треск рвущейся материи и Исин всплеснул руками.
– Ну сколько можно!
Третий волк в этот момент запрыгнул на кровать, та протестующе заскрипела, но зверь не обратил на это ни малейшего внимания. Он подобрался совсем близко к Сехуну, уставился ему прямо в глаза, а когда тот моргнул, неожиданно лизнул в щеку.
– Фу, Чанёль! Ты его опять пугаешь!
Волк немедленно спрыгнул с кровати и улегся на полу, делая вид, что боится сурового тона Исина. Вот только Сехун ни капли не сомневался, что на самом деле волк довольно смеется. По крайней мере, его рычание звучало как самый настоящий басовитый смех.
– Совершенно невозможные создания, – виновато сказал Исин, обращаясь к Сехуну. – Прости их, они не привыкли, что у нас бывают гости.
Волк по имени Лу Хань выплюнул изо рта кусок материи и громко залаял. Совсем не так как лают собаки – намного страшнее.
– А ты не ревнуй, – Исин потрепал его по голове. – Конечно, ты мой самый лучший друг, никто этого не изменит.
Кёнсу, сидевший рядом с кроватью, страдальчески вздохнул.

Через два дня Исин наконец разрешил Сехуну вставать с постели. Все равно не было никакой разницы – лежит он или бродит по дому, волки не давали ему спокойно поболеть. Вероятно, они настолько обрадовались новой игрушке, что никакими силами их нельзя было отогнать от кровати Сехуна. Чаще всего компанию ему составляли Чанёль и волк по имени Чонин. Точнее, волчонок. По крайней мере, так его называл Исин: “мой волчонок", и Лу Хань всегда начинал злиться, когда слышал эти слова, словно действительно ревновал.
На удивление Сехун быстро научился различать всех волков, потому что похожими они казались только на первый взгляд.
Кёнсу можно было узнать по изящному телосложению, а еще постоянно недовольному виду, который без всякого рычания говорил “все святые на небесах и под землей, почему мне приходится жить с этими идиотами”.
Чанёль узнавался по длинным лапам и густому раскатистому рыку, Чонин по привычке засыпать в неожиданных местах и черной шести, такой черной, что на ее фоне другие волки казались темно-серыми. Бэкхён любил играть, поэтому чаще других приставал к Сехуну с просьбой покидать мячик или побегать с ним наперегонки, а Минсок, наоборот, предпочитал спокойно сидеть в стороне, и еще он часто относил в пасти на место разбросанные вещи. Лу Хань обычно крутился рядом с Исином, когда не гонялся за другими волками, чтобы размять лапы или продемонстрировать, кто тут самый быстрый и сильный. А Тао почему-то выбрал именно Сехуна своим лучшим другом и практически не оставлял его в одиночестве.

Единственным человеком, который появлялся в маленьком доме,затерянном посреди проклятого леса, был крестьянин по имени Чондэ. Точнее, он представился крестьянином, вот только Сехун сразу обратил внимание на изящные белые руки. никогда не знавшие тяжелой работы и на слишком правильную речь, но не стал ни о чем спрашивать.
В конце концов, Исин ему доверял и явно не без оснований.
Чондэ приносил из деревни молоко и свежий хлеб, а еще последние новости и порой книги в черных обложках. Волкам они не нравились, те каждый раз сердито рычали или лаяли, когда Исин доставал очередной безымянный том из плетеной корзинки.
– Тише, тише, это для вашего же блага, – говорил Чондэ, но волков его слова не успокаивали.
Им не нравились книги, им не нравилось, когда Исин запирался в маленькой комнате, а потом выходил еще бледнее обычного, цепляясь пальцами за стену, и целый день отлеживался в кровати.
Сехун уже видел нечто подобное, в замке, где провел большую часть жизни. Королева-мать тоже любила уединяться в библиотеке, а затем проводила остаток недели, не вставая с постели.
Говорили, что черная магия отбирает много сил, но взамен дарит необыкновенное могущество.
Впрочем, Сехун не замечал, чтобы Исин шептался с зеркалом или повелевал волками. Скорее, уж те повелевали Исином.

Время в замке обычно тянулось тягуче и медленно, а в лесном домике неслось со скоростью пущенной стрелы. Сехун сам не заметил, как окончательно поправился, как ранняя осень постепенно перешла в позднюю. Он вставал рано утром, кормил волков, ходил за водой к колодцу, рубил дрова, совершенно позабыв о своем королевском происхождении, иногда помогал Исину приготовить обед, но чаще всего играл с Бэкхёном или Чанёлем в лесу или бегал вокруг домика с Лу Ханем и Тао.
Все это казалось таким простым и правильным, что если бы не визиты Чондэ и магические книги, Сехун бы даже не вспоминал о замке с черным зеркалом на стене и королеве с ледяной улыбкой.
По вечерам они вдвоем усаживались рядом с камином, волки устраивались на полу, и Исин тихо читал одну из своих обычных книг, чаще всего какую-нибудь сказку,или тихо напевал грустные песенки на незнакомом языке. Сехуну хотелось провести остаток жизни вот так – в домике, затерянном посреди леса, вместе с Исином и волками, которые были умнее и понимали гораздо больше, чем обычные люди.
Быть может, если бы кто-то оказался рядом из знакомых, он бы объяснил принцу, почему так часто билось его сердце при взгляде на кожу, белее снега, почему кровь приливала к лицу, когда Сехун невзначай касался волос, чернее ночи.
Но вокруг не было ни людей, ни романов в бархатных переплетах, а волки не могли рассказать про любовь.
Часы на стене бесстрастно отстукивали минуты, осень плавно превращалась в зиму.

– Быть может, ты хочешь вернуться домой? – в один из вечеров у камина осторожно спросил Исин.
Сехун сразу представил тронный зал, залитый лучами закатного солнца, черное зеркало и искаженное в бессильной злобе лицо королевы. Он невольно вздрогнул и поежился, несмотря на то что в домике было тепло. При слове “дом” ему даже в голову не пришло подумать о месте, где он родился, он забыл его много лет назад и предпочел бы не вспоминать. Сехун надеялся, что Исин не вспомнит о том, как волки бесцеремонно прервали его путь, он радовался выпавшей удаче – остаться там, где ему действительно нравилось. Мать и отец давным-давно превратились для него в пустые, ничего не значащие слова, и он не думал, что должен им хоть что-то. Он не собирался становиться королем страны, которую он покинул ребенком. Видимо, печальные раздумья отразились на его лице, потому что Тао завилял хвостом и ткнулся мокрым носом в колено Сехуна, пытаясь успокоить.
– Ты прогоняешь меня?
Рано или поздно все пытались избавиться от Сехуна. Наверное, это было его персональное проклятие – везде оказываться лишним.
– Что ты, – Исин погладил кончиками пальцев плечо Сехуна, – ты можешь жить здесь сколько захочешь. Я всего лишь волнуюсь о твоей семье.
– Моей семье...
Он не договорил фразу. Он давно не верил, что у него осталась семья. Для принцев это была непозволительная роскошь.
Исин сжал руки и посмотрел на огонь. Даже в теплом свете камина его кожа казалась фарфоровой, словно ее никогда не касались солнечные лучи, словно ее не согревали ласковые прикосновения. Волки тихо встали и гуськом вышли из комнаты, стараясь не стучать когтями.
Сехун растерянно посмотрел им вслед. Он понятия не имел,что происходит.Скорее всего, он опять сказал что-то не то, обидел волков, обидел Исина, пожалуй, лучше ему было действительно вернуться в свое королевство, а еще лучше никогда не появляться на свет – мысли метались в голове вспугнутыми воробьями.
Сехун уставился на пол, изучая каждую трещинку на досках, каждый витой узор на тканых половичках. Наверное, он бы так сидел и смотрел, пока бы не превратился в памятник самому себе, если бы теплые алые губы Исина робко не коснулись его скулы, а затем рта.
Это был не первый поцелуй в жизни Сехуна, в замке жило много служанок, готовых подарить свою заботу юному принцу, но никогда в его ушах настолько громко не стучала кровь и не тряслись руки. когда он потянулся к пуговицам на рубашке Исина.
Зачем вообще на рубашках придумали проклятые пуговицы?

С каждым днем на улице становилось все холоднее и все меньше хотелось выходить на морозный воздух из теплого дома. Кажется, только волки чувствовали себя зимой совершенно счастливыми и радовались выпавшему снегу.
Если бы Сехун мог, он бы вообще не вылезал из постели и Исина бы оттуда не выпускал, но, к сожалению, дрова сами собой не рубились и в камин не укладывались, да и еда не возникала из воздуха.
Кроме того, волкам было скучно бегать по лесу в одиночестве. Наверное, они получали извращенное удовольствие, наблюдая за взмокшим, задыхающимся Сехуном, поэтому постоянно хватали его зубами за одежду и тянули за собой.
– Да побегай ты с ними, – говорил Исин, в очередной раз отпихивая Лу Ханя или Бэкхёна, требовавших внимания и заботы. – Они меня скоро с ума сведут.
В такие моменты Сехуну хотелось спросить, как тут раньше обходились без него, но он покорно одевался и выходил погулять с волками. Ему не нравилось чувствовать себя бесполезным нахлебником.

Недели за две перед Рождеством волки убежали особенно далеко. Обычно флегматичному Чонину не сиделось на месте – сначала он бегал и задирал Лу Ханя, потом переключился на Кёнсу, затем на Тао, и Сехун сам не заметил, как они все оказались в незнакомой части леса.
– Ну и кто вы после этого? – обессилено спросил он, опускаясь в снег, потому что идти, а тем более бежать, он уже не мог.
Тао и Кёнсу, виновато переглядываясь, тут же улеглись рядом. Другие волки не обратили внимания и продолжили весело резвиться на поляне. В лесу начали начали сгущаться ранние зимние сумерки.
– Все, пойдем обратно, – наконец сказал Сехун, с трудом встав на ноги.
Лу Хань с Чанёлем протестующе залаяли, но стремительно темнеющее небо быстро заставило их прийти в себя. Даже волкам совершенно не хотелось ночевать в лесу.

До дома они добрались совсем поздно, наверное, далеко за полночь. Если бы не волки, Сехун сразу бы заблудился, но те уверенно шагали впереди, то и дело оглядываясь и проверяя, не отстал ли он от них.
В конце дороги он мог только механически переставлять ноги, стараясь попадать в цепочку следов перед ним, и больше всего на свете мечтал оказаться в уютной кровать, укутаться в одеяло и спать, спать, спать дней пять, а лучше десять.
Он настолько погрузился в свои мысли, что наткнулся на резко остановившегося Тао, котырый смотрел на темные окна домика, вывалив язык и часто дыша. Остальные волки тоже замерли, словно не могли поверить, что их никто не ждет, а потом дружно сорвались с места и бросились вперед.
Через минуту над лесом раздался протяжный заунывный вой на семь голосов.
Сехун почувствовал, как сердце у него упало куда-то в пятки, а на спине выступили капли ледяного пота. От дурного предчувствия потемнело в глазах.
Пушистый снег мешал бежать, и в какой-то момент Сехун рухнул на колени и пополз, потому что так было быстрее. Он не ощущал холода, не ощущал, как раздирает ладони, как кусает губы. Он полз и полз, пока не добрался до резного крыльца.
Рядом с ним, широко раскинув руки, лежал Исин и смотрел в ночное небо остановшимся вглядом. Из приоткрытого рта стекала тоненькая струйка крови, казавшаяся в темноте черной, словно рама зеркала в замке.
Вокруг него метались волки, тыкались носами, тормошили лапами и выли, выли, так горько и безнадежно, что Сехун заскулил вместе с ними.
В сказках поцелуй прекрасного принца оживлял принцесс. Но то ли Сехун был недосточно принцем, то ли Исин принцессой, то ли сказки беззастенчиво лгали, но сколько он ни целовал холодные губы, Исин так и не открыл глаза.
Только когда небо окрасилось первыми рассветными лучами, Сехун встал с окровавленного снега и, бережно прижимая к себе окоченевшее тело, зашел в дом. Волки остались на улице, охрипшими голосами выводя свою погребальную песню.

Никогда до этого Сехун не видел смерть вблизи. Королева-мать даже намеков не выносила, поэтому погребальные церемонии проводили подальше от замка.
Наверное, он бы так и сидел над телом Исина, пока не рухнул от изнеможения, если бы не Чондэ. Скорее всего, тот услышал вой или кто-то из волков сбегал в деревню, Сехуна это мало тревожило.
– Она до него все же добралась, старая ведьма, – первым делом сказал Чондэ, заходя в дом.
Сехун безразлично посмотрел на него, не понимая смысла слов. Ведьма, старая, добралась – все сейчас для него звучало, словно шелест листьев или шум дождя.
Чондэ осторожно разжал пальцы Сехуна, сжимавшие ладонь Исина, обнял за плечи и практически потащил к второй кровати. У него не было сил сопротивляться.
Несколько дней Сехун провел в бреду на грани жизни и смерти. Он метался в лихорадке, звал Исина, заходился от кашля и рыданий. Чондэ оставался рядом с ним, отпаивал его какими-то вонючими настоями из трав, переодевал из пропитанной потом одежды в сухую, напевал успокаивающие песенки или просто гладил по волосам. Волки так ни разу и не зашли в дом, несмотря на холод и пронзительный ветер.

Через неделю Сехун достаточно окреп, чтобы вставать с кровати без помощи Чондэ. Его все еще немного шатало, и он продолжал кашлять, но он хотя бы мог дойти до ванной и кухни, чтобы приготовить себе еду. Каждый раз, проходя мимо спальной Исина, он крепко зажмуривался, будто даже сквозь закрытую дверь мог рассмотреть безжизненное тело.
Удивительно, но в доме не пахло разложением, лишь цветами и немного воском.
– Нам надо его похоронить, – пробормотал Чондэ в один из вечеров, поправляя одеяло Сехуну. – Он не может лежать здесь просто так.
Сехун хотел было запротестовать, даже рот открыл, но потом только кивнул. Он знал, что Чондэ прав.

Они отнесли Исина к горе, находившейся в трех часах ходьбы от дома, и положили в небольшой пещере у подножья.
– Все равно промерзлую землю мы раскопать не сможем, – пояснил свой выбор Чондэ.
Сехун ничего не ответил, ему было все равно. Вряд ли после смерти людей волновало, упокоятся ли они в большой могиле или маленькой пещере. Волки сопровождали их туда и обратно в тягостном молчании, и эта тишина оказалась еще хуже надрывного воя.
Тихо они сидели вокруг, когда Сехун и Чондэ заваливали камнями вход в пещеру, тихо шли вслед за ними домой и точно так же тихо впервые несколько дней вошли в гостиную.
Сехун даже забыл, что они рядом, пока Тао не положил ему на ступни тяжелую голову. Вокруг его мерцающих серебром глаз замерзли слезы, не таявшие даже возле теплого камина.

В тот вечер Чондэ рассказал ему про королеву-мать, которая так мечтала править, что не пожалела ребенка и велела отвести его в лес и убить. Вот в одном она просчиталась – охотник оказался не настолько безжалостным и его рука не поднялась на маленького принца, он всего лишь оставил его одного среди сугробов, в надежде, что мороз сделает все за него.
Но зима была добрее людей. Она попросила весну забрать к себе мальчика, пообещав взамен неслыханное – уступить той целый месяц.
Принц вырос на поляне, где всегда стояло майское тепло и росла самая вкусная, самая волшебная клубника на свете.
От зимы досталась Исину кожа белее снега, от весны губы алые, как клубника в лесу, от ночи, баюкавшей малыша, черные волосы. Все, как хотела его мама.
Сехун невольно улыбался, слушая эту историю. Она была такой неправдоподобной, такой сказочной, будто была написана сотни лет назад и пылилась под пыльным переплетом в одной из книг королевской библиотеки. Скорее всего, Исина подобрали в лесу какие-нибудь крестьяне, а потом придумали сказку, чтобы спастись от гнева королевы. Разве могли зима, весна и ночь позаботиться о человеческом ребенке?
А Чондэ продолжал рассказывать.Про придворных, посмевших восстать против убийства предыдущей королевы и пригрозивших королю отлучением от трона. Всего восемь их было, герцогов и князей, могущественных и знатных. Но все их могущество оказалось бессильно, когда однажды утром они вместо своих детей нашли в кроватях семерых волчат. Лишь одна семья избежала несчастья, потому что мудрая бабушка успела отослать маленького внука к сестре в деревню и та оградила ребенка от проклятия ведьмы.
– Я и есть этот ребенок, – сообщил Чондэ, – а эти волки мои друзья, которые были когда-то обычными детьми.
Сехун почесал Тао за ушами, потому что тот не выдержал и заскулил, когда услышал слова Чондэ.
“Их превратили в животных, но они гораздо больше люди, чем те, кто живут в замках”. Быть может, не все в истории Чондэ было небылицей, видел же Сехун, как говорила с зеркалом сумасшедшая ведьма, сумевшая добраться до трона. Королева-мать ради своей короны могла пойти на многое, почему же не убить принца во второй раз, если первый не удался.

Еще через пару дней Сехун отправился в замок. На память из дома Исина он взял книгу сказок, которую ту любил читать возле камина, и кинжал в изящных ножнах.
Чондэ вернулся в деревню накануне, поэтому до границы леса его провожали только волки.
Чанёль, Бэкхён и Тао явно пытались его отговорить – хватали за одежду, скулили, пару раз роняли в снег, Чанёль однажды зарычал, притворяясь суровым волком. На мордах Кёнсу и Минсока легко читалось осуждение. Они бы предпочли, чтобы Сехун остался вместе с ними в домике, а не возвращался непонятно куда. Только Лу Хань и Чонин, кажется, его одобряли – по крайней мере, не путались под ногами и не смотрели с выражением “куда ты идешь, глупый мальчишка?”
Без лошади и по рыхлому снегу добираться пришлось долго, так что на опушку, откуда виднелись башни замка, они вышли только поздно вечером. На небе светила полная луна, мороз пощипывал щеки, все вокруг казалось знакомым и таким родным, поэтому на пару минут Сехун позабыл, зачем он вообще решил вернуться.
Если бы не волки, решившие трогательно попрощаться, блаженное забытье продлилось бы немного дольше. Но в тот момент, когда Чанёль с энтузиазмом вылизывал его щеки, Сехун вспоминал, как они встретились в первый раз. Тогда все было намного проще, жаль, нельзя вернуться в прошлое, в теплый летний день, в объятия Исина.

Луну затянули тучи, волки наконец развернулись и побрели обратно, то и дело оглядываясь, словно надеялись, что он все же передумает. Сехун стоял и смотрел им вслед, пока они окончательно не растворились во тьме леса – еще не совсем звери, уже не совсем люди, у которых больше не осталось надежды вернуть себе данный от рождения облик. Он не мог им помочь, у него не было дара магии, но он надеялся, что сумеет отомстить. Сехун сжал витую рукоятку кинжала и торопливо зашагал к замку.
Он замерз и проголодался.

– Ваше Высочество, вы вернулись? Откуда? Что случилось? – первым делом к нему бросились многочисленные служанки.
Они обнимали и тормошили его, приглаживали отросшие волосы и тут же вновь взлохмачивали, а он даже не мог улыбнуться им в ответ. Сехун чувствовал себя так, словно оказался под слоем льда, куда не доносились звуки голосов, где его не могло согреть все тепло замка.
– Эй, курицы, потише. Не видите, что мальчишка еле на ногах стоит. Сначала накормите, напоите, а потом глупые вопросы задавайте, – загремел охотник, распихивая толпу служанок.
Он обнял Сехуна за плечи и повел в сторону кухни, и никогда в жизни Сехун не был так благодарен этому хромому старику, пусть тот и бросил много лет назад маленького Исина в лесу.

Замок быстро проснулся: не только служанки и охрана, но и придворные спускались вниз, чтобы посмотреть на блудного принца. Даже сам король, обычно не появлявшийся на кухне, пришел на шум.
Сехун ожидал расспросов, требований немедленно вернуться, чего угодно, только не того, что король молча его обнимет, а потом глухо скажет: “Оставайся хотя бы на бал”.
Его вполне устраивало это предложение, хотя он не собирался задерживаться в замке.
К несчастью, наутро выяснилось, что королева-мать вновь больна и уже почти две недели не покидает спальную и никого не принимает. Видимо, смерть Исина нелегко ей далась, и ведьма теперь зализывала раны.

Сехун неприкаянной тенью бродил по замку, наблюдая за торопливыми приготовлениями к празднику, и злился. Он не хотел танцевать на балу, не хотел притворяться, что все хорошо, фальшиво улыбаться и целовать руки придворным дамам, но судьба не оставила ему иного выбора.
Он должен был увидеть королеву.
Большую часть времени Сехун проводил в своей комнате, бездумно перебирая старые игрушки и книги, чтобы отвлечься от воспоминаний о домике в лесу, о волках с серебряными глазами, о волосах чернее ночи и губах краснее крови, а главное о пещере, занесенной снегом. Если бы не ненависть, он бы не знал, как заставить себя встать с постели, но королева пока оставалась в своих покоях, а значит ему тоже приходилось оставаться в замке и делать вид, что ничего не произошло, он всего лишь соскучился по месту, где вырос.
Пару раз Сехун заходил в тронный зал и всматривался в зеркало, но оно ничего не показывало ему, кроме юноши с растрепанными волосами и скорбной морщиной на лбу.
А от собственного отражения он, кажется, устал еще в прошлой жизни.

Рождественский бал наступил слишком быстро, Сехун опомниться не успел. С утра он вслушивался в радостный гул внизу, наблюдал в окно за прибывающими каретами и счастливыми придворными, но даже не думал одеваться в приготовленный для него парадный камзол. В глубине души он надеялся, что у него получится избежать необходимости веселиться со всеми.
Еще год назад он бы крутился среди шумной толпы, флиртовал направо и налево, попутно таская еду с кухни, а сейчас Сехун в пятый раз повязывал на шее белоснежный бант, лишь бы найти повод не выходить из комнаты.
– Ваше Высочество, все ожидают только вас, – в дверь робко постучали.
Сехун недовольно поморщился, но расправил плечи и вышел в коридор уже с улыбкой на губах. Кинжал с витой рукояткой, спрятанный в ножны под камзолом, неприятно оттягивал пояс.

– Какое счастье, что вы не покинули нас, – сказала графиня Ким, стоило Сехуну появиться в тронном зале. Ее средняя дочь, чье имя он позабыл, присела в глубоком поклоне и украдкой ему подмигнула. Темные волосы дочери почему-то напомнили Сехуну о шерсти Чонина.
Впрочем, все на балу ему о ком-то напоминало: то глубокий смех виконтессы Пак Юра, то кошачьи глаза юной баронессы Ким Минсо.
Еще немного, и Сехун бы не выдержал – плюнул на все правила приличия и сбежал бы с бала, потому что пытка праздником казалась невыносимой.
Он даже начал пробираться к выходу, когда толпа придворных заколыхалась и пронеслось тихое: “идет, идет”.
Королева-мать, расточая улыбки и шелестя подолом изукрашенного жемчугом и золотом платья, торжественно вошла в зал и прошествовала к своему трону. Выглядела она слегка постаревшей и увядшей, но все равно слишком молодой, слишком прекрасной для своих лет.
Сехун почувствовал, как в горле у него появился и стремительно начал расти горький ком, а глаза застила темная пелена. Он рванулся к королеве, одновременно доставая кинжал. Единственное, чего он хотел, это проверить – действительно ли у нее такая черная кровь, как рассказывали.
Ни одна ведьма не могла устоять против обычного железа.

Быть может, если бы Сехун оказался хитрее, если бы сумел сдержаться и незаметно подобраться к королеве, у него бы получилось. Но он позволил ненависти управлять собой, обратил на себя внимание, а ведьма жила слишком давно и слишком долго, чтобы не замечать даже глупых щенков. Порой из щенков вырастали злые псы, способные больно искусать.
Она засмеялась и взмахнула рукой, одновременно шепча заклинания. Тонкие лучи света сорвались с ее пальцев, спутали Сехуна по рукам и ногам, вынудив рухнуть на колени.
– Увести его, – утомленно пробормотала королева и опустилась на трон. – После праздника разберемся, что на него нашло.
Король промолчал, он слишком хорошо знал свою жену, придворные громко ахнули в один, но они тоже бы не осмелились возразить королеве. Многие из них заплатили дорогую цену за подобные ошибки в прошлом.
Стражники заставили Сехуна встать и грубо потащили к выходу. Он позволил им забрать у себя оружие, позволил скрутить руки за спиной и, ступая как сомнамбула, последовал за начальником стражи. Он понимал, что совершил ошибку и проиграл, что оказался слишком самонадеянным и одновременно наивным и следующего шанса у него не будет. Исин и волки так и останутся неотомщенными, раз уж он, принц Сехун, родился дураком и, вероятно, очень скоро дураком умрет, потому что королева-мать не умела прощать.
Зачем-то он посмотрел на огромные часы на стене, висевшие напротив зеркала, и подумал, что до полуночи осталось всего пять минут. Видимо, очередное Рождество ему предстояло встретить на пути в тюрьму.

А затем двери тронного зала широко распахнулись, словно их толкнул невидимый великан. Второй раз за вечер толпа придворных громко ахнула и застыла в тягостном молчании.

Медленно, невыносимо медленно, и еще более торжественно, чем королева в зал вошел человек в синем плаще и волосы у неожиданного гостя были чернее ночи, кожа белее снега, а губы краснее крови. По пятам за ним следовали семь огромных черных волков, чьи глаза сверкали серебром и лунным светом.
Придворные расступались перед ним, как речные волны, а стражники застыли не в состоянии двинуться с места.
Королева вскочила с трона и вытянула вперед руки, громко выкрикивая заклинания, но в них больше не осталось силы, и звучали они не страшнее криков чаек на берегу.
– Здравствуй, отец, – сказал принц Исин (потому что это был именно он) и учтиво поклонился. – И ты здравствуй, матушка. Спасибо за недавнюю встречу и твой подарок. Я подумал, что должен вернуть его тебе.
На пол упал полупустой флакон с ядом и зашипел, испаряясь от света.
– Я убила тебя, – прошептала королева-мать,закрывая ладонями вмиг постаревшее лицо. – Я убила тебя, возвращайся в преисподнюю, откуда ты выполз.
– Дорогая, – сказал король, – дорогая, как ты могла?
И тут часы на стене пробили полночь.

Принц Исин заговорил, и зеркало на стене пошло трещинами,затем от него начали отваливаться куски, и с каждым словом, с каждым ударом часов королева-ведьма становилась все старше, все уродливее. Когда он замолчал, то от королевы осталось лишь платье, расшитое золотом и жемчугом, да корона с бриллиантами, а вместо волков в зале стояло семь юношей, растерянно оглядываясь по сторонам. Звериный облик растаял вместе с заклинанием ведьмы.

– Чонин! – пронзительно закричала герцогиня Ким и бросилась к своему давно потерянному сыну.
Через несколько секунд тронный зал напоминал бурливший котел. Придворные, потерявшие своих детей, братьев, племянников из-за ведьмы смеялись и плакали от счастья, обнимали бывших волчат, а те не знали, куда деваться и только иногда жалобно скулили, еще не привыкнув к словам.

Исин устало сполз на пол, по его виску стекала струйка крови, а плечи тряслись от сдерживаемых рыданий. Сехун наконец заставил растерянных стражников снять с запястий веревки и подбежал к нему.
– Ты жив, – бормотал он, обнимая его. – Тыживтыживтыжив.
Сехун не смог замолчать, даже когда Исин попытался заглушить отчаянный шепот поцелуями.
Волшебное зеркало хрустело под ногами придворных, часы навсегда замерли на полуночи.

Во многих сказках после победы над ведьмой герои живут долго и счастливо, но тому, кто побывал в мире мертвых, никогда не будет места среди живых. Принц Исин исчез на заре вместе с осколками зеркала, а вслед за ним пропал принц Сехун, лавочник из соседней деревни по имени Чондэ и бывшие волки.
Король и их родители были безутешны.

Говорят, в стране, которой нет на карте, потому-то смерть не знает туда путь, с недавних пор появился новый принц. Волосы у него чернее ночи, кожа белее снега, а рядом с ним всегда его прекрасный возлюбленный и восемь верных друзей. Вместе с теми, кто пришел туда раньше, чьи имена Ифань и Чунмён сохранил разве что ветер в подлунном мире, они всегда помочь заблудившимся путникам. Впрочем, это совсем другая история, но если однажды ты встретишься с волшебством, то найдешь их за седьмым поворотом налево от дерева на развилке.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG-13

---

Билет №194

[KPF]

Название: «Профессия: лжец»
Пейринг/персонажи: Кюхён/Ынхёк, etc.
Группа: Super Junior
Жанр: слэш (яой), драма, AU, ER (Established Relationship)
Рейтинг: PG
Количество слов: ~3,500
Предупреждения: без беты

Замочек щёлкнул и был закрыт поворотом ключа, который она бережно положила во внутренний карман своей сумочки. Этот замок был небольшой и голубой, словно безоблачное летнее небо в знойный день, слова, написанные на нём чёрным маркером, казалось, въелись не только в голубую краску, а и намертво отпечатались на роговице Кюхёна. О некоторых вещах предпочитаешь не знать, но если вдруг узнал, то ничего с этим уже сделать нельзя.
— Эй! Я же просила не подглядывать! — девушка поджала губы и с укором посмотрела на своего спутника; от волнения её голос дрожал, а китайский акцент стал ещё заметней.
На щеках появился румянец, и даже уши вспыхнули пунцовым — девушка и злилась, и была смущена тем, что Кюхён прочитал желание, выведенное на замке аккуратным девичьим почерком. К ним подошла группа туристов, шумно болтающих на языке, который Кюхён не смог идентифицировать, и возле замочка Ся появилось несколько новых.
— Клянусь, я ничего не видел, — Кюхён выставил перед собой ладони, показывая девушке, что честен с ней. — Я только-только подошёл, — он шагнул к Ся и обнял её за плечи. — Может, давай поднимемся на самый верх, что скажешь?
— Давай, — она сменила гнев на милость, и её губы сложились в прелестную застенчивую улыбку.
Они неспешно пошли туда, где уже собралась небольшая очередь из желающих подняться на верхушку башни Намсан, и в цокоте невысоких каблуков Ся Кюхёну чудилась безысходность. Он на мгновение обернулся, чтобы посмотреть на дерево замков, среди которых теперь висел замочек девушки, и устало вздохнул.
«Я хочу возвратиться сюда снова».

Из-за автомобильной аварии, ставшей следствием огромнейшей пробки, Кюхён вернулся домой поздно. В квартире было темно, лишь блики света работающего в гостиной телевизора танцевали на стене и полу коридора, вырвавшись в дверной проём — дверь в гостиную никогда не закрывалась. Футбольный комментатор сокрушался о несправедливости рефери, в то время как Кюхён снял ботинки и поставил их на полку рядом кедами большего размера. Парень чувствовал себя разбитым, не поддающимся реконструкции, ему казалось, что какая-то часть его откололась ещё на Намсан Таво и слетела вниз, исчезнув вместе с большинством ключей от этих чёртовых замков, из-за которых до сих пор рябило в глазах. Кюхёну стоило принять душ, но ноги понесли его в гостиную. Он молча плюхнулся на диван возле Хёкдже, но тот не обратил на него никакого внимания, наблюдая за игрой. Парни некоторое время просидели в молчании, глядя на экран; Хёкдже ждал, а Кюхён не считал нужным что-либо говорить.
Хоть Кюхён и поужинал кровяными колбасками, когда они с Ся гуляли вечерним Сеулом, но всё же потянулся к тарелке с куриными крылышками, что стояла перед Хёкдже. Последний словно очнулся ото сна и отпил глоток безалкогольного пива из жестяной банки, успевшей нагреться в его руках. Теперь у пива не было вкуса, Хёкдже скривился, борясь с желанием выплюнуть напиток обратно в банку.
— От тебя пахнет женскими духами, — сказал он, не сводя взгляда с экрана на Кюхёна.
Пережевывая мясо, тот оттянул ворот кофты рукой, которую не успел испачкать жиром, и недоверчиво понюхал ткань. Всё же Хёкдже был прав, она пахла парфюмом Ся. Перед глазами Кюхёна всё ещё стояла картина, где Ся плакала, прижимаясь к его груди. «Не плачь, а то не увидишь окружающей нас красоты», — сказал он ей тогда, взяв лицо девушки в ладони и вытерев её слёзы большими пальцами. Они долго стояли на смотровой площадке, Кюхён обнимал Ся со спины, и город, разлегшийся у них под ногами, казался ему фальшивым и отвратительным, таким же, каким был и он сам.
— Да нет, нет никакого запаха, — спокойно произнёс он, возвратив недоеденное крылышко обратно в тарелку.
Хёкдже выключил телевизор и принялся убирать со стола.
— Ты приходишь поздно, — он смёл салфеткой крошки панировки, — не предупредив, что задержишься, и от тебя пахнет женскими духами. Что мне думать?
— Твоя ревность беспочвенна, Хёкки, — Кюхён взял пустые банки, желая помочь Хёкдже с уборкой. — Я…
— Был на работе, и бла-бла-бла, — продолжил за него парень, разворачиваясь, чтобы отнести всё в кухню. — Знаешь, мне эти разговоры о работе уже надоели.
Они зашли на кухню. Кюхён поставил банки на стол и нагнулся, чтобы достать из нижнего шкафчика новый мусорный пакет для них. Пока он был занят банками, Хёкдже выбросил косточки в мусорную корзину, а оставшиеся крылышки переложил в другую тарелку и обтянул её пищевой плёнкой. Когда он поставил крылышки в холодильник, а грязную тарелку в мойку и принялся мыть руки, Кюхён обнял его за талию со спины, наклонившись и положив подбородок ему на плечо.
— В последнее время ты ворчишь, как старикашка, но я всё равно тебя люблю.
Хёкдже развернулся в его объятиях, и когда Кюхён приблизился, собираясь поцеловать, прижал к лицу парня мокрую ладонь.
— Сегодня никакого «прости меня» секса не будет, — серьёзно произнёс он. — Иди в душ, кофту закинь в машинку, и спишь сегодня на диване.
Кюхён разжал объятия, выпустив из них Хёкдже, и вытер лицо рукавом. Они встречались уже неполных четыре года, два из которых жили вместе, и только сейчас Хёкдже стал ревновать Кюхёна к его работе.
Встав под душ, Кюхён почему-то вспомнил о Ся. Ему стало тошно от самого себя, и он принялся оттирать своё тело мочалкой, желая быстрее стереть запах девушки, заменив его искусственным ароматом морской свежести.

Они встретились в кофейне, что находилась неподалеку клиники. Когда Кюхён забежал туда перед началом рабочего дня, то сразу был замечен Сонмином, который тут же ему помахал, приветствуя и приглашая присоединиться. Хичоль, сидевший спиной ко входу, обернулся, чтобы посмотреть, кого зазывал к ним за столик Сонмин. Парень кивнул ему, здороваясь, и снова обернулся к Сонмину, что-то ему сказав.
— Выглядишь дерьмово, — заметил Хичоль, когда Кюхён подсел к ним, после того, как сделал заказ.
— Мог бы и соврать, — покосился на него парень; Сонмин спрятал улыбку в кулаке, слушая их разговор.
— Лгать — твоя работа, моя же — говорить правду.
Кюхён посмотрел на циферблат своих наручных часов:
— До начала рабочего дня ещё двадцать минут. Тебе, что, доплачивают за переработку?
— Хёкдже снова закатил сцену ревности? — поинтересовался Сонмин, вклиниваясь в разговор, пока парни не доболтались до скандала.
— Ага, — Кюхён запустил пальцы в волосы и склонил голову, поставив локти на стол. — Выгнал меня спать на диван.
— А я бы на его месте выгнал тебя из дому, — фыркнул Хичоль. — И без разницы, что квартира записана на тебя.
— С таким настроем ты останешься одиноким ещё на сто лет, — съязвил Кюхён, с удовольствием отмечая, как Хичоль поменялся в лице; он задел две запрещенные темы в разговоре со старшим — его личную жизнь и возраст.
— Пожалуй, я уже пойду, — Хичоль отставил недопитый кофе и поднялся. — Приведу бумаги в порядок.
— Ну вот, он обиделся, — вздохнул Сонмин, глядя вслед уходящему парню.
Кюхён промолчал. Ему принесли его кофе и сахар в стиках; люди в кофейне болтали, говорили по телефону, наслаждались кофе и выпечкой, а Кюхён смотрел, гадая, есть ли среди них те, чьи имена он увидит в бумагах, которые принесёт ему Сонмин сегодняшним или каким-нибудь другим утром. Минутная стрелка на часах Кюхёна медленно ползла к двенадцати, а едва различимое тиканье секундной казалось звуком, вместе с которым безвозвратно взрывалось время — захочешь повернуть вспять, а нет его. Иногда парень хотел вернуться в тот день, когда заключил контракт с клиникой, и не ставить подпись на бумагах, чтобы Хёкдже не ревновал его в будущем. Но не согласись Кюхён на эту работу — смог бы он обеспечить их с Хёкдже жильём? Нет.

В психиатрической клинике пахло медикаментами и дезинфицирующим средством, туда-сюда в белой и синей униформе сновали врачи и обслуживающий персонал. Кюхён сидел в своём небольшом пыльном кабинете, сортируя принесённые из архива бумаги. Было далеко за полдень, поэтому он не ждал появления Сонмина. И когда парень появился у него на пороге, Кюхён не мог скрыть удивления.
— Что на этот раз? — он принял из рук Сонмина лист А4, вскинув бровь.
— Пациент, который проходил терапию у Хичоля, — Сонмин присел в кресло напротив Кюхёна, их разделял только стол. — Правда, которую хён вылил на него, словно ушат с холодной водой, не возымела должного эффекта.
— Не думаю, что после приёма у Хичоля моя ложь сможет помочь, — хмыкнул Кюхён, пробегая глазами по анкете своего потенциального пациента.
— Некоторые люди предпочитают, чтобы им соврали, — сдвинул плечами Сонмин. — А если это поможет вернуть им душевное равновесие или хотя бы послужит стартовой площадкой для выздоровления, то почему бы и нет?
Наверное, эта фраза была единственным, что заставляло Кюхёна чувствовать себя менее гадко после встреч с пациентами. Ложь во благо.

Вернувшись домой, вымотанный очередной ложью Кюхён собрал остатки сил и сразу же отправился в душ, словно боялся, что оной будет нести от него за версту. Он хотел уберечь Хёкдже, самого дорого ему человека, от своей лжи, словно ложь была штампом новых опасных бактерий. Но тот всё равно с каждым днём верил ему всё меньше и меньше, как бы Кюхён не убеждал его в обратном.
Хёкдже заворочался, когда матрац возле него прогнулся под весом чужого тела, и неразборчиво что-то пробормотал, хмурясь во сне. Кюхён плотнее придвинулся к парню, обнимая его за талию, и под мерное сопение Хёкдже мгновенно провалился в сон.

На стол с глухим стуком приземлилась железная коробка с обедом, завёрнутая в большой пастельно-розовый платок. Кюхён недоумённо посмотрел на неё, затем поднял глаза на девушку, принёсшую еду. Было в той что-то знакомое, но парень не мог вспомнить, где и когда мог её видеть. Казалось, он знал её давно, но что-то в мимике и жестах делало девушку совершенно другой, отличающейся от человека, с которым он был знаком.
— Простите… — начал Кюхён, не зная, как обратиться к своей гостье и не представляя, что ей сказать.
Звук его голоса будто послужил особым спусковым механизмом, потому что после него, слова полились из девушки потоком. Благодарность в них плескалась и поблескивала мелкими рыбёшками; поймать смысл было трудно, но Кюхён отчасти понял, выловил в этом словесном потоке самые важные слова и фразы, чтобы воссоздать картину происходящего.
Это была малышка Суён. Девочка с запущенным комплексом неполноценности, которой Кюхён врал в течение трёх месяцев. С их последней встречи прошло больше, чем полгода, и до сегодняшнего дня он не получал от неё никаких известий. Но, если честно, его это радовало. Общение с Суён было не из лёгких, он понял это ещё тогда, когда увидел её впервые — бледную и хрупкую, практически прозрачную, сливающуюся с белыми больничными простынями. Он врал ей взахлёб, не ставя границ своей лжи, словно количество тех утверждений, в которые ни на грамм не верил даже сам, могли помочь поскорее прекратить их встречи. Поначалу Суён смотрела на него, словно на умалишенного, но через несколько недель поддалась — Кюхён слишком много врал, чтобы это выглядело неестественно в глазах окружающих. Он и сам не заметил, когда ложь стала для него такой обыденной.
— Я принесла вам покушать, Кюхён-оппа, — широко улыбнулась девушка; в её глазах, в её улыбке, в каждом её движении чувствовалась жизнь, такая концентрированная, что краски вокруг становились ярче, эмоции полнее. — Это меньшее, что я могу для вас сделать сейчас.
— Су… Кхм. Суён, — слова застряли в горле Кюхёна, словно то кто-то сжал; он прокашлялся. — Очень рад тебя видеть, — очередная ложь, приправленная фальшивой улыбкой; Кюхён казался себя обесцвеченным на фоне этого сияющего подростка.
— Я пришла поблагодарить вас, что помогли мне выкарабкаться из той ямы, в которую я попала, — губы Суён задрожали от воспоминаний, но она быстро взяла себя в руки. — Вы были единственным, кто поверил в меня, — её голос надломился, и девочка неловко засмеялась. — Мне до сих пор тяжело вспоминать то временя, но понимание, что вы всегда были рядом смягчает это.
— У меня теперь всё хорошо. Теперь я беру уроки танцев, как и мечтала, — вела она дальше, потому что Кюхён не проронил ни слова, глядя на неё снизу вверх. — Я часто вспоминаю ваши подбадривающие слова, и на душе у меня становится так тепло, что хочется делиться этим с окружающими.
— Я рад за тебя. Молодец, Суёна, — Кюхён взял коробочку с едой и переставил её поближе к себе, в надежде, что девушка поскорее уйдёт, поняв, что её благодарность принята. — Спасибо тебе.
— Это вам спасибо! — Суён улыбнулась и быстро склонилась, потянувшись к Кюхёну через стол.
Мягкие губы коснулись щеки парня, невесомое прикосновение, похожее на случайное касание крылышка бабочки. Кюхён был готов поклясться, что видел пыльцу, рассыпавшуюся в воздухе, когда девушка отстранилась. Но, возможно, это была обычная пыль, которой внезапность момента придала волшебный тон. Кюхён невпопад вспомнил время, когда за ним ухаживал Хёкдже. Тогда всё было так же странно, и реальность виделась сквозь дымку волшебства из-за кажущейся неправильности зарождающихся чувств. Но Суён — не Хёкдже. Просто она застала его врасплох, окатила своей благодарностью с ног до головы, и Кюхён не знал, злиться ему на девушку или проигнорировать этот её детский порыв.
— Приятного аппетита, Кюхён-оппа, — пропела Суён, развернувшись уходить.
Улыбка девушки на мгновение угасла, когда она увидела внимательно смотревшего на неё незнакомого худощавого мужчину в дверном проёме. Смущение вспыхнуло на лице Суён и она быстро выскочила за дверь, минуя незнакомца и прошептав: «Извините, пожалуйста». Кюхён широко распахнутыми глазами смотрел на Хёкдже, проводившего холодным взглядом Суён. За болтовнёй девушки он не заметил, когда к нему пришли.
— Будет смешно, — задумчиво произнёс Хёкдже, — если ты снова заведёшь старую песню о работе.
— Но это действительно была моя пациентка, — Кюхён поставил коробку с обедом на полку под столом, и добавил: — Бывшая.
— Так бывшая или пациентка? — вопрос Хёкдже горчил во рту Кюхёна.
— Господи, Ли Хёкдже, ты же не будешь меня ревновать к этому ребёнку? — закатив глаза, парень поднялся и обошёл стол; Хёкдже пошатнулся назад, словно что-то невидимое человеческому глазу исходило от Кюхёна и причиняло боль.
— К девушке, — поправил Хёкдже, отворачиваясь.
Кюхён в два шага оказался возле парня и, взяв его за локоть, развернул к себе. Пальцами другой руки он легонько прикоснулся к подбородку Хёкдже, таким образом прося того не отводить взгляд.
— Хёкки, — прошептал Кюхён, обнимая того и не обращая внимания на недоумённые взгляды проходивших мимо медбратьев; Хёкдже вяло ворочался в его руках, пытаясь вывернуться, чтобы освободиться. — Пожалуйста, не выдумывай того, чего нет. Ты ведь знаешь, что кроме тебя мне никто не нужен.
— Но, несмотря на это, ты проводишь на своей «работе» больше времени, чем со мной, — Хёкдже прекратил выкручиваться и, пыхтя, отодвинул от себя Кюхёна. — Каждое твоё слово — ложь. Как, скажи, мне тебе верить?
— Если ты любишь, то разве вопрос доверия возникнет? — Кюхён не выдержал, в последние месяцы Хёкдже изводил-таки его своей ревностью.
Парень поджал губы и, не проронив ни звука, поспешил уйти, оставив Кюхёна наедине с его мыслями. Зачем он приходил, Хёкдже так и не сказал. Остаток дня Кюхён провёл в плохом расположении духа.

В незанавешенное окно светила рекламная вывеска, висевшая на доме напротив. Хёкдже спал на смятой постели, крепко обнимая подушку и всхлипывая во сне. Одеяло валялось на полу, и Кюхён едва через него не споткнулся, когда хотел подойти и зашторить окно, перекрывая тяжелыми плотными шторами путь раздражающему неоновому свету. Сердце Кюхёна сжималось, когда он думал, что расстроил Хёкдже. Всё-таки, они многое пережили вместе, чтобы не принимать такое близко к сердцу. Парень поднял одеяло и укрыл им Хёкдже, а сам разместился на своей половине кровати, отвернувшись, чтобы даже не смотреть на него. Кюхён пах вином и сигаретным дымом, но даже сквозь них пробивался слабый запах дезинфицирующего средства и медикаментов, которым насквозь пропиталось всё в клинике.
А к утру Хёкдже исчез, словно его никогда и не было в жизни Кюхёна. Тот сидел на полу кухни, вокруг были разбросаны осколков посуды. Полки, которые занимал Хёкдже, были пусты, даже его любимой тарелки и чашки, за пользование которыми тот всегда отвешивал Кюхёну шлепок по заднице, нигде не было. Кюхён раскачивался взад-вперёд, сжимая виски руками; оператор в энный раз безразличным голосом сообщил, что номера вызываемого абонента не существует, и парень на мгновение поверил, что Хёкдже — ложь, которую он придумал сам себе, чтобы не сойти с ума.

На вопрос «Кто такой Хёкдже?» Сонмин ответил, что тот парень Кюхёна, а Хичоль лишь покрутил пальцем у виска. Кюхёну стало одновременно и легче, и больнее.
А потом пришло сообщение с неизвестного номера: «Прости. Мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать».

Дни сменялись ночами, ночи — днями. Кюхён врал своим пациентам, разочарованным, больным и сломленным, не запоминая их лиц и историй. Хёкдже всё не спешил появляться, никто не знал где он, а зияющая дыра в душе Кюхёна была причиной сквозняка, уносящего куда-то в щель под дверью все его воспоминания, стирая из памяти образ любимого человека. Дни стали похожи один на другой, и Кюхён, просыпаясь среди ночи, прислушивался к тишине своей квартиры, надеясь услышать в ней осторожные шаги. Его Хёкки всегда старался ходить на цыпочках, чтобы не потревожить сон Кюхёна. Но приглушённый шум не смыкающего глаз города был единственным звуком, проникающим в его дом, сквозь толстое стекло.
Однажды за ланчем Сонмин обыденным тоном оповестил, что сердце Ся не выдержало очередной операции. Эта новость не была чем-то неожиданным, но в голове Кюхёна щёлкнуло, заставив взглянуть на себя со стороны. В тот день он поднялся на башню Намсан и долго вчитывался в желания, написанные на замках, гадая, сколько из них действительно исполнилось. Все эти замочки были такими же лживыми, как и он сам. Желание Ся не сбылось, да и не должно было, несмотря ни на обещания Кюхёна, ни на защёлкнувшийся замочек.
Он принял решение.

Волнение плескалось внутри Кюхёна словно беспокойное море, пока он приводил себя в порядок, собираясь на встречу с пациентом. Парень лгал уже сотни раз, но сегодня это была его последняя святая, как с сарказмом заметил Хичоль, ложь. Не то что бы Кюхён, обдумав всё, решил разорвать контракт с клиникой… Точнее, причина была не только в этом. Как нельзя кстати в Центре психологической помощи, куда он изначально подал резюме, наконец-то появилась вакансия, и Кюхён легко прошёл собеседование. Коробка с личными вещами была собрана и стояла на столе, Кюхёну стоило лишь полностью ввести Чунмёна, парнишку, который займёт его место, в курс дел. Теорию они проходили на прошлой неделе, а сегодня вместе должны были посетить пациента, чтобы Чунмён показал, как усвоил полученные от Кюхёна знания.
Вечерний воздух проникал в такси сквозь чуть опущенное окно, растрепывая волосы Кюхёна. Таксист тихо подпевал A-Pink “No No No”, которую крутили по радио, а Чунмён, прислонившись к Кюхёну, рассказывал старшему товарищу о пациенте — сегодня Сонмин принёс анкету уже ему.
— Пациент захотел встретиться в кафе в нерабочее время, — Чунмён разглядывал свои пальцы, лежавшие на бедре Кюхёна. — Это даже лучше. В клинике не каждый сможет расслабиться, к тому же, если встречаться вечером, то никто из близкого окружения больного ничего не заподозрит.
— Правильно, — кивнул Кюхён. — Но не относись к обращающимся к тебе за помощью, как носителям болезни. Они такие же люди, как и ты. Признавая у пациента болезнь, ты автоматически ставишь себя на ступень выше него, а это будет ощущаться при общении с ним.
— Простите, — Чунмён нахмурил брови. — Я всё понял.
За окном мелькали витрины, кипела жизнь. Чунмён продолжил:
— У пациента депрессия, развившаяся на фоне неудачи в личной жизни.
— Это распространённая проблема, — криво улыбнулся Кюхён. — Будь готов, что в четырёх случаях из пяти тебе придётся вешать на уши лапшу подросткам и старым девам, решившим, что без любви определённого человека их жизнь не имеет смысла.
— Но почему тогда этим должны заниматься мы, а не Хичоль-сонбэ? — Чунмён поднял вопрошающий взгляд на Кюхёна.
— Сам посуди, что воспримется лучше: «Ты прыщавый хиляк с глупой причёской. Да к тебе ни одна девушка ближе, чем на милю не подойдёт, так что не удивительно, что она тебя отшила» или «Ты хороший парень, странно, что та девушка не смогла увидеть очевидного. Поверь, через какое-то время она пожалеет об этом, но будет поздно. А пока ты можешь попробовать сменить стиль, бла-бла-бла».
— О, — протянул Чунмён понимающе. — Поэтому пациенты и выбирают, чтобы им солгали? Ох, не представляю, кто захочет услышать такую правду о себе.
— На самом деле они не знают, солгут им или в глаза выкажут всё, что думают по поводу их проблемы, — Кюхён покосился на руки Чунмёна на своём бедре. — Врач, к которому они приходят на приём, сам решает к кому и кого отправить. Он не говорит, что, господин Чо соврёт вам с три короба, жалея вашу психику, идите к нему, или, господин Ким устроит вам сеанс правдотерапии, после которого вы будете три дня отходить, а на четвёртый проснётесь новым человеком. Если ты знаешь, что тебе соврут, поможет ли это поверить в себя или решить твою проблему?
Чунмён покачал головой:
— Это только усугубит ситуацию.
Такси остановилось, и парень убрал руки от Кюхёна, чтобы расплатиться. Они вышли и направились к зданию, на первом этаже которого находилось кафе.
В зале пахло жареным мясом, и было шумно — посетители ужинали, отдыхая после рабочего дня, болтая и смеясь. Сердце Кюхёна пропустило удар и забилось быстрее обычного, когда он увидел человека, сидевшего к ним спиной. Все голоса и звуки разом стихли, и Кюхён, словно заколдованный, двинулся к парню, в котором со спины узнал Хёкдже. Он не слышал, как окликнул его Чунмён, и, подойдя к Хёкдже, положил руку ему на плечо, чувствуя, что сердце вот-вот сломается, сокращаясь так быстро. Парень обернулся. Всё вокруг снова ожило.
— Простите, — еле выдавил из себя Кюхён. — Я обознался.
Незнакомец понимающе улыбнулся и вернулся к своему ужину.
Чунмён коснулся локтя Кюхёна, и парень перевёл на него потерянный взгляд. Наверное, он слишком сильно хотел увидеть Хёкдже, если искал его в других.
— Наш пациент в противоположной стороне, — шепнул Чунмён. — С вами всё в порядке?
Кюхён кивнул и, опустив взгляд, позволил Чунмёну отвести и посадить себя за нужный столик. У него совсем пропало настроение. Единственное, что хотел сейчас Кюхён — поскорее отвязаться от пациента, забрать вещи из клиники и забыть о ней и своей бесконечной лжи, как о сне после пробуждения.
— Меня зовут Ким Чунмён, а это Чо Кюхён, — представил их Чунмён. — Мы здесь, чтобы выслушать и помочь вам, господин Ли Хёкдже.
Кюхён вздрогнул, словно его тело прошибло током, он вскинул голову, встречаясь взглядом с побледневшим Хёкдже. Тот совсем не слушал Чунмёна, который бережно касался его руки, пытаясь создать доверительную тёплую атмосферу, как его и учил Кюхён. Что бы сейчас ни сказал любой из них, Хёкдже знал — к нему пришли, чтобы соврать.
«Если ты знаешь, что тебе соврут, поможет ли это поверить в себя или решить твою проблему?»
«Это только усугубит ситуацию».

— Всё будет хорошо.
Хёкдже истерично захохотал.

@темы: группа: Super Junior, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG

---

Билет №190

[KPF]

Пейринг/персонажи: Тао/Сехун
Группа: EXO
Жанр: драма
Рейтинг: G
Размер: 500х600
Перевод текста: — Если робот будет искренне любить человека, какую ответственность накладывает на человека эта любовь? Это вопрос этики.
— Он правомочен. Но Бог создал Адама, чтобы тот его любил. © фильм "Искусственный разум"
Саммари: Сехун работает на станции, на обратной стороне Луны, его смена длится 3 года. Единственный, с кем он общается, это созданный специально под него искусственный разум Тао.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №157

[KPF]

Название: Black Hole
Пейринг/персонажи: Топ/ДжиДи
Группа: BIG BANG
Жанр: AU, юмор
Рейтинг: PG-13
Размер: ~ 1200 слов

Все начинается с того, что у Джиёна ломается любимый утюжок для волос. Это становится последней каплей. В машинном отделении может что-то барахлить и греметь, но его фиолетовая прядь должна быть идеально выпрямленной. Как на фотографии в сводке особо опасных и разыскиваемых преступников, чтобы олицетворять непоколебимость и угрозу. Джиёну тогда понадобилось несколько дней, чтобы найти свой правильный ракурс для селфи, и отослать в отдел борьбы с комической контрабандой.

А теперь его образ под угрозой. Им срочно нужен механик!

***

После стенаний Сынри, космического корабля, о том, что он не позволит никому копаться в своем заднем отсеке, и утомительного поиска во вселенской сети интернета, они находят подходящую кандидатуру. К сожалению, фотографии там нет, и приходится надеяться, что будущий механик не кривоногий карлик. Кому нужен на борту такой? Хотя он бы выгодно подчеркнул великолепный облик капитана корабля.

Они договариваются встретиться на планете Дум Дада. Им как раз по пути.

***

Все идет немного не по плану. Как обычно.

– Сынри, скажи мне, пожалуйста, почему ты забыл упомянуть, что на планете находится одна из крупнейших полицейский станций?

– Хён, ты же сам говорил, что мы не должны отступать перед лицом опасности!

– Ну да, – скисает Джиён. Он действительно говорил такое, когда они перевозили несколько ящиков вина, и Джиён решил снять пробу с пары бутылок. По крайней мере, так утверждала вся его немногочисленная команда. – Ты прав. Идем на посадку.

Лицо Ёнбэ, его верного пилота зеленеет, но он, капитан знаменитого пиратского судна Квон Джиён, никогда не пойдет на попятный!

***

Джиён собственноручно затаскивает на корабль высокого парня в последний момент, как раз перед тем, как по ним начинают палить лазерными пушками копы. Дело сделано, а остальное он оставит на Ёнбэ. Тот еще ни разу не подводил его.

– Ты должен быть благодарен и счастлив, что попал на борт «BIG BANG». Мы давно искали такого бортмеханика, как ты! Надеемся на плодотворное и тесное сотрудничество, – приветствует Джиён нового механика и окидывает его взглядом с ног до головы. – Очень тесное.

– Чхве Сынхён, и я полностью согласен! Даже если я не механик.

***

Джан Хёнсын тоскливо смотрит вслед улетающему кораблю и стайку полицейских планеров, преследующих его. Ему следует попытать удачу на другом корабле. Может, оно и к лучшему?

***

– Вы выглядели так потеряно и печально, и я подумал, что вам точно не хватает меня!

– Погоди, что?

– Или, может быть, мои товарищи забыли меня, когда улетали, – предлагает Сынхён со смущенной улыбкой и очаровательными ямочками на щеках. Джиёну требуется приложить титанические усилия, чтобы сдерживать себя.

– Бросить его в «трюм», а лучше на мою кровать. Кхм, то есть в мою каюту, – отдает приказ Джиён. Ему нужно придумать, что делать со случайным гостем, и при этом не отвлекаться на посторонние, но такие приятные мысли.

***

Когда капитан идет проверить пленника, его ждет несколько неприятных открытий: во-первых, Сынхён все еще одет, а, во-вторых, он вскрыл коробочку с ценным грузом, и вид у него при этом крайне виноватый. После небольшой проверки, Джиён обнаруживает, что на небольшой сфере, заключающей в себе черную дыру, не горит зеленый огонек. Это может значить только одно.

– Ты испортил черную дыру?..

– Наверно. Но только одну, другая куда-то закатилась… – вздыхает Сынхён и неуверенно предполагает. – Может, в ней сингулярность сломалась?

У Джиёна дергается глаз, сначала один, а потом и другой. Он уже готов выбросить этого придурка в открытый космос, но у него слишком доброе сердце. И он почему-то уверен, что от Сынхёна нельзя отделаться так просто.

– Ему надо подумать, – объясняет зависание капитана Ёнбэ, пришедший проверить, не стоит ли ему уже спасать Сынхёна от слишком любвеобильной хватки капитана.
Теперь им хотя бы ясно, почему товарищи кинули Сынхёна одного.

***

Они решают держать Сынхёна на виду, чтобы он не сломал что-нибудь еще.

– Может, ты проглотил черную дыру? – подозрительно интересуется Джиён, когда в Сынхёне исчезает не первая тарелка карри. Другую, потерянную, черную дыру они так и не нашли.

– По пиркоду, мы не причиняем вреда людям, но в твоем случае мы можем сделать исключение.

– Не стоит, – Сынхён давится рисом. – У меня есть хороший знакомый, у него должны быть черные дыры. И что такое пиркод?

Так капитан Джиён и его верные соратники отправляются на станцию 7-Eleven.

***

Тэсон был хорошим медиком, даже отличным, но Джиён старался больше не попадать к нему в кабинет после того, как в прошлый раз тот громко смеялся и обещал, что если капитан еще раз повредит себе что-то, то он просто добьет его, чтобы не мучился. Но Джиён же не виноват, что гравитация на корабле слишком сильна, а не его ботинки больше его стопы на пару размеров. Подумаешь!

Когда он видит Тэсона, тот таскает огромного Сынхёна на своей спине, и они смеются, как идиоты. И даже насильно ушибленная коленка капитана не заставляет их остановиться.

***

Джиёна будят крики Сынри «Помогите!» и «Насилуют!». Через несколько минут прибежав на капитанский мостик он выясняет, что Сынхён пытался настроить голосовой командой уровень хамства Сынри на 100%, а когда у него это не вышло, то попытался сделать это вручную.

– Тебе сколько лет? – возмущается Джиён, отпихивая Сынхёна от пульта управления и спасая тем самым Сынри от посягательств на свою личность. – У тебя ничего не получится. У нас тоже не вышло. Оказалось, что брак производства.

– Долетели, – вскоре информирует их Сынри с облегчением.

***

Севеном оказывается приятный молодой мужчина. Настолько приятный, что Джиён старается оттеснить Сынхёна себе за спину. Ему не нужна лишняя конкуренция.

– Сынхён! Что привело тебя ко мне на этот раз?

– Хён, я просто соскучился! Так соскучился, что нечаянно испортил черную дыру, и теперь мне угрожают членовредительством, а я бы предпочел что-то более приятное!

– А ты?.. – на этот раз Севен обращается к Джиёну.

– Квон Джиён. Капитан Квон Джиён.

– Ах, да, слышал о вас… – кивает Севен. – Слабоумие и отвага.

Джиён не успевает возмутиться, как Севен снова переключает на Сынхёна. Джиёну хочется посадить ему на голову мозгового слизня, который сейчас шлепает маленькими щупальцами по стеклу, пытаясь добраться до него.

– Сынхён, я же говорил тебе не приходить ко мне, если ты опять что-то выкинешь?

– Говорил, хён...

– Вот видишь, говорил.. но какой же ты у меня красивенький! Как я могу тебе отказать?

Сынхён смущенно хихикает, когда оказывается в крепких объятиях Севена, и не забывает отметить, что хён намного красивее его самого.

Последнее, что сейчас хочет видеть Джиён в своей жизни, как два здоровых мужика тискаются и кричат, словно морские котики на берегу океана. Он готов улететь отсюда без всяких черных дыр, лишь бы они перестали.

***

Севен соглашается отдать им пару черных дыр при условии, что «его красивенького Сынхёнчика» примут на борт корабля «BIG BANG» в качестве… В качестве хоть кого-нибудь.

Джиён вздыхает. Ему приходится согласиться, ведь если он не доставит черные дыры к президенту Яну, тот его убьет или сделает что похуже. Ян был способен на особо изощренные выдумки.

Джиён так и знал, что от Сынхёна не так просто отделаться. Но не то, чтобы он не был этому рад. К тому же, его команда тоже не против присутствия Сынхёна в команде. Он успел подружиться не только с Тэсоном, но и с их маленькой собакой-поваром Гахо. Тот обещал не кидать шерсть в еду за каждодневные почесывания мягких боков. Только Сынри выразил свое неудовольствие протяжным и заунывным «Мы все умрем! Умрем! Все!.. Ну разве что все, кроме меня, потому что я машина», но даже он успел привязаться к Сынхёну.

– Добро пожаловать на борт, Сынхён. А теперь положите его уже на мою кровать!

@темы: fest: Winter lottery, работа: авторский текст, группа: BIG BANG, рейтинг: PG-13

---

Билет №178

[KPF]

Название: Казалось бы
Пейринг/персонажи: Сокджин/Чимин, Намджун, Чонгук, Тэхён, Юнги, Хосок, Хёсан
Группа: BTS, Topp Dogg
Жанр: юмор, романс, повседневность, АУ
Рейтинг: PG-13
Количество слов: ~4200
Предупреждения: сомнительное чувство юмора
Cаммари: АУ в которой Санта приносит подарки не только хорошим детишкам, Намджун учится быть хорошим хёном и зарекается спорить с Юнги и Хёсаном, Хосок всех спасает от уныния, Тэхён хочет быть Эпплджек, у Сокджина ломается шаблон, Чонгук самый нормальный, а Чимин учится делать печенье.

– Санта в этом году принёс подарки раньше, – нараспев произносит Тэхён, убаюкивая в руках коробку с радиоуправляемым вертолетом, – всё потому, что детишки очень хорошо вели себя весь год. Намджун-хён, ты мой любимый хё-он!

– Я уже готов передумать, – отмахивается от лезущего обниматься Тэхёна Намджун и кидает Чонгуку плоскую коробочку. – Ты же хотел классную игру?

– Хён, – осторожно начинает Чонгук, поднимая сверток двумя пальцами, – хён, я в курсе того, как ты хреново разбираешься в играх. Только не говори мне, что здесь первые Sims?

– Ты меня недооцениваешь, – Намджун продолжает копаться в сумке. – Я советовался с продавцом. Он сказал, что это хит.

– Хён, – Чонгук дорывает упаковку и недоверчиво смотрит на Намджуна. – Хён, скажи, что это шутка?

– Что у тебя? – Тэхён выхватывает коробку и начинает ржать. – Хён, ты реально мой самый любимый хён!

Чимин возвращается в комнату как раз к моменту, когда Чонгук пытается забить не перестающего хихикать Тэхёна подушкой, а Намджун с серьёзным лицом рассматривает диск My Little Pony.

– Хён, ты уже вернулся! Как Лос-Анджелес?

– Намджун-хён привёз Чонгуку игру с пони! – хрипит Тэхён и получает подушкой в нос.

– Но я не знал! Продавец сказал мне, что эту игру очень любят дети! – вяло защищается Намджун.

– Хён, мне уже двадцать, – страдает Чонгук, – ты уехал всего на три недели, почему ты забыл об этом!

Чимин не может понять, что происходит и чем плохи какие-то пони, но Чонгук слишком рьяно душит Тэхёна и отчаянно страдает, поэтому делает вывод, что Намджун-хён слегка лоханулся с подарком.

– А это тебе, – Намджун вручает Чимину конверт. – Он не из Америки, но очень полезный. Ты же как-то говорил, что в вашей дыре должен хоть кто-то нормально делать это, кроме редко приезжающих родителей.

Намджун торжественно протягивает Чимину конверт и заискивающе улыбается. Чимин улыбается в ответ и лихорадочно вспоминает свои неосторожные желания. Намджун улыбается ещё шире, и Чимин расслабляется: это же Намджун-хён, он классный. Но когда он достает из конверта сертификат на прохождение кулинарных курсов, то образ классного хёна рушится на глазах.



Чимин считает, что Намджун плохой хён уже как четыре часа и десять минут после получения «полезного подарка». За это время ржущий Тэхён успевает вручить ему сверток со словами «подарок от нас на первый урок, и ты выглядишь как первоклашка», Чонгук заранее отказывается есть чиминову стряпню, а плохой хён довозит его до школы и ведёт до двери класса, видимо опасаясь, что Чимин сбежит.

– Ты мужик, ты сможешь! – торжественно произносит Намджун напутствие, останавливаясь у нужной двери с номерной розовой табличкой, и хлопает Чимина по плечу. – Верь в себя.

За дверью слышится женский смех, и Чимин почему-то представляет себе кучу домохозяек неопределенного возраста с женщиной преклонного возраста во главе, и совсем не хочет открывать её.

– Хён, в следующий раз лучше подари мне ничего, – просит Чимин, но Намджуна уже нет рядом, и поэтому вопит в коридор: – Эй! Хён, ты отстой!

– Ты очень голосистый, – замечает приятный мужской голос, и Чимин вздрагивает, поворачиваясь.

Дверь в обитель домохозяек открыта, а на пороге стоит красивый парень. Ладно, признается Чимин, ОЧЕНЬ красивый парень в… розовом переднике?

– Я на курсы… – начинает Чимин, но выходит как-то очень жалобно и сорвано.

– Ты, наверное, Ким Намджун? – вежливо улыбаясь, уточняет парень, и Чимин теряется ещё больше.

Неловкая заминка превращается в значительную паузу. Чимин пялится на парня в растерянности и мнет сертификат вместе со свертком Тэхёна в руках, а парень продолжает вежливо улыбаться.

– Вот, – протягивает, наконец, сертификат Чимин.

Парень просматривает бумагу и отступает в сторону.

– Проходи, Ким Намджун, ты последний и опоздавший.

Намджун окончательно падает в рейтинге до отстойного хёна.



Спустя пару минут Тэхён почти догоняет Намджуна в рейтинге, потому что в свёртке оказывается ярко-розовый фартук в каких-то дурацких зверюшках. Чимин чувствует себя как минимум нелепо, ведь фартук вызывает вздох умиления у дам постарше и хихиканье студенток.

Парня зовут Ким Сокджин, ему двадцать пять, и он ведет курсы кулинарии трижды в неделю по вечерам. Занятий в курсе двенадцать, и Чимин, точнее бесполезный Намджун-хён, прогулял уже два.

Первое занятие проходит… ну, Чимин тешит остатки самолюбия и считает, что могло быть и хуже. Он роняет кастрюлю дважды: пустую и с холодной водой, вытирает пол, ударяясь лбом об угол стола, разваривает рис до состояния пригоревшей каши и почти устраивает пожар. После двух часов позора он заслуживает жалость и симпатию госпожи Ли, смешки и подколки от смутно знакомых первокурсниц, кажется, с потока Чонгука и мягкую улыбку от Сокджин-сонбэннима.

После конца занятий Чимину приходится ждать около получаса, чтобы поговорить с сонбэннимом, потому что того буквально закидывают пластиковыми контейнерами с едой «оппа, я приготовила это по твоему рецепту», «сонбэнним, это я вычитала на одном форуме и слегка изменила, оцените», «Сокджин-оппа, а вы любите бразильскую кухню, я хотела бы приготовить вам что-то из неё?».

Чимин смотрит, как Сокджин принимает каждый контейнер с улыбкой, вежливо отвечает на каждую фразу, и, похоже, наслаждается женским обществом, и начинает понимать, почему такой красавчик преподает курсы кулинарии среди замужних дам и студенток. И, в принципе, находит, чем оправдать отстойного хёна, но вспоминает своё унижение и забывает про эту мысль.

Сокджин провожает последних учениц, это те самые первокурсницы с потока Чонгука, и обращает внимание на Чимина, сидящего у класса.

– Ты что-то хотел? – вежливо интересуется он.

Чимин неожиданно для себя зависает на ключицах сонбэннима, виднеющихся из выреза светлого свитера и теряется.

– Я не Ким Намджун, – выпаливает он, когда Сокджин машет перед его глазами ладонью. – Меня зовут Пак Чимин, мне двадцать два, и хён подарил мне свой сертификат.

– Хорошо, Пак Чимин, которому двадцать два, – смеётся Сокджин, – судя по сегодняшнему уроку, у тебя действительно всё плохо с готовкой, поэтому твоего хёна можно понять.

– Я на самом деле ловкий, – пытается оправдаться Чимин, – по крайней мере, обычно у меня получается контролировать своё тело.

– Контролировать – это хорошо, – задумчиво произносит Сокджин. – Надеюсь, тебя не пугают неудачи, и ты придёшь в пятницу.

– Приду, – обещает Чимин и получает в ответ не дежурную вежливую, а чуть более настоящую улыбку.

Отстойный хён получает плюс 0,001 к карме.



– Хозяюшка пришла! – вопит Хосок и тискает вошедшего в раздевалку Чимина за щёки. – Ты же посвятишь мне своё первое блюдо, моя милая хозяюшка? И я хочу твою фотку в том милом фартуке от Тэхёна и с кастрюлькой в руке!

– Хён, – вяло отбивается Чимин. – Прекрати.

– Ты же познакомишь меня с сексуальными домохозяйками с твоих курсов, да, хозяюшка? – Хосок снова тянется к щёкам Чимина, но тот уворачивается. – И с миленькими студенточками, которые там тоже наверняка есть, – Хосок получает скомканной несвежей футболкой в лицо и страдает: – Ты плохой донсэн, очень плохой. Или просто хочешь, чтобы мой взор был обращён только на тебя?

От второго снаряда из ещё более несвежего носка Хосока спасает телефонный звонок.

Тэхён так быстро тараторит в трубку и одновременно отвечает, кажется, Чонгуку на заднем фоне, что Чимин не сразу понимает, что от него требуется. Потом Чонгук всё же отнимает телефон у изнемогающего Тэхёна и повторяет с интонацией «почему я среди этих идиотов»:

– У лох-хёна сегодня рэп-баттл в клубе. Мы собираемся затусить, присоединяйтесь.

Чимин уже хочет отказаться – слишком много впечатлений за один день, но Хосок уже виснет на его плечах и спрашивает:

– А вот если бы ты познакомил меня со студенточками, мы бы не шли в клуб одни.

Носком Хосок всё же получает.



В клубе много людей даже для буднего вечера, Чимин теряет Хосока в возбужденной толпе, когда проталкивается к сцене, где видит Намджуна, Юнги и знакомого парня – Чимин силится вспомнить имя, но никак, – он точно приходил с Юнги пару раз и представлялся.

На подходе его выхватывает из толпы Тэхён и тащит к облюбованному дивану, откуда видно сцену, но главное, почти не надо повышать голос, чтобы расслышать друг друга.

– Давно начали? – спрашивает Чимин, кивая Чонгуку и забирая со стола бутылку с водой.

– Уже третий раунд, – отвечает Тэхён, плюхаясь рядом с Чонгуком. – Наш РэпМон-хён сегодня просто высший класс.

– Отодвинься от меня, фанатка, – пихает Чонгук его под рёбра.

Тэхён хохочет и устраивает возню. Чимин фыркает и всматривается в толпу в поисках Хосока.

– Кстати, Чиминни-хён, тебе понравился наш подарочек? – ехидно тянет Тэхён, не отвлекаясь от щекотки Чонгука. – Ты был в розовом фартуке сногсшибателен, ведь так?

И давится всхлипо-смешком, потому что Чонгук закрывает ему ладонью рот и пытается задушить:

– Ты же понимаешь, что я не участвовал в этом? – и добавляет спустя паузу: – Хён.

Чимину думается, что это чонгуково «хён» звучит куда более насмешливо, чем все кривляния Тэхёна.



Хосок находит себя сам, когда уже баттл окончен, и Намджун с траурным лицом восседает в центре дивана как на троне. Хосок хватает Чимина за руку и утаскивает на танцпол, вещая о том, что завтра на первых парах у всех будет тихий час.



Сокджин заказывает себе воду и у барной стойки ждёт Хёсана, который своим звонком разрушил идеальный план выспаться перед завтрашним днём. Хёсан застрял где-то с Юнги, и Сокджин просто лениво разглядывает танцующую толпу, пока не цепляется за знакомое лицо.

– Действительно хорошо контролирует тело, – усмехается Сокджин.

– Ты про кого? – спрашивает Хёсан совсем внезапно рядом, и Сокджин вздрагивает. – А, ты про него. Тоже залип на жаркие танцы? У него уже столько фанаток и фанатов.

Хёсан натягивает куртку и отнимает у Сокджина воду.

– Хочешь познакомиться? Юнги его знает, если...

– Ты готов? – перебивает его Сокджин. – Тогда идём.

– Но сейчас самое интересное начнется, – Хёсан поигрывает бровями, но получает шарфом по лбу. – Да ладно тебе!

Когда Сокджин выходит из помещения, то слышит визг женской половины клуба и почти жалеет, что не остался на самое интересное.



В пятницу Чимин чувствует себя подготовленным морально к кулинарным курсам, и даже ничего не роняет за всё занятие. Сегодня на повестке дня европейская кухня и песочное печенье для завтрака. Рецепт кажется Чимину довольно простым, и он предвкушает успехи. Но рассыпчатое печенье, которое должно было получится в итоге, и, собственно, получается у всех, кроме него, больше напоминает крошёный уголь с запахом жжёной ванили.

Чимин не знает, что добивает его больше: хихиканье девушек, дежурная вежливая улыбка Сокджина или то, что госпожа Ли, сочувствующе гладя его плечу, оставляет ему несколько своих идеальных печений.

– Кажется, мне стоит уделять чуть больше внимания на занятиях твоим действиям, – смеётся Сокджин, когда Чимин остаётся, чтобы перемыть за всеми посуду. – Иначе, ты постоянно будешь за посудомойку.

– Я делал всё то же, что и остальные, не понимаю, – сокрушается Чимин, плюхая губку для мытья посуды в пену.

Сокджин наблюдает, как он, ворча, с остервенением принимается тереть тарелку, и начинает сомневаться, того ли он человека видел в клубе. Но Чимин домывает посуду, выключает воду и делает резкое эффектное па, обвиняющее тыкая пальцем в свои сгоревшие печенья.

– Я вас всё равно одолею! К понедельнику!

Он выглядит действительно внушительно и пафосно, но потом замечает удивленного Сокджина за столом, теряется и не находит ничего лучше, чем попрощаться и сбежать, чуть не растеряв вещи по дороге и так и не сняв этот дурацкий розовый фартук.



В выходные Чимин собирается предаться уединению на кухне с печеньем, которое он намеревается победить так или иначе, но Юнги кидает в чат какао ток сообщение, что сегодня День расплаты Ким Намджуна и подкрепляет его фотографией розовой краски для волос, и печенье откладывается на неопределенный срок.

Но потом он вспоминает свой торжественный вопль перед сонбэннимом, с ненавистью смотрит на рецепт и пишет Юнги с просьбой попользоваться его кухней.

Когда они с Чонгуком и Тэхёном приходят к Юнги, Чонгук предвкушает развлечение, а Тэхён страдает в Чимина о том, что младший его совсем не любит и не хочет называть Эпплджек.

– Тоже мне, элемент Честности, – фыркает Чонгук и стучит в дверь.

– Я не дам поиграть тебе своим вертолётиком, – вредничает Тэхён.

Дверь открывает мрачный Намджун.

– Привет, Флаттершай-хён, – приветствует Чонгук, проходя в квартиру.

Тэхён возмущенно сопит и проскальзывает следом. Чимин пожимает плечами, заходя за всеми, и не может удержаться от колкости:

– Если что у меня есть классный фартук в тон.

Намджун ворчит о неблагодарных донсэнах и захлопывает дверь.



– Ни за что, – отпирается Намджун. – Я не хочу остаться совсем без волос, а вы тут все либо безрукие либо рукожопые.

– Тебе ни за что не откосить от наказания, – предупреждает Хёсан, размахивая коробкой краски. – Я так долго выбирал оттенок!

– Да я уже почти смирился с перспективой ходить с цветом грёбаной жвачки на голове, но не вашими руками!

– Я могу тебя покрасить, хён, – вызывается добровольцем Тэхён, – по крайней мере, у меня есть опыт.

– Видел я твой опыт, ты даже с собственной челкой налажал, – Намджун показывает Тэхёну кулак. – Я ожидал от вас более профессионального подхода.

– Ага, – ржёт Юнги, – ещё скажи, что стилиста ждал.

– Сейчас будет тебе стилист, – Хёсан достает телефон и набирает номер, уходя в коридор.



Сокджину кажется, что все проблемы начинаются именно со звонков Хёсана.

– Ты ж вроде когда-то красил себе волосы, значит, и другому сможешь?

Ну или с вопросов, которые он задаёт.

– Ты хочешь, чтобы я тебя покрасил? – уточняет Сокджин, откладывая книгу в сторону.

– Не меня, а РэпМона, в твой любимый цвет. Нам с Юнги он не даётся, требует стилиста, – Хёсан ржёт. – Ты же все равно ничем не занят, а тут как минимум весело.

Сокджин выбирает между чтением книги и сомнительным весельем с Хёсаном и склоняется к менее унылому варианту.



Когда дверь открывает незнакомый Сокджину пацан, то он решает, что ошибся квартирой, но вопль Хёсана на заднем плане отметает подозрения.

– Я Сокджин, меня вроде как ждут, – представляется он, и пацан пропускает его в квартиру.

– Эй, Флаттершай-хён, стилист пришёл, – оповещает пацан, пока Сокджин снимает пальто, а потом поворачивается к нему и добавляет. – Я Чонгук, и я здесь самый нормальный.

Сокджин не успевает переварить данную информацию, как из комнаты появляется Хёсан и тащит его за собой, попутно вручая коробку с краской. В гостиной Сокджин первым замечает Юнги и кивает ему в знак приветствия. Хёсан спешит знакомить с остальными.

– Это виновник торжества, РэпМон, хотя я уже вас знакомил, но всё же.

– Знакомил, – улыбается Сокджин и кивает хмурому Намджуну. – Как угораздило?

– Кто-то был слишком уверен в себе, – фыркает Юнги. – Джин-хён – твоя последняя надежда.

– Джин-хён, по крайней мере, внушает доверие, не то, что вы, – бурчит Намджун.

Из кухни слышится шум и звон посуды, и оттуда вываливаются ещё двое.

– Какая большая публика, – замечает Сокджин, рассматривая, как хихикающий ком пытается распутать свои конечности, а потом узнает одного из них. – О.

Чимин тут же вскакивает на ноги, рывком поднимая Тэхёна с пола, и удивленно смотрит на Сокджина:

– Сонбэнним?

– Сонбэнним? – переспрашивают Хёсан с Юнги почти слаженно.

– Сонбэнним? – передразнивает Тэхён и получает тычок под рёбра.

– Хён, – поправляет Сокджин. ­­– Мы же сейчас не на занятиях, – и проясняет: – Я веду у него курсы.

– Курсы, – обреченно стонёт Намджун.

– Курсы? – Юнги смотрит на Хёсана, но тот разводит руками.

– Да, курсы, на которые вместо себя ты отправил меня, хён, – из вредности добавляет Чимин.

– Ким Намджун? – уточняет Сокджин, глядя на Намджуна.

– Мне кажется или запахло горелым? – замечает Тэхён.

– Мои печенья! – спохватывается Чимин и уносится на кухню.

Чонгук качает головой и подытоживает, обращаясь к Сокджину:

– А я говорил, что я здесь самый нормальный.



Первая партия отправляется в мусорное ведро. Юнги открывает форточку и ворчит, что кухня нужна ему целой, и если что, он спросит это с Чимина.

Чимина несколько беспокоит присутствие Сокджина, но видя, как тот непринужденно общается с остальными, не обращая внимания на кулинарные геройства на кухне, он успокаивается и торжественно загружает вторую партию печенья в духовой шкаф.

Он проставляет нужную температуру, когда на кухню вползает Тэхён и обнимает его со спины, перенося вес.

– Чиминни-хё-он, – завывает он на ухо специально противным голосом, – Чонгук меня совсем не любит, отправил к тебе, чтобы я доставал тебя.

– Запрет на обнимашки от Чонгука? – фыркает Чимин.

Тэхён трясёт головой и изображает коалу, обхватив Чимина ещё и ногами.

– Мне тяжело, – замечает Чимин, пытаясь стряхнуть Тэхёна на стул, но тот упирается и хихикает.

Сокджин выбирает самый удачный момент зайти на кухню, когда Тэхён всё-таки не удерживается и сползает на стул, оттягивая футболку Чимина.

– Сонбэн… Хён! – исправляется Чимин, когда Сокджин кивает ему головой. – Вы закончили с Намджун-хёном?

– Ага, – Сокджин достает из холодильника банку колы, – тренируешься в выпечке?

– Да, но пока не совсем удачно, – Чимин поправляет футболку.

– Ничего, ты главное не сдавайся, – Сокджин салютует колой. – Не буду мешать.

Чимин поджимает губы и грозит Тэхёну кулаком, когда тот опять тянет к нему руки.



Намджун разглядывает свои розовые волосы каждый раз, когда проходит мимо зеркала в прихожей, и даже привыкает к новому оттенку, не впадая в глубокий тлен. Чимин хоронит в мусорном ведре третью партию печенья, не удавшегося на этот раз из-за совершенно ужасного привкуса, и готов погрузиться в тлен вместо хёна.

От уныния всех спасает Хосок, заявившийся к вечеру с двумя полными пакетами банок соджу и пива. Он долго ржёт над цветом волос Намджуна, но потом утешает, с серьёзным лицом произнося:

– Да ладно тебе, девчонки любят розовый цвет.

И всё портит, когда даёт пять Чонгуку за «Флаттершай-хён».

После первого круга соджу с пивом, Чимин готов идти на абордаж кухни и печенья в четвертый раз, но ему заботливо впихивают второй стакан, после которого Хосок признается, что очень польщён, что хозяюшка так старается ради него, но лучше отложить печенье на завтра, за что получает пустым пластиковым стаканом в лоб.

После пятой почему-то именно Чонгук, которому даже не наливали, предлагает устроить данс-баттл прямо сейчас, чтобы поржать над пьяненькими хёнами с нарушенной координацией.

Чимин перетанцовывает всех, в завершении стягивая с себя футболку, и Сокджин опрокидывает в себя внеочередной стакан и идёт проветриваться на кухню, потому что уверен, что сейчас он посмотрел незапланированный сеанс домашнего порно.

На кухне слегка пахнет горелым, Сокджин обращает внимание на кучу неудавшегося печенья в мусорном ведре и не может сдержать улыбки.

Когда он возвращается в комнату, Чимин уже спит в обнимку со своей футболкой, уткнувшись носом в спину Хосока. Юнги укрывает их пледом и разводит руками, мол, вот так и живём.

Чонгука с сонным Тэхёном отправляют в кровать в другую комнату, а старшие убирают мусор и ещё долго сидят на кухне с остатками алкогольной роскоши.



Утром Чимин просыпается первым, потому что чувствует, что замерзает, и обнаруживает, что Хосок перетянул на себя весь плед и окуклился. Затем он обнаруживает, что спит без футболки, и вспоминает, что вчера они с Хосоком и Чонгуком устраивали дэнс-баттл. Потом вспоминает, что Сокджин тоже был здесь и наверняка всё это видел, и хочет побиться головой о стену.

Чимин поднимается и плетется на кухню, чтобы попить воды, потом в ванную, чтобы хоть чуточку привести себя в чувство, и снова на кухню. Он находит таблетки от головной боли в одном из шкафчиков и ставит их на видное место рядом с графином воды, зная, что скоро на кухню выползут зомби-хёны. Чимин заливает кипятком в кружке две ложки растворимого кофе и почти оживает.

На запах кофе или на шум электрического чайника на кухню подтягивается Сокджин. Чимин даже завидует его бодрости, сам он наверняка не выглядит таким.

– Есть кофе и аспирин, – щедро предлагает он.

– Нет, спасибо, – голос у Сокджина хриплый со сна, мягко царапает слух, и у Чимина поджимаются пальцы на ногах. – У Юнги водится какая-нибудь еда?

– Есть целое ведро несъедобного печенья, – шутит Чимин, рассматривая свой кофе. – Но я ещё не сдался.

Сокджин долго смотрит на макушку Чимина, словно прикидывая что-то, и предлагает:

– Пока я тут, можешь попробовать ещё раз, я прослежу за тем, что ты делаешь.

Чимин поднимает голову и улыбается.

– Но я не могу обещать, что всё получится даже под твоим надзором, хён.

Сокджин щёлкает Чимина по носу и поучительно наставляет:

– Никогда не нацеливайся сразу на плохой результат.

Чимин тихо смеётся и достает глубокую миску.

Лажать он начинает уже на этапе взбивания яиц с сахаром, Сокджин терпеливо показывает ему уже в третий раз как нужно правильно это делать, чтобы ингредиенты не летели из миски, но у Чимина по-прежнему не получается.

– Хорошо, – не сдаётся Сокджин и, становясь за Чимином, накрывает ладонью его вместе с зажатой в ней ложкой. – Теперь мешай. Вот так, не замахиваясь сильно. Старайся держать ложку на весу и не греметь ей.

Чимин замирает и, похоже, старательно внимает уроку и следит за движениями их рук. Сокджин рассматривает его лицо, отмечает крошечную родинку за ухом, золотистые едва заметные волоски на щеке, тонкие ресницы, и уже готов придвинуться ещё ближе, но ложка звякает о миску, и Чимин вздрагивает, чуть не заехав макушкой в нос Сокджину.

С маслом Чимину удаётся справиться одному, а вот с мукой и солью ему везёт чуть меньше. Сокджин едва успевает остановить его при отмеривании двух стаканов и после отнять солонку вовремя. И потом снова в две руки смешать всё в однородную смесь. Чимин вроде и не возражает против такой близости, но и не реагирует должным образом, поэтому Сокджин отстраняется и раздумывает, разглядывая, пока тот убирает тесто в холодильник и моет посуду.

– В этот раз уж точно должно получиться, – комментирует Чимин, не поворачиваясь. – По крайней мере, я увидел пару моментов, где ошибался в прошлые разы.

– Главное, не спали его при выпечке, – смеётся Сокджин. – Это будет очень обидно.

Чимин фыркает, откладывая тарелку, и потягивается. Сокджин оценивает мелькнувшую полоску обнажённой кожи на пояснице и посылает к чёрту моральные терзания.



Чимин заканчивает мыть миску, когда чувствует, что Сокджин останавливается позади него, и дергается, когда тот протягивает руку к крану.

– Я сейчас подвинусь, – спохватывается Чимин, решая, что мешает вымыть хёну руки.

– Чимин, – голос Сокджина звучит рядом с ухом, и Чимин чувствует его дыхание на своей коже. – У тебя здесь…

Сокджин едва касается мокрыми пальцами его лица, вынуждая повернуться к нему, и Чимину не совсем понятно, что происходит, но всё внутри замирает в ожидании.

– Вы уже не спите? – раздаётся загробный хрип со стороны двери, и Чимин чувствует, что Сокджин отстраняется.

– Аспирин на столе, вода там же, – сообщает он вползшему на кухню Юнги. – Утра.

– Разбуди своего мудака-друга, его телефон услышали все, кроме него, – хрипит Юнги, на ощупь пробирается к столу и нашаривает там графин с водой.

– Мука, – запоздало говорит Сокджин, указывая на щёку Чимина. – У тебя здесь мука, сотри.

Он улыбается и выходит из кухни будить Хёсана, а Чимин растерянно трет щёку. Юнги провожает Сокджина пристальным взглядом и переводит его на Чимина.

– Что? – не понимает он.

– Давно вы встречаетесь?

– Кто? – ещё больше не понимает Чимин.

– Вы, – Юнги указывает пальцем на Чимина и гостиную.

– С кем? – прослеживает жест Юнги Чимин.

– О, не беси меня, мой невинный донсэн, – зловеще хрипит Юнги. – Ты и Джин-хён, который почти разложил тебя у раковины на моей неосквернённой кухне.

Чимин осмысливает услышанное, пытается переварить и вдруг жутко смущается.

– Ничего подобного, Сокджин-хён просто учил меня, как делать печенье.

Юнги продолжает пристально смотреть на Чимина.

– Печенье, – Чимин достает из холодильника тесто, – вот. Сейчас я с ним закончу.

Юнги еще некоторое время наблюдает, как невозмутимый Чимин пытается раскатать тесто и нарезать его, но алеющие уши выдают его смущение с головой.



Чимин не сжигает печенье только потому, что Сокджин вовремя вынимает его из духового шкафа. Печенек получается ровно восемь, и каждый присутствующий получает по одной, но никто не решается пробовать первым.

– Мой организм ещё не готов к еде, – оправдывается помятый Намджун. – Нам нужно выбрать того, кто вчера не пил. Чонгук, давай.

– Я слишком ценный для вашего коллектива участник, поэтому на мне нельзя. Тэхён-хён, дерзай, – переводит стрелки Чонгук.

– Без меня вам будет грустно, так что пусть это будет Хосок-хён, это он же так хотел стряпню от нашей хозяюшки!

– Идите вон, – обижается Чимин и хрустит печенькой. – Сам съем.

До вкуса печенья госпожи Ли, конечно, далеко, но Чимин радуется, что, в отличие от остальных его попыток, оно хотя бы съедобно.

Чимин не умеет долго обижаться, но показательно демонстративный уход домой в гордом одиночестве в целях взращивания в чужом сознании совести практиковать любит. Он долго возится в коридоре и шуршит верхней одеждой, а потом уходит, нарочно хлопая дверью. Когда Чимин уже спускается на два этажа вниз, то слышит, как дверь хлопает снова, и кто-то спускается по лестнице.

Чимин совсем не ожидает увидеть Сокджина, который сообщает, что проводит его до дома.

Идти недалеко, пару кварталов, и большую часть пути они молчат.

– Ты его всё-таки немного пересолил, – сообщает Сокджин, когда они подходят к подъезду. – Но вполне недурно. Для четвертой-то попытки.

– Эй! – возмущается Чимин и смеётся вместе с Сокджином. – Ладно, всё действительно могло быть хуже. Намджун-хён не тому сплавил свой сертификат.

Чимин останавливается около подъезда и чувствует некоторую неловкость.

– Увидимся в понедельник на занятии, хён?

– Да, до завтра, – Сокджин кивает головой и хочет добавить что-то, но Чимин уже исчезает за дверью.

Сокджин раздумывает ещё пару мгновений, порываясь уйти, но потом разворачивается и заходит вслед за Чимином.



Чимин едва успевает вынуть ключ из замочной скважины, как его хватают за руку, вталкивают внутрь квартиры и прижимают к захлопнувшейся двери.

– Сокджин-хён, – на выдохе произносит Чимин.

– Я решил, что до завтра долго ждать, – сообщает Сокджин. – Ты не против?

– Я… – Чимин немного тормозит, но когда Сокджин начинает вытряхивать его из куртки, то он вспоминает утренний разговор с Юнги. – О.

– О? – переспрашивает Сокджин, отбрасывая куртку и вновь прижимая Чимина к двери.

– Хён, я должен спросить кое-что, – начинает Чимин. – Юнги-хён с утра сказал мне одну вещь, и… хм, хён, возможно ли, что я тебе нравлюсь? Ну, в том самом смысле?

Сокджин опешивает и даже отступает назад.

Шутите?

Но Чимин на полном серьёзе ждёт ответа, заглядывая Сокджину в глаза, и он не находит ничего лучше, чем осторожно признаться:

– Возможно.

– О, – снова произносит Чимин, прикусывая губу. – Тогда это хорошо, потому что ты мне тоже возможно нравишься, хён.

– Отлично, – подытоживает Сокджин, опуская руки Чимину на талию и притягивая к себе.

– Но…

Сокджин снова напрягается, но Чимин понижает голос и доверительно шепчет практически в самые губы:

– Только если я буду делать что-то не так, скажи мне, хорошо, хён?

Стоп.

Что?

– Погоди, – отстраняется Сокджин. – То есть?

– Ты вроде как…

– У тебя никого не было? – уточняет Сокджин.

Чимин неловко переминается с ноги на ногу.

– А Тэхён?

– А что Тэхён? – не понимает Чимин.

– Ваши с ним обжимания?

– Это Тэхён, он всегда такой, ты привыкнешь, – Чимин улыбается.

– А Хосок?

– Хосок? – улыбка Чимина чуть меркнет.

– Да, его эти «стараешься для меня, хозяюшка» и прочие, – Сокджин неопределенно машет пальцами в воздухе.

– У Хосок-хёна есть цель в жизни – довести меня, к этому ты тоже привыкнешь. Я до сих пор не понимаю, как его девушка это терпит.

– А это порно вчера с раздеванием, которое ты устроил? Или те эротические пляски в клубе?

– О, – Чимин всё-таки опускает глаза и теребит угол шарфа Сокджина. – Я просто очень люблю танцы и часто сильно увлекаюсь в процессе.

У Сокджина в голове разрыв шаблона. Он трёт переносицу и пытается втиснуть мир в новые рамки.

– Погоди, хён, ты вообще кем меня посчитал? – внезапно осознаёт Чимин и захлёбывается возмущением от своей догадки.

– Значит, никого, – повторяет Сокджин, игнорируя недовольного Чимина, и улыбается. – Тогда пойдем по длинному пути.

Он поправляет на Чимине футболку, смазано касается его губ своими, и предупреждает:

– Я зайду за тобой в восемь.

Когда за Сокджином закрывается дверь, Чимин ещё пару минут осмысливает происходящее, трогая губы, и вопит вслед:

– Эй!



~

– Санта в этом году принёс подарки дважды, – напевает Тэхён, развешивая гирлянды по комнате, – всё потому, что детишки очень-очень хорошо вели себя весь год.

Чонгук скептически разглядывает ворох цветных свертков и прицельно извлекает из него плоскую коробочку с ярким бантом.

– Хён? – неверяще переспрашивает он у сидящего в кресле Намджуна, разглядывая своё имя на упаковке. – Да ладно?

Намджун отрывается от игры в телефоне и разводит руками.

– Я должен был попытаться ещё раз.

Чонгук смеряет его взглядом и порывается открыть коробку.

– Нет, стой, ты должен дождаться остальных, они уже скоро придут! – Намджун так шустро подрывается с места, что Чонгук еле успевает убрать руку с подарком в сторону.

– Чтобы они вместе поржали? Нет, спасибо.

– Да нет там фэйла, я выбирал подарок вместе с Юнги-хёном, – Намджун тянется за рукой Чонгука. – Просто дождись остальных!

Под коленом у Намджуна что-то подозрительно хрустит, и они с Чонгуком переглядываются. Намджун слезает с дивана и рассматривает переломленную под его весом коробку с игрой, что он купил Чонгуку в прошлый раз.

– Вдребезги, – комментирует Намджун, рассматривая разломанный диск, – хорошо, что ничего важного, они же все равно тебе не нравились. Чонгук?

– Поздравляю, хён! – торжественно произносит Тэхён и вешает Намджуну на шею мигающую гирлянду. – Ты убил его любимых пони!

Чимин заходит в комнату в момент, когда Чонгук скидывает ржущего Тэхёна с дивана, а Намджун держит в руках разломанный диск, и испытывает сильное чувство дежа вю.

– Хён, – начинает Чимин, – если ты забыл про мой подарок и в этот раз, то ничего страшного, но больше не передаривай мне свои подарки от родителей, ладно?

– Это был полезный подарок! – возмущается Намджун и кидает в Чимина треснувшую коробку от диска.

Чимин ловит снаряд и смеётся.

– Прости, хён, но уровень моих кулинарных способностей совсем не улучшился даже после двух недель занятий.

– Зато другой уровень у тебя очень улучшился, – Тэхён поигрывает бровями и ныряет за диван, когда Чимин замахивается на него многострадальной коробкой.

– Зато в этой дыре наконец есть тот, кто умеет готовить что-то кроме рамёна, – замечает Чонгук. – Спасибо Джин-хёну, что он не дает нам умереть от пищевого однообразия.

– Значит, мой подарок всё же был полезен, – Намджун откидывается в кресле и неимоверно гордится собой. – Видишь, донсэн, хён заботится о тебе.

Тэхён придушенно ржёт из-за дивана, но Чонгук затыкает его подушкой прежде, чем тот скажет напрашивающуюся пошлость.

Чимин улыбается и ждёт, когда придут остальные. Ему не терпится узнать, оценит ли Намджун их совместную с Сокджином, Чонгуком и Тэхёном заботу, когда развернёт свой подарок и обнаружит милый фартук с изображением Флаттершай, поварёшку и ещё один сертификат кулинарных курсов.

@темы: группа: Topp Dogg, группа: BTS, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: PG-13

---

Отказные билеты

[KPF]

Дорогие друзья!

С сегодняшнего дня вы можете видеть в выкладке билеты, которые отличаются от обычных по цвету и оформлению. Это билеты, которые ввиду разных причин не были выполнены их изначальными обладателями - так называемые отказные билеты. Для того, чтобы интересные комбинации не пропали, добровольцы помогли нам и сделали работы на замену.
Эти билеты — особенные, пожалуйста, не обделяйте их вниманием)

Вы также можете помочь фесту и выполнить один или несколько отказных билетов.

Как это можно сделать:
— если у вас есть время и интерес на еще одно исполнение, вы можете связаться с нами по u-mail или написать на наш почтовый ящик [email protected];
— вам больше не придется полагаться на удачу — вы сразу увидите все доступные билеты (т.е. уже готовые комбинации "жанр+тема+ключ");
— если вы готовы сделать выбор — можете взять именно тот билет, который вам по душе)

Но! Обращаем ваше внимание, что отказные билеты не участвуют в лотерее, однако исполнители-добровольцы получат небольшой сувенир.

С уважением, организаторы K-Pop Fest ♥

@темы: [mod], fest: Winter lottery

---

Билет №164

[KPF]

Название: Изнутри
Пейринг/персонажи: Чондэ-центрик
Группа: EXO
Жанр: АУ, ангст
Рейтинг: G
Размер: 500x600
Перевод текста: оно сжигает изнутри
Описание: В день своего совершеннолетия Чондэ понял: от отца, которого он не знал, ему достались не только скулы и разрез глаз...

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: коллаж, рейтинг: G

---

Билет №394

[KPF]

Название: Красные кисти
Пейринг/персонажи: Бэкхён-центрик
Группа: EXO
Жанр: романс, экшн, киберпанк
Рейтинг: R
Количество слов: ~1900
Описание:: Бэкхён никогда не рыдал по утраченной человечности, никогда не помнил себя человеком. Он открыл глаза в лаборатории пятнадцать лет назад и с тех пор стал значительно более целым.

Бэкхён поправляет перевязь и снова прислоняется к стене. Его катаны на поясе даже в этой дыре говорят каждому не связываться, в лучшем случае Бэкхён покрошит два близлежащих квартала — и тут не о живых существах речь. В век, когда кузнецов почти не осталось, а ножами переставали пользоваться и за столом, холодное оружие могут позволить себе только те, кто с голыми руками опаснее взвода десантников. Для таких, как Бэкхён, закона не существует.
Его огибают по широкой дуге. Кожаная куртка, тяжелые ботинки, клепки имплантов, непроницаемая темнота глаз. Бэкхён знает, сколько стоят его глаза, произведение биоинженерного искусства, других таких нет. Прототип, как и многое в нем, слишком мощный, дорогой и сложный для сколько-нибудь массового производства. Бэкхён никогда не рыдал по утраченной человечности, никогда не помнил себя человеком. Он открыл глаза в лаборатории пятнадцать лет назад и с тех пор стал значительно более целым. За прошедшие пятнадцать лет Бэкхён обзавелся собственным кораблем класса Призрак, небольшим состоянием и репутацией уничтожившего влиятельный клан Чон вместе с детьми и деньгами. Бэкхён сам не знал, что у него есть принципы и ему так не нравится, когда их заставляют нарушать.
— Готово, — туман сгущается в невысокого парня. Его Призрака зовут Кёнсу и он стоит очень, очень дорого, дороже, чем весь этот грязный, прогнивший насквозь пиратский мегаполис. Возможно, дороже, чем вся эта чертова планета. — Я знаю, где это. Тебе скинуть или проводить?
— Можешь проводить. Я знаю, тебе интересно.
Кёнсу усмехается. У каждого Призрака собственная личность, так эффективнее, чем просто искусственный интеллект. Бэкхёну Призрак достался бракованный, приоритет владельца срабатывал не всегда, производственный дефект, слишком поздно выявленный. Его должны были уничтожить, одно-единственное оружие со свободной волей и полным отсутствием тормозов может изменить сложившийся баланс сил в Галактике, как удачно, что импланты Бэкхёна позволяли ему связываться с кораблем напрямую. Свободная личность Кёнсу была уж слишком свободная, он хотел уважения.
Кёнсу идет впереди, поднимаясь и спускаясь по лестницам, открывая двери и стараясь не наступать в дурно пахнущие лужи. Он не голограмма, как обычные высокоуровневые искусственные интеллекты, а вполне себе материальный объект, и, на вкус Бэкхёна, чересчур чистоплотный. По крайней мере, двери он мог бы открывать рукой, а не силовыми полями. Бэкхён ныряет в очередной сквозной коридор, проходит вслед за Кёнсу по грязным закуткам и внутренним дворикам и спускается в подвал.
— Дальше ты сам.
— Не хочешь пачкаться, да? — хмыкает Бэкхён. Кёнсу демонстративно смахивает с плеча мусор. За стальной дверью с видеокамерой их ждут четверо охранников и почти метр закрытого входа в бункер. Ничего серьезного, в общем-то. Главное — правильно двигаться, тогда кровь от попавших друг в друга охранников до Бэкхёна не долетит.
— Откроешь?
— Он открывается вручную изнутри.
— Правда, что ли? — иронизирует Бэкхён.
— Конечно, открою.
Самый приятный способ заставить Кёнсу что-то сделать — усомниться в его возможностях. Вход открывается, Бэкхён бесстрашно шагает внутрь, Кёнсу подавит охранную систему, стандартные хитрости ему не грозят. В глубине бункера еще немного охранников и тот, кто сделает его на шаг ближе к цели. Кёнсу жестом предлагает ему разобраться самому.
— Мне нужна информация, — говорит Бэкхён. — Можем сделать это быстро, можем тихо, информацию я все равно получу. — На него смотрят с ужасом, но пока не стреляют. — Где вы встретили Пак Чанёля?

Бэкхён полирует отдыхавшие сегодня катаны. Они одного размера, обе руки у Бэкхёна развиты одинаково хорошо, рукояти и кисти с красным шелком, настоящим шелком, Бэкхён любит роскошь.
— Я рассчитал курс, — из динамиков раздается голос Кёнсу. — Будем там послезавтра.
— Хорошо.
Бэкхён знает Пак Чанёля, в другое время, с другими людьми их отношения можно было бы назвать приятельскими. Но Пак Чанёль наемник и владелец собственной банды убийц, а Бэкхён абсолютно лишен сентиментальности. Иногда они работают вместе, иногда нет, Чанёль никогда не держал на него зла, даже после того, как Бэкхён лишил его половины убийц, но лично они друг против друга не выходили. Бэкхёну будет немного жаль, если он Чанёля убьет, но оно того стоит. Его цель стоит всего.
Последний оставшийся в живых из клана Чон, незаконнорожденный, а теперь выходит, что наследник, только наследовать там уже нечему. Первый, которого увидел Бэкхён и с которого все началось. Бэкхён выходит на середину тренировочного зала, ежедневные шестичасовые тренировки тоже начались с него. И две одинаковые катаны тоже его, Бэкхён не заказывал свои, это символ. Каждый раз, как касается рукоятей, Бэкхён сжимает руки на горле клана Чон.
Бэкхён знает, что Кёнсу за ним наблюдает, смотрит и не одобряет его одержимости, его бракованный Призрак заботится о владельце куда больше него самого, даже еду готовит. Не раз и не два Бэкхён просыпался от гуляющих по телу разрядов под напоминание Кёнсу о голодной смерти и антисанитарии на борту, не один десяток Кёнсу спасал его жизнь и находил важную информацию на бескрайних просторах Сети. Если Бэкхён умрет, Кёнсу ждут трудные времена. Даже Призракам нужно общение.
Бэкхён смывает под душем пот и легкую усталость тренировки, удовольствие, доступное лишь немногим избранным. Пять лет назад он понятия не имел, что такое настоящий душ, солдату клана Чон, пусть даже одному из лучших, такое не положено, ему надлежит исполнять приказы и убивать не задумываясь. Бэкхён и не задумывался, пока не стало слишком поздно. Пока дело не зашло так далеко, что у него появились принципы.

Куртка Бэкхёна забрызгана кровью, ботинки в осколках чужих костей и зубов, глаза все такие же темные, на лезвиях виден сложный узор. К волосам прилип лоскут чьей-то кожи, Бэкхён встряхивает головой, но лоскут держится крепко.
— Я опять проредил твою банду. Ничего личного.
— Слабаки, — беззлобно фыркает Чанёль. — Туда и дорога.
— Отойди, Чанёль. Я могу тебя убить.
— Прости, Бэкхён, от контрактов не отказываюсь. Мне будет тебя не хватать.
Шестеро его наемников обступают его за спиной, Бэкхён не оборачивается. По-настоящему опасен здесь один Чанёль, а остальные — что ж, возможно, они продержатся пятнадцать секунд. Бэкхён опережает их на долю секунды, доли ему всегда хватает, приседает, круговым движением вспарывает двоим животы, еще одного убивают выстрелы своих же товарищей. Выпрямляется он снова с Чанёлем лицом к лицу.
— Слышал, ты поставил себе что-то новенькое.
— А ты так и держишься за свое старье.
— Я очень хорошо умею им пользоваться.
Чанёль не любит ограничиваться одним оружием, он расстреливает магазины и берется за меч на длинной ручке, Бэкхён его терпеть не может из-за большой красной кисти, слишком похожей на кисти его катан. Трое оставшихся попадают под их клинки, Бэкхён и Чанёль слишком быстры даже для перекроенных почти полностью наемников. Рифленая подошва тяжелых ботинок Бэкхёна разбрызгивает кровь на полу, руки Чанёля длиннее, все время приходится помнить о них и о дополнительных сантиметрах ручки, катаны тускло блестят.
— Я все равно его достану.
— Никто не запрещает тебе пробовать.
Они стоят напротив друг друга, клинки почти соприкасаются. Бэкхён не знает, что в Чанёле изменилось с прошлого раза, но тот всегда был неравнодушен к огню. Имплантировать пиропсионику решится только самоубийца со стальными нервами, так что Бэкхён не удивляется, когда глаза Чанёля начинают меняться.
Бэкхён пинком поднимает в воздух с поллитра крови, маскируя прыжок, огонь с шипением проносится через красные капли, но Бэкхёна там больше нет. Время привычно замедляется, капли неспешно плывут вниз, звук запаздывает, огонь и мечи переплетаются. Под языки этого пламени попадать нельзя даже краем одежды, Чанёль использует огонь вместо второго клинка, Бэкхён держится на расстоянии и ждет ошибки. И ошибается, не зная, что свалено на стеллажах вдоль стен, он не готов, когда детонирует взрывчатка иего швыряет сквозь стену. На второй стене Бэкхён успевает сгруппироваться, а после третьей затормозить, он проламывает пол, здесь гостей явно не ждали, на этаже ниже у него будет преимущество.
Чанёль появляется почти сразу, с сожалением отмечая отсутствие повреждений. Не то чтобы он на самом деле надеялся, что на Бэкхёна такое подействует, но жаль все равно. Обе его катаны танцуют в опасной близости, Бэкхён сильнее и опытнее, он не лгал, когда говорил, что может убить Чанёля, тот слишком опасный противник, чтобы сдерживаться. В чем-то это Чанёлю льстит, Бэкхён видит его улыбку.
— Кто тебе заплатил?
— Прости, не скажу.
— Не он же сам это сделал, — рычит Бэкхён. Чанёль скалится и делает выпад, разрезает куртку на плече Бэкхёна, тот снимает прядь волос на макушке. Пол, стены — какая разница, рыхлые дешевые конструкции не преграда для усиленных скелетов. Здание не такое высокое, на головы им не свалится, не сразу, по крайней мере, они оба не обращают внимания, когда ломают несущие конструкции. На краю сознания Бэкхён различает неясное бормотание, слева, как удачно, что он в ту сторону Чанёля теснит.
Взмах. Звон. Удар. Удар. Выпад. Финт с подсечкой. Чанёль промахивается, улетает от пинка в грудь. Бэкхён шагает за ним, в лишенный двери проем и замирает. Напротив, в густом растворе, утыканный трубками и катетерами последний из клана Чон. Бэкхён замирает, клинок Чанёля срезает кожу с его скулы, лезвие скрежещет по искусственной кости, он даже не замечает.
«Чанёль, стой!» — это его голос.
Бэкхён поднимает катану на мгновение позже, чем нужно, Чанёль почти успевает ударить. И точно успевает понять, что сейчас умрет.
Бэкхён идет мимо, кладет ладонь на толстое стекло. Плевать ему на Чанёля, если тот перестанет мешать.
—Я тебя нашел.
«Убьешь меня?»
— Если захочешь.

Минсок почти такой же, как он запомнил. Темно-рыжие волосы, длинные ресницы под росчерком бровей, аккуратные руки. Пять лет неподвижности превратили его в высохшую мумию, восстановление будет долгим. Пока сам он может только дышать. Бэкхён приходит к нему каждый день, подолгу сидит возле кровати и слушает его дыхание. Иногда Минсок просыпается, и они говорят, иногда нет, и Бэкхён просто молчит. Пятнадцать искусственных процентов тела Минсока позволяют им общаться без слов.
«Спасибо, что не убил Чанёля», — думает Минсок.
— Дался он мне, — ворчит Бэкхён, кладет голову на кровать и опускает руку Минсока сверху. Пальцы Минсока в его волосах, почти забытое ощущение.
«Я думал, ты умер. Мне сказали, что это ты».
— Я тебя не предавал. Я не убивал твою семью, — горло перехватывает.
Пять лет назад в клане Чон обострилась борьба за власть, отец убрал Минсока первым, опасаясь конкуренции, хотя честолюбия тот не проявлял. Умный, сильный, талантливый — слишком привлекательная фигура, рано или поздно кто-то использовал бы его в своих интересах. Отец Минсока прекрасно знал, кому тот доверяет и кто доверяет ему, было несложно отдать Бэкхёну несколько не связанных на первый взгляд друг с другом приказов и выставить убийцей своей любовницы и побочных детей.
«Знаю. Потому и подумал, что тебя больше нет».
Это было бы не первое убийство женщины и детей, и уж точно не последнее, Бэкхён никогда раньше не задумывался над приказами, никогда его именем не прикрывались другие. Бэкхён не знал, что ненавидел больше — то, что клан заставил его предать, или то, что ему было все равно, пока не стало слишком поздно. Стоя на столе в конференц-зале с отрезанной головой главы в поднятой руке, Бэкхён клялся всем собравшимся членам, что убьет каждого и обратит богатство и влияние клана в прах. Он надеялся, что месть избавит его от чувства вины.
— Было похоже, что меня можно убить?
«Против тебя был бы весь клан, и мой отец первый».
— Я с него начал.
«Кто-то остался?»
— Нет. Что ты жив, я узнал год назад.
Минсок едва заметно шевелит пальцами, гладит его по голове. Все закончилось, но от тоски и запоздалого страха у Бэкхёна щемит в груди, он вжимается лицом в бедро Минсока и беззвучно воет.

@темы: группа: EXO, fest: Winter lottery, работа: авторский текст, рейтинг: R